В тот самый день, когда Гиммлер в неметчине послал на виселицу генералов и высших офицеров, подложивших бомбу в ставку Гитлера, в Голландии вспомогательная уголовная полиция расстреляла еще одну группу патриотов, поскольку у них было найдено оружие. Оба сообщения мы прочитали в одной и той же газете. Мне представилось, будто меня столкнули в черную кипящую реку и я должна переплыть на другую сторону, на зеленый и солнечный берег. Назад пути не было, и я изо всех сил рвалась на другой берег, туда, где свобода. Однако тот берег был далеко, слева и справа от меня тонули люди, и я, превозмогая усталость и отвращение, отчаянно барахталась в черной воде, которая все прибывала и бурлила, и все больше пахло в воздухе кровью и пороховым дымом.

«ВВС»

Приблизительно в середине августа значительная часть американо-канадских войск прорвалась во Францию и, обойдя Париж, двинулась к северу. Они сломили сопротивление немцев и достигли бельгийской границы в тот момент, когда другие части десантных войск готовились освободить Париж.

— Они у бельгийской границы! — воскликнул Рулант. — Ребята, это звучит невероятно — и тем не менее это правда…

Мы еще раз склонились над старым школьным атласом, единственным имевшимся в штабе, высчитывая, сколько примерно осталось километров до приближающихся к нам освободительных войск.

— Скажем, километров двести, — определил Вейнант.

— А может быть, если они уже продвигаются по Бельгии, тогда всего каких-нибудь сто пятьдесят километров, — сказал Франс.

— Если они будут держаться побережья, как теперь, — заметила Ан, — то за неделю дойдут до Зеландской Фландрии.

Мы глядели друг на друга. Трудно было поверить, что такие географические названия, как северная Франция, Бельгия, Зеландская Фландрия, уже упоминаются в военной сводке. Я заметила, что Тинка ущипнула себя за руку. И сама я готова была ущипнуть себя. Окруженные заклятыми врагами, чувствуя постоянно, что мы скованы в своих действиях, мы жили в отравленной атмосфере: смертные приговоры, тюрьмы, переполненные борцами Сопротивления, пересыльный лагерь для евреев в Вестерборке и два концлагеря для политических заключенных в Амерсфорте и Фюхте… Неужели все те ужасы, которые пришлось пережить людям в Белоруссии, в Прибалтийских странах, в Польше, на Балканах, теперь предстоит испытать и нам, жителям этого крохотного уголка Европы, этого глинисто-песчаного края, где мы сумели выстоять против врага?..

— Я никогда не хотел быть на месте наших фашистов, — наивно заметил Вихер. — Ну, а уж теперь-то им и вовсе солоно придется…

— Жарко им будет, — сказал Рулант, довольно ухмыляясь во весь рот, будто ему-то эта жара была нипочем.

— И здорово жарко — добавил Вейнант.

Мы шутили, чувствуя, что в душе зарождается уверенность. Даже я, хотя я никогда не решалась делать какие бы то ни было предсказания и боялась поверить малейшей надежде на лучшее будущее, смеялась вместе с товарищами. Это был первый беззаботный смех за долгое время. А мои глаза наполнялись слезами. Я хотела вытеснить из своего сердца все, что меня тревожило, все горькие воспоминания; однако они были тут, и я не могла удержать слез.

Каждый день приходили волнующие известия. Наши французские братья по Сопротивлению, маки, о которых мы так часто слышали в сообщениях английского радио как образце решительности, мужества и ловкости, приступили к крупным операциям. На юге и в центре Франции, где немцы все еще упорно держались, маки начали беспримерную охоту. С одними ружьями и пулеметами они гнали на запад прекрасно вооруженные нацистские войска… Мы не отходили от радио, боясь упустить хоть один шаг наших французских братьев. Они очистили от врага целые районы во французских Пиренеях и затем уничтожили нацистские гнезда, которые еще уцелели южнее Парижа.

Париж стал фронтом.

Я снова увидела Париж таким, каким он был в моих воспоминаниях. Франс также побывал однажды в Париже, а Рулант во время гражданской войны в Испании ненадолго приезжал в Париж с поручением. Все мы думали о Париже. Мы пытались описать его тем товарищам, кто не знал его, но для кого самое слово «Париж» звучало, как ни одно другое географическое название в Западной Европе.

В самом конце августа Би-би-си сообщило, что в Париже начались бои. В город не вступил еще ни один союзный солдат. Рабочие, патриоты, девушки и женщины Парижа построили баррикады и обстреливали оккупантов из самого примитивного оружия.

Франция, Марианна!.. Париж сам освободил себя. Все это произошло в течение нескольких суток.

Почти целый день сидели мы возле радио и жадно ловили каждое новое известие об освобождении Франции. Мы, девушки, без конца принимались сморкаться, а мужчины сыпали ругательствами и шумели, и все мы готовы были разреветься от радости.

Освобождение Парижа произошло так же внезапно, как внезапно с шумом вылетает пробка из бутылки. Ничто больше не препятствовало жидкости выливаться. Нацистские войска в беспорядке удирали что было мочи. Союзникам почти не приходилось вступать в сражения.

День за днем мы сидели у нашего старенького радиоприемника в надежде услышать новые радостные известия. За этим занятием нас застал Флоор, приехавший с последними инструкциями.

— Задания прежние… Захватывать наиболее опасных полицейских, прежде всего коллаборационистов. Конец близок, хотя они еще попытаются многим из нас свернуть шею… Но так или иначе они приговорены подпольем. Они у нас больше не числятся в живых… Ликвидация Оббе Схаафа была первоклассной операцией!

Он кивнул в сторону Вихера, который молча, тихо сидел в тени, за спиной Руланта.

— А теперь я сообщу вам еще кое-что, — сказал Флоор, свернув себе жалкую сигарету и выпив стакан нашего водянистого пива. — Организации Сопротивления в настоящее время больше, чем прежде, помогают друг другу. Члены их руководства постоянно совещаются между собой. Теперь намечается кое-что новое. Очень скоро нам предстоит, я надеюсь, организовать свои внутренние войска, такие же, как у французов… По-моему, борьба переходит в свою последнюю стадию, или я ничего не понимаю.

Сообщение об организации собственных внутренних войск мы восприняли с удовлетворением.

— Означает ли это, что и мы будем вовлечены в эту борьбу? — спросил наш руководитель.

Флоор засмеялся: — Разве мы и без того не вовлечены в борьбу?.. Просто в скором времени борьба, возможно, примет другой характер… И в Лондоне хотят, чтобы были созданы Внутренние войска Сопротивления. Во главе их будет принц. Они вступят в действие в основном тогда, когда немцы всерьез соберутся оставить нашу страну.

— Они там, по ту сторону Северного моря, как видно, развивают активность, — заметил Франс.

Рулант насмешливо добавил: — Лучше поздно, чем никогда.

Флоор засмеялся и сказал, обращаясь ко мне, Ан и Тинке — мы сидели обнявшись напротив него:

— Для вас троих у меня есть особо важное дело. Как только внутренние войска Сопротивления — мы обычно называем их «ВВС» — будут созданы, бойцы наденут на рукав синюю повязку с буквами «ВВС». Не могли бы вы пока заготовить двести штук таких повязок? Я позабочусь, чтобы вас обеспечили материей.

— Синие повязки с белыми буквами? — переспросила Тинка. — Значит, нам придется работать иглой, так, что ли?

Флоор удивленно посмотрел на нее, да и все смотрели с таким же удивлением, кроме Ан и меня. Я прекрасно понимала, что чувствует Тинка.

— Тинка права, — сказала я угрюмо. — Я тоже не знаю, пойдет ли у меня это шитье. Давным-давно не держала я иголки в руках, да и прежде самое большее, что мне приходилось, это пришить иногда оторвавшуюся пуговицу…

Флоор начал хохотать, смеялись и товарищи. Я разозлилась.

Бог знает, что эти мужчины воображают о себе, вечно они бесцеремонно высмеивают нас, девушек. Вот уж нелепая веселость! Я обрадовалась, когда Флоор постучал костяшками пальцев по столу и положил конец хохоту, хотя, впрочем, и сам смеялся.