Ольга пошла. Конечно, надо действовать хотя бы так, как Мария: убивать фашистов. Можно прямо на улице, — подкрасться и камнем по голове. Можно пойти переводчицей к большому начальнику, — и стулом по голове.

Ольга остановилась. Дети! Разве товарищ Пахол сможет спасти их? Ведь его в любое время могут перевести на постой в другой город. Ольга с утра не была дома. Может, с детьми что-нибудь случилось? Ольга огляделась: ей надо на Пушкинскую, а это что за улица? Это — Рымарская, совсем в другом конце. Рымарская. Рымарская, девятнадцать. Что такое — Рымарская, девятнадцать?

Рымарская, 19, майор Фогельзингер!

Ольга пустилась чуть не бегом. «Мария! Мария!» — стучало у нее сердце…

Ольга быстро нашла нужную квартиру. Это был пятый этаж. Не переводя дыхания, Ольга постучалась. И, уже постучавшись, бросилась вдруг назад. В эту минуту дверь отворилась. На пороге стояла старушка.

— Майор Фогельзингер? — запыхавшись, спросила Ольга.

Старушка молча посторонилась и пропустила Ольгу. Затем она направилась в глубь передней, постучала в дверь и, не останавливаясь, прошла дальше по коридору. Квартира была коридорной системы.

Дверь отворилась, на пороге стоял майор. Он был в тужурке армейского покроя, но просторной, как пижама, и без погон.

— О?! — воскликнул майор. Он был неподдельно изумлен. — Вот не ожидал!..

Ольга вошла в комнату и остановилась посередине. «Мария! Мария! Как ты это сделала?»

— Вы взволнованы, фрейлен? Что с вами случилось, фрейлен Ольга? — участливо спросил майор.

Ольга смотрела на него.

Майор подошел, взял из рук Ольги перчатки и положил их на подзеркальник. Затем он остановился, ожидая, когда Ольга снимет пальто. В комнате было жарко.

— Битте?

Ольга стала расстегиваться. Майор принял у нее из рук пальто и тоже положил на подзеркальник. Комната была большая, просторная, широкий диван, дорогая обстановка, весь пол устлан ковром, ковры на стенах, на коврах картины. Здесь жил, вероятно, какой-нибудь врач, инженер, адвокат. В шведском шкафу стояли тома энциклопедии. В комнате было душно.

Майор придвинул кресло, и Ольга села. Майор опустился на диван.

— Не надо слов, фрейлен, — тихо сказал майор, — все попятно. Нужда стала несносной. Простите! — спохватился он, заметив движение Ольги. — Не будем говорить об этом. Итак, фрейлен, вы решили начать работу? Это неважно, овладели вы или нет немецкой стенографией. Мне со стенографией не к спеху. Но переводчица мне очень нужна. Моя переводчица никуда не годится. Она на каждом шагу делает ошибки.

Ах вот как! Переводчицей! Ольга наконец поняла. Мария пошла переводчицей в гестапо и убила начальника. Сегодня ее повесили. Да, да, Ольга пришла, чтобы стать на работу переводчицей.

— О детях, фрейлен, не беспокойтесь, — сказал майор, — я могу направить их в специальное детское учреждение, там их будут кормить, будут за ними присматривать, а по субботам вы сможете брать их до понедельника домой и приводить к матери. А больной матери, пока им не вернетесь вечером с работы, все необходимое можно оставлять около постели. Вы будете получать хороший паек.

Ольга спокойно смотрела на майора. Он хочет подкупить ее своим добрым сердцем. Что может быть коварней и страшнее доброго сердца у врага? Он хочет обезоружить своим «добрым сердцем». Кого? Одну ее? Даже если бы он желал добра не только ей, а и всему народу завоеванной страны, все равно — он завоевал страну, он принес бедствие народу, истребил его. Не истреблял? Так потворствовал этому. Допустил, чтобы его страна истребляла. Ольга убьет его. Убивать надо и гестаповцев, и эсэсовцев, и фашистов — всех, кто ступил ногой на чужую землю. Есть немцы — не фашисты? Как не быть! Есть немцы, которые сами клонят спину под пятой и пытками гитлеризма? Их, наверное, очень много. Но они допустили, чтобы в их стране утвердился фашизм. Они должны были бороться! Ольга не знает, кто такой майор, может, он и не фашист, может, у него в самом деле доброе сердце. За это доброе сердце, доброе и для фашистов и для нее, она его и убьет. Как же это — убивают?

— Я прямо из гестапо, — наконец заговорила Ольга. Она не думала, что скажет об этом. Зачем она об этом сказала?

Майор поднялся с дивана и устремил на Ольгу пристальный взгляд.

— Моя подруга убила начальника гестапо, и меня вызывали на допрос, чтобы выяснить, что мне об этом известно.

Наступила долгая пауза.

— Фрейлен Ольга, вы ничего не знаете? — тихо сказал майор. Трудно было понять — спросил он или сказал утвердительно. Скорее сказал утвердительно.

На вопросительный взгляд майора Ольга ответила вызывающе:

— Я знаю, что она ненавидела фашистов.

Майор долго молчал. Молчала и Ольга. Зачем она все это говорит ему? Единоборства она хочет, что ли?

Наконец майор сказал:

— Неужели вы, фрейлен Ольга, настолько наивны, что думаете, будто немцы рассчитывают на любовь завоеванных народов? Завоеватель знает, что его ненавидят. Все дело в том, чтобы умерять ненависть и держать покоренных в повиновении. Извините, фрейлен, если это звучит цинично. Но это — война. Я понимаю, вы ненавидите меня за то, что я завоеватель. Но, фрейлен Ольга, на суде своего сердца примите во внимание, что я — солдат.

Майор отвернулся, затем подошел к столу, поискал портсигар и закурил.

— Простите! Вы, может быть, курите?

Ольга взяла папиросу. Сегодня она еще не курила. Какое это счастье — закурить! Папиросы были наши, советские — «Люкс».

Ольга жадно затянулась. Все было так, как она думала: враг начинает оправдываться тем, что он солдат. Тем хуже. Значит, в твоих руках — оружие. Почему же ты не обратил его против зверя?

Майор прошелся по мягкому ковру. Сапоги его не скрипели, они тонули в пушистом ворсе.

— В гестапо вы больше не пойдете, — сказал майор, — не волнуйтесь, фрейлен: у меня есть знакомые, я позвоню и договорюсь. Вас больше не станут вызывать, раз вы будете у меня работать.

Ольга с ненавистью следила за его движениями и с наслаждением вслушивалась в каждое его слово. Она покорила сердце врага! Быть может, он проявит свою широту и по отношению к миллионам людей на захваченной гитлеровцами земле? Быть может, он и о них позвонит знакомому в гестапо? А может, он позвонит самому фюреру, чтобы тот положил конец ужасной войне и отказался от «Майн кампф»? Ольге хотелось расхохотаться. Это начиналась истерика. Ольга насилу сдержалась. Вдруг она увидела, что на столике, тут же за ее креслом, стоит радиоприемник. Она сначала его не заметила. Разве теперь можно слушать радио? Машинально она протянула руку. Майор заметил движение Ольги и предупредительно вставил вилку в розетку. Циферблат засветился, аппарат загудел. Красивый аппарат советской марки «Т-6». Точно такой же был у Ольги. Из аппарата лилась какая-то речь на немецком языке.

— Вы, вероятно, хотите послушать красивую музыку? Простите…

Майор отвел пальцы Ольги и сам стал вертеть переключатель, — стрелка побежала по шкале: обрывки речей, песен, сообщений, музыка…

Майор остановился на пустоте:

— Вы хотите Лондон? Париж? Будапешт? Вену? Ольга растерянно смотрела на майора. Музыку? Лондон? Париж?

— А! — улыбнулся майор. — Вы, фрейлен, хотите Москву!

Ольга побледнела. Москву! Шесть раз она читала в немецких сводках о том, что немцы вступают в Москву. Но она знала, что Москва не занята. Возможно ли это — услышать Москву?.. И вдруг Ольга похолодела. Из репродуктора несся знакомый, самый знакомый из всех голосов — голос московского диктора. Полгода не слышала она его, но узнала бы среди всех голосов мира.

Майор учтиво ждал. Любопытно ли послушать фрейлен Ольге эту передачу?

Диктор читал какую-то статью. Это не была военная статья. По воле советских народов за двадцать лет расцвел некогда дикий Казахстан. Он стал богатой и могучей страной. Теперь, в дни войны, Казахстан, как и другие советские республики, смог принять людей и хозяйство захваченных гитлеровцами земель. За шесть месяцев всенародной Отечественной войны Казахстан благодаря своей силе и помощи эвакуированных людей и машин стал, вместе с другими республиками, боеспособным. Глинистая пустыня обратилась в арсенал Красной Армии: там были сооружены оборонные заводы. Голодная степь превратилась в житницу фронтов. Сейчас Казахстан начинает весенний сев. Страна должна собрать богатый военный урожай. Нельзя потерять ни одного зерна…