— Боже мой! — воскликнул Франс. — Извини меня, Вейнант… Мне кажется, я чую кофе!

Все по очереди стали нюхать мешочек. В бодрящем и неповторимом аромате кофе таятся удивительные чары; в запущенной комнате вдруг словно просторнее стало, повеяло далями, свободой; настроение поднялось, и все повеселели. Я посмотрела на обеих девушек. Ан почти не изменилась; Тинка выглядела более взрослой и серьезной и, может быть, более бесстрашной. Мы впервые засмеялись, правда еще немного робея друг перед другом.

— А кто пойдет молоть кофе? — спросила я.

— Я! — воскликнула Тинка.

— Я! — сказал юный Отто, то ли из любезности, то ли еще из каких соображений.

— Значит, получишь двойное удовольствие: сначала насладишься запахом, когда будешь молоть кофе, а затем — когда кофе заварят, — сказала Ан. И она добродушно, по-матерински ткнула его в бок. — Пусть он смелет, Тинка. А ты иди ставь воду.

— Вы, молодежь, вечно торопитесь, — сказал Рулант. — И даже не заметили, что еще выложил Вейнант на стол.

Мы опять бросились к нашему товарищу, бакалейному торговцу; он вывалил из серого бумажного пакета две твердые металлические банки.

— Вот так штука! — воскликнул Франс, и глаза его заблестели. В этот момент он был похож на школьного учителя, чьи ученики безошибочно решают все задачи одну за другой. — Быть не может! Сгущенное молоко!

Мы с благоговением взирали на жалкие остатки прежней голландской роскоши, взвешивали банки в руке, рассматривали яркую этикетку с пасущимися на лугу коровами.

— Где ты, контрабандист этакий, раздобыл их? — спросил Рулант.

— Никогда не спрашивай о том, что тебя не касается, — отрезал Вейнант. — Я ведь не спрашиваю тебя, как ты добываешь провиант? — Ты, небось, уже знаешь, Ханна, — сказал он с ухмылкой, — что у Руланта обнаружился крупный талант фуражира?

— Как будто слыхала, — ответила я.

— Это они вдвоем, Рулант и Отто! — пояснил Франс. — Они обшарили весь район Гарлеммер Меер. А теперь в церквушке при богадельне для престарелых сложено не меньше семидесяти тюков продовольствия. Пшеницы, гороха и фасоли.

Рулант отмахнулся:

— Не говорите! Помнишь, Отто, сколько мы возились, доставая разрешения на перевозку?

— …или фабрикуя их собственными руками, — не моргнув глазом, сказал Отто. — Ну да, фабрикуя! А сколько народу пришлось нам привлечь на помощь… Шоферов грузовиков, мельников! Сколько мы нанимали повозок, трехколесных велосипедов с багажником, ручных тачек!..

— В своем роде это была первоклассная операция, — сказал Франс. — Ну, Тинка, иди и делай, что тебе сказала сестра: ставь воду! Отто, а ты — смели кофе!

Общее оживление напомнило мне о тех временах, когда меня впервые принимали в штабе. Однако сегодня оно было слишком нарочитым, неправдоподобным; а когда я подумала о всех тех, кого встретила здесь тогда, мне показалось, что мрачная тень спустилась и накрыла собой всю комнату. Товарищи еще некоторое время поддерживали видимость безмятежного веселья; я же сидела в стороне и почти не принимала участия в разговоре.

Мы смаковали настоящий кофе с настоящим консервированным молоком, пили медленно, закрыв глаза; как мне хотелось знать, какие мысли бродили в голове моих товарищей, каждого из них! Франс, как обычно, был снисходителен и самодоволен; я видела, что он снова чувствует себя вождем маленького, но испытанного боевого отряда.

— Слушайте, — наконец сказал он, — сегодня мы впервые после вторжения опять собрались здесь все вместе, как группа Сопротивления. Мы должны рассмотреть современную ситуацию, как она сложилась для нас, с тех пор… после понесенных нами потерь. Союзники повсюду продвигаются вперед. Немцы выводят из оккупированных ими районов свои последние боеспособные войска, а сюда направляют старичков… Однако здесь остаются еще уголовная полиция и «служба безопасности», как я вам уже говорил. Они, конечно, так закрутят полицейские гайки, что никто и вздохнуть не сможет… По крайней мере они попытаются это сделать.

Наша группа должна иметь в виду, что нам придется пережить еще несколько тяжелых месяцев. У нас плохо обстоит дело с боеприпасами. Нет у нас и порядочных велосипедов. Наши револьверы устарели… Я говорил с руководством партии обо всем этом. Мы должны как можно скорее взяться за дело и достать все необходимое…

— Каким образом? — спросил Вейнант.

— Ты прекрасно умеешь доставать кофе и молоко, — ответил Франс, — так разве не сможешь ты раздобыть парочку приличных велосипедов? Немецкие патрули разъезжают на великолепных велосипедах…

— Это что, задание? — спросил Вейнант, теребя ухо.

— Можешь так считать, — заявил Франс. — Вы с Вихером и Отто достанете несколько подходящих велосипедов; у кого взять — сам решишь: у коллаборационистов, у немцев, у полиции — неважно у кого; нам здесь необходима пара запасных велосипедов.

— Достань уж заодно хороший дамский велосипед для меня, — сказала Тинка. — А то мой скорее похож на выбывшую из строя швейную машину; я слезаю с него полумертвая… Я сама перекрашу его в другой цвет.

— Для меня новый велосипед также не будет излишней роскошью, — вставила я.

— Запишем, товарищи, — сказал Вейнант. — Два дамских велосипеда.

— Руланту и мне предстоит провернуть одно дельце в Хемстеде, — сообщил Франс. — Первые недели там хватит для нас работы… Здесь остаются три девушки.

— А что, собственно, нам делать? — спросила Ан, тряхнув своими пышными волосами.

Франс улыбнулся:

— Как только у вас будут велосипеды, вы отправитесь добывать для Совета Сопротивления кое-какое оружие и боеприпасы. У нашего руководства есть адреса, где эти вещи лежат для нас наготове, и другие адреса, где их надо добыть.

— Мы тоже ведь получим свою долю? — спросил Отто.

— Конечно, не беспокойся, — ответил Франс. — Но пока нам приходится экономить каждый патрон, выступать самостоятельно мы не сможем.

— А когда мы сделаем хороший запас?.. — спросила я.

— Тогда начнем драться, — сказал Франс, разглаживая морщинку на своем рукаве. — Я уже предвижу, кто будет у нас первым номером, и ты, Ханна, вероятно, тоже это знаешь.

«Что не удалось подпольщикам во Фрисландии, то здесь, в Гарлеме, должно удаться», — подумала я. Ни слова не говоря, я кивнула головой.

Мы выпили по второй чашке настоящего кофе, хотя оно стало жиже. Товарищи мало-помалу разошлись. Мы с девушками задержались в штабе дольше других. Я попробовала расспросить сестер насчет злоключений диверсионной группы в Твенте, однако девушки отвечали без особого воодушевления. Я поняла, что история этой группы представляла цепь мелких неудач и девушки в конце концов решили вернуться в район их прежней деятельности. Я была рада, что они здесь.

Черная Ханна

Потянулись тоскливые недели. Точно такие же, мне помнится, я проводила здесь раньше, когда нашей группе приходилось действовать осторожно и мы все, сидя в штабе, изнывали от безделья. На этот раз нам пришлось отсиживаться из-за того, что мы не были подготовлены к операциям.

С велосипедами дело не ладилось. За две недели трем нашим товарищам, которым это было поручено, удалось захватить только один мужской и один дамский велосипед. Мы, девушки, покрыли их зеленым и серым лаком и разобрали старую колымагу Тинки, припрятав годные части в домике садовника.

Как шли дела у Руланта и Франса, мы узнать не могли. Они помалкивали.

За три недели Ан, Тинка и я всего раза два ездили за оружием. Обе девушки оказались храбрыми и расторопными; в храбрости их, впрочем, я после моего знакомства с ними в Твенте ни на один миг не сомневалась. Они складывали револьверы и коробки с боеприпасами в свои велосипедные сумки, как будто это был хлеб. Они не впадали в панику, если по дороге встречались немецкие патрули, если у мостов или перекрестков дорог стояли сотрудники фашистской вспомогательной полиции и разнюхивали добычу. Однажды на пароме возле Фелзена Тинка спокойно прислонила свой велосипед к автомашине вермахта и весело болтала с двумя немецкими офицерами, отвечая на их не совсем пристойные шуточки.