Ольга…

— Я еще не рассказал вам о себе, — сказал я.

Инженер молчал. Я должен был сообщить ему, как обстоит дело с рабочими карточками. Но ведь Миколайчик погиб и карточек не было. Впрочем, карточки сейчас были не нужны. Инженеру от меня ничего не было нужно.

Действительно — о чем было мне докладывать? О том, что и здесь все провалилось? О том, что наши связи с городским подпольем тоже погибли?

— Явки нашли? — все-таки спросил Инженер.

— Одну, но без всяких связей.

— Провалились?

Я коротко рассказал о Миколайчике, о библиотекарше, о женщине с платком у могилы академика Багалея и ее подруге, замурованной в чуланчике за кухней.

Инженер грустно покачал головой.

— Вот видите, и здесь все оборвалось…

Мы молчали, ни о чем не думая. Потом Инженер спросил, так, лишь бы о чем-нибудь спросить:

— Кажется, вы раньше не работали в подполье? До революции или во время гражданской войны?

— Нет. А вы?

— И я не работал.

Мы не были стойкими, мы не были закалены в борьбе, мы не умели найти выход.

— Что это за женщина с платком? — спросил еще Инженер. — Вы верите ей? Она не провокатор?

— Нет. Представьте себе, случилось так, что это моя знакомая. Я знал ее раньше. В прошлом году, осенью, мы вместе уходили из города на восток.

— А та, другая, в чуланчике?

— Мне кажется, ей можно верить.

— Чем они могут помочь нам?

— Ничем.

Инженер сидел, опустив голову на грудь. Сосны шумели над нами своими вершинами. Солнце пробивалось сквозь ветви и жгло нам спины. Оно было очень приятно, это осеннее тепло.

— А старый слесарь? — спросил Инженер. — Тот, который подарил вам зажигалку?

— Ему под шестьдесят.

— Ну, немцы и шестидесятилетних берут на работу.

— Это вы о чем?

Инженер сказал безразлично:

— Может, вы уговорили бы его пойти на работу на железную дорогу. А может, через него можно найти здесь слесарей? Хотя бы таких, как он, старичков?

— Н-не знаю… Это ведь надо начинать издалека… Присматриваться, изучать, потом исподволь агитировать… Разве мы сумеем это сделать?

— Трудно… — вяло согласился Инженер.

— А женщин, — спросил я, — немцы берут на железную дорогу?

— Это вы о чем? Кажется, берут. — Он криво улыбнулся. — Думаете превратить наших девушек в слесарей? Ту, которая с платочком, и ту, которая в чуланчике?

— Нет. Я вспомнил про Василину в Туманцах. Она ведь трактористка. Должна понимать толк и в слесарном деле. Может, у нее есть еще подруги или товарищи…

— Это надо начинать издалека, — повторил Инженер мои слова.

Солнце грело нам спины, и сейчас это было, пожалуй, единственное ощущение, которое связывало меня с жизнью. Я ощущал солнечное тепло, и этого мне было достаточно. У меня уже не было сил не спать по ночам, убегать по улицам от полицаев, прятаться в силосных ямах, продираться сквозь заросли в лесах, сидеть в кафе без паспорта, кричать перепелом, изображать приспособленца, ломать голову над тем, что же будет дальше.

— Все погибло, — сказал Инженер. — Надо все начинать сызнова.

— Все погибло. Надо все начинать сызнова.

— Жарко, — сказал Инженер.

— Да, сентябрь, а такая духота.

Инженер снял пиджак.

Я тоже расстегнулся.

Инженер спросил:

— Так что же Миколайчик велел им с этим офицером?

Я коротко повторил: сообщить, когда план будет закончен.

— И только?

— И только.

— И никаких указаний насчет того, что делать дальше? Никаких поручений добыть план?

— Нет. Да и как его добыть? Украсть? Сразу заметят и в план внесут изменения. Снять копию? Каким образом? Ведь майор спрятал план в сейф?

— Конечно, — произнес Инженер, — лучше всего было бы, если бы майор сам открыл сейф и отдал план вашей знакомой.

Он, кажется, иронизировал. Я покосился на него, — на лице его изображалась только печаль. Ему было не до иронии.

— Знаете, — сказал Инженер, — городские подпольщики задумали трудное, но стоящее дело. Раздобыть план подземной сети, это значит предотвратить разрушение города при отступлении. Операция не хуже нашей. Может, нам подумать о том, как им помочь?

Я пожал плечами.

— Если мы останемся здесь, наш долг попытаться выполнить порученную нам операцию. Выполнить или умереть — таков приказ. Кобец и остальные товарищи умерли. Мы живы. Значит…

— Эта операция ничем не хуже нашей, — повторил Инженер с некоторым раздражением. — И зацепка есть: эта ваша девушка с платком, которая работает переводчицей у майора. — Он говорил сердито. — Мы сколачиваем новые кадры с помощью старого слесаря здесь и Василины — в Туманцах. Даже если не наберется одиннадцать человек, обойдемся четырьмя-пятью. Времени у нас, кажется, достаточно. — Он невесело улыбнулся. — Не знаю, какой нужен срок для того, чтобы фронт вернулся от Сталинграда сюда, а нам для создания новой группы достаточно будет двух-трех месяцев. Я уверен, что в самом непродолжительном времени мы установим связь с местным подпольем. Миколайчик, который осуществлял эту связь, погиб, но ваша знакомая жива, значит тот, кто давал поручения Миколайчику, начнет ее разыскивать и найдет. Таким образом мы свяжемся с местным подпольем, а через него установим связь с Большой землей и попросим указаний. Ваша знакомая с платком должна оставаться на месте и делать свое дело: ходить на могилу Багалея. Но план необходимо скопировать немедленно, пока майор не спрятал его в другое место.

— А как же быть с майором? Разве майор даст скопировать?

— Майора можно убить.

— На его место назначат другого, а в план сети внесут изменения…

— Ерунда! — рассердился Инженер. — Проложить сеть это дело затяжное. А когда начнутся морозы, никакие подземные работы вообще не будут возможны. Другой сети они до весны сделать не смогут. Кроме того, чтобы не вызвать подозрений, план можно скопировать и положить опять в сейф.

— А убитый майор?

— Ну, — развел руками Инженер, — почему они непременно должны подумать, что майор убит в связи с этим идиотским планом? Любого гитлеровца могут убить партизаны, а он ведь начальник обороны города. А потом я ведь не предлагаю окончательное решение. Все это еще надо обмозговать, прикинуть, найти самый лучший вариант… Вы, кажется, улыбнулись?

— Нет.

— Нет, вы улыбнулись! — с раздражением сказал Инженер. — А улыбаться нечего! Раз Кобца нет, я принимаю на себя командование. Не понимаю, чего вы улыбаетесь!

— Простите, — сказал я, — это у меня чисто нервное: непроизвольная, глупая улыбка.

Я встал перед Инженером.

— Да! — успокоился Инженер. — Прошу вас слушать и выполнять мои приказания.

— Слушаю, — сказал я.

Теперь мы стояли друг перед другом, чуть не вытянувшись в струнку. Но глупая, нервная улыбка не сходила с моих губ. Он был начальником, а всех подчиненных был — один я.

— Связь со штабом потеряна, — констатировал Инженер. — Таким образом, наша группа будет действовать самостоятельно, по собственному усмотрению, но исходя из порученного нам задания. Понятно?

— Понятно.

— Сейчас перед нами три задачи. Первая: пополнить кадры. Вторая: продолжить подготовку нашей операции на железнодорожном узле. Третья: помочь местным подпольщикам добыть немецкий план уничтожения города.

— Понятно.

Инженер задумчиво огляделся. Кажется, все?

— Да, вот что еще: сегодня же сведите меня с вашей приятельницей. Вы думаете, она может стать полноправным членом нашей группы?

— Да.

— А та, другая, в чуланчике?

— Вероятно. Лучше потом…

— Ладно. Сколько вам нужно времени, чтобы привести сюда вашу приятельницу?

— До часу она на работе у майора.

— Значит, после часу? — Он посмотрел на часы. — Четверть двенадцатого.

— В четверть второго она будет дома. В два мы будем здесь.

— Прекрасно. Я жду вас.

Я застегнул пиджак.

— Можно идти?

— Идите.

Он протянул руку.

Я пожал ему руку, а он заглянул мне в глаза. На его губах блуждала невеселая извиняющаяся улыбка, точно он просил у меня прощения.