– Конечно, нет, сэр, – ответил официант. У него был гаитянский акцент. – Вы гости мистера Мак‑Гэвина. Пожалуйста, заказывайте всё, что вам угодно.

– Дайте нам минутку, – сказал Дон.

– Безусловно, сэр, – ответил официант и исчез.

– То, что Мак‑Гэвин предлагает – это… – начал Дон, и затих. – Это… я не знаю… какое‑то безумие.

– Безумие, – повторила Сара, словно возвращая ему это слово.

– То есть, – сказал он, – когда я был молод, то хотел жить вечно, но…

– Но ты примирился с мыслью о том, что…

– Что я скоро умру? – сказал он, вскидывая брови. – Я не боюсь об этом говорить. И да, я думаю, что примирился с этой мыслью, насколько это вообще возможно. Помнишь, как прошлой осенью приезжал Айвен Кремер? Мой давнишний приятель? Мы пили кофе и, в общем, оба знали, что это наша последняя встреча, что мы разговариваем в последний раз. Мы говорили о наших жизнях, карьерах, о детях и внуках. Это было как… – он поискал слово и нашёл его: – подведение итогов.

Она кивнула.

– В последние годы я часто думала: «Должно быть, я здесь сегодня в последний раз». – Она окинула взглядом зал ресторана. – Это даже не всегда было грустно. Множество раз я думала «Слава Богу, мне больше не придётся этого делать». Продлевать паспорт. Или проходить обследование, типа тех, что заставляют делать каждые пять лет. Такого рода вещи.

Он хотел было ответить, но снова появился официант.

– Вы сделали выбор?

Даже не приблизились , подумал Дон.

– Нам нужно больше времени, – сказала Сара. Официант вежливо склонил голову и снова исчез.

Больше времени , подумал Дон. О том и речь – что внезапно станет больше времени.

– Так значит, он говорит, омолодить тебя на тридцать восемь лет, чтобы ты всё ещё была жива, когда придёт следующее сообщение?

– Омолодить нас , – твёрдо поправила его Сара – по крайней мере, он это так воспринял, потому что дрожь из её голоса теперь никогда полностью не исчезала. – И, по правде говоря, нет нужды этим ограничиваться. Нам ведь в этом случае будет всего около пятидесяти.

Она помолчала секунду, чтобы собраться с мыслями.

– Я помнится, читала про всё это. Там говорилось, что они могут вернуть тебя к любому возрасту больше того, когда тело перестаёт расти. Ты не сможешь снова стать подростком и, вероятно, не стоит возвращаться к возрасту меньше двадцати пяти – меньше возраста, когда прорезаются зубы мудрости и окончательно срастаются кости черепа.

– Двадцать пять, – сказал Дон, словно пробуя число на вкус. – И затем ты снова старишься с нормальной скоростью?

Она кивнула.

– Что позволит нам получить ещё два ответа от… – Она понизила голос, вероятно, сама удивившись, что пользуется терминологией Мак‑Гэвина. – От моего корреспондента.

Он хотел было возразить, что Саре будет больше ста шестидесяти ко времени получения второго ответа – но это, опять же, хронологический возраст; физически ей будет лишь около ста. Он тряхнул головой, чувствуя себя странно дезориентированным. Лишь около ста.

– Похоже, ты много об этом знаешь, – сказал он.

Она склонила голову на бок.

– Я прочитала несколько статей, когда процедура только появилась. Из праздного любопытства.

Он прищурил глаза.

– И всё?

– Конечно. Разумеется.

– Я никогда даже не думал о том, чтобы прожить больше ста лет, – сказал он.

– Конечно, нет. С чего бы? Кто станет фантазировать о том, чтобы столько лет быть старым, дряхлым и больным? Но это  – это другое.

Он посмотрел на неё, изучая её лицо так, как не делал уже много лет. Это было лицо очень старой женщины, такое же, как его собственное, лицо очень старого мужчины – всё в морщинах и складках.

Ему вдруг пришло в голову, что их самое первое свидание тогда, десятки лет назад, также закончилось в ресторане с камином, после того, как он вытащил её на премьеру фильма «Звездный путь 4: Путешествие домой». Он вспомнил, как прекрасны были её плавные черты, как поблёскивали её волосы в пляшущем свете камина, как ему хотелось без конца смотреть на неё. Вопрос о возрасте поднимался и тогда – Сара спросила, сколько ему лет. Он сказал, что ему двадцать шесть.

«О, мне тоже! – сказала она с явным удовольствием. – А когда у тебя день рождения?»

«Пятнадцатого октября».

«У меня в мае».

«О, – ответил он игривым тоном. – Зрелая женщина».

Это было так давно. И вернуться в тот возраст! Безумие.

– Но… но что ты… что мы будем делать всё это время? – спросил он.

– Путешествовать, – сразу ответила Сара. – Огородничать. Читать хорошие книги. Учиться.

– Хмммммф,  – сказал Дон.

Сара кивнула, по‑видимому, признавая, что ей не удалось его соблазнить. Но потом она порылась в своей сумочке и вытащила из неё датакомм, нажала на нём несколько кнопок и протянула ему. На экране было изображение маленькой Кэсси в голубом платьице и с косичками.

– Смотреть, как растут наши внуки, – сказала она. – Играть с правнуками, когда они появятся.

Он шумно выдохнул. Быть у внуков на выпускном, быть гостем на их свадьбах. Это и правда заманчиво. И всё это будучи отменно здоровым…

– Но захочется ли тебе быть на похоронах собственных детей? – сказал он. – Потому что так и будет. Я уверен, что процедура рано или поздно упадёт в цене, но не так быстро, чтобы Карл и Эмили ею воспользовались. – Он подумал было добавить «Может статься, нам и внуков придётся хоронить», но не смог озвучить такую мысль.

– Кто знает, как быстро будет падать цена, – сказала Сара. – Но идея о том, чтобы провести ещё не одно десятилетие с детьми и внуками, очень привлекательна… независимо от того, что случится в конце.

– Может быть, – сказал он. – Может быть. Я просто…

Она потянулась над тёмной полированной поверхностью стола и коснулась его руки.

– Боишься?

Со стороны Сары это было не обвинение – дружеское участие.

– Думаю, да. Немного.

– Я тоже, – сказала она. – Но мы пройдём через это вместе.

Он вскинул брови.

– Ты уверена, что сможешь меня выдерживать ещё несколько десятилетий?

– На иное я и не согласна.

Снова стать молодым. Это была головокружительная мысль, и да, страшноватая тоже. Но, надо признать, и страшно интересная. Он, однако, никогда не любил принимать чьи‑то милости. Если бы процедура была чем‑то, что он мог бы хотя бы теоретически себе позволить, она вызвала бы у него куда больше энтузиазма. Но даже если он продаст дом, продаст все акции и ценные бумаги, которыми владеет, ликвидирует все активы, то всё равно не сможет даже начать оплачивать подобную процедуру даже для одного из них, не говоря уже об обоих. Чёрт, да даже Коди Мак‑Гэвин задумался , прежде чем согласиться потратить такую прорву денег.

Идею о том, что Сара – единственная, кто способен общаться с инопланетянами, Дону казалась глупой. Но омоложение невозможно забрать обратно: что сделано, то сделано. Если окажется, что Мак‑Гэвин был неправ относительно решающей роли Сары, у них всё равно останутся их лишние десятилетия.

– Нам будут нужны деньги, чтобы жить, – сказал он. – Я хочу сказать, мы не планировали пятьдесят лет пенсии.

– Верно. Я попрошу, чтобы Мак‑Гэвин устроил мне должность в университете или платил какую‑нибудь стипендию.

– А что дети подумают? Мы же станем физически моложе их.

– Ничего не поделаешь.

– И мы таким образом лишаем их наследства, – добавил он.

– Которое всё равно не сделало бы их богатыми, – с улыбкой ответила Сара. – Я уверена, они будут очень рады за нас.

Официант вернулся, несколько обеспокоенный возможностью того, что его снова могут отослать.

– Вы уже приняли решение?

Дон посмотрел на Сару. Для него она всегда была прекрасна. Она была прекрасна сейчас, она была прекрасна в пятьдесят, она была прекрасна в двадцать пять. И когда её черты колебались в свете пляшущего пламени, он будто видел её лицо во всех возрастах одновременно – на всех стадиях прожитой вместе жизни.