Чед отхлебывал чай и глядел в огонь камина. Мне псе время хотелось посмотреть ему в глаза, но я заставляла не отрывать взгляда от своей чашки. Чед сунул руку в карман жилета и подал мне золотую монету. На одной стороне ее был изображен тот же герб, что и на моем амулете, но на оборотной стороне был женский профиль и несколько слов по-испански, среди которых и надпись «Мария Луиза».

— Эту монету мне дал Дэниел, — сказал Чед, — и на ней изображена сама королева. Мануэль де Годой приказал отчеканить в Мехико, который тогда был испанским владением, тысячу таких золотых монет достоинством по восемь эскудо. Они назвались «дублонами Марии Луизы» и должны были быть доставленными в Испанию на «Альмиранте». Испания была в состоянии войны с Францией, а французы были сильны в Карибском регионе; так что было решено отправить монеты фрегатом, а не галионом: так казалось безопаснее. Но «Альмиранта» попала в ураган, и дублоны Марии Луизы пошли ко дну вместе с кораблем.

— Но каким образом к Дэниелу попали эти четыре монеты?

— Он не просто нашел их, — покачал головой Чед. — Он сначала нашел затонувший корабль, а место оказалось весьма далеко от того, которое указано в старых записях Кингстонской библиотеки.

— В таком случае место должно быть недалеко от Ямайки. Ты думаешь, что он нашел затонувшее сокровище, Чед?

— Так он сказал мне в тот день, когда дал мне эту монету как доказательство своего открытия. Он сказал, что один сундук сломан и открылся, но другие пять — не тронуты.

— Если Дэниел нашел затонувший корабль, то значит, он покоится где-то в неглубоких водах, — заключила я. — Я имею в виду, что глубина не должна превышать пятнадцать фатомов[3]. Не думаю, что он смог нырнуть глубже чем на сто футов[4].

Чед поднял брови.

— Так глубоко?

— Ну да. Как только привыкаешь к давлению на уши, на глубине в восемнадцать метров чувствуешь себя вполне комфортно. И думаю, что на в два раза большей глубине происходит то же самое. Только на поверхность долго подниматься и освещенность снижается. Сама я не ныряла глубже чем на восемнадцать метров.

Чед недоверчиво посмотрел на меня.

— Больше шестидесяти футов? Это нереально, Кейси.

— Ничуть. И даже для девушки. Дэниел рассказывал мне, что в Японском море ныряльщики за жемчугом — именно женщины, они искуснее мужчин. В этом нет никакой премудрости, Чед. Просто владеют этим умением лишь немногие. Я сама пришла к этому чисто случайно.

— Да, — улыбнулся Чед. — Сомневаюсь, что многие из английских девушек согласятся поплавать две-три минуты на глубине шестидесяти футов. Я пытался нырять в водолазном костюме, и, должен сказать, мне это показалось довольно опасным занятием.

— Меня бы это просто ужаснуло. Я бы чувствовала себя в костюме как в ловушке. Теперь вспоминаю, однажды Лайза рассказывала мне, что вы с Сэмом учились плавать под водой с аквалангом. Не потому ли, что надеялись поднять сокровища Марии Луизы с «Аль-миранты»?

Чед кивнул и вытянул ноги.

— Да. Когда я поговорил с Дэниелом, он не только отдал мне свиток со своим признанием, он пытался восполнить мне причиненное горе чем мог. Он рассказал о сокровище, сказал, что для его подъема на поверхность понадобится глубоководный ныряльщик. Если бы я смог организовать подъем, сокровище стало бы моим.

— Это и есть то дело, которое ты хотел обсудить с Оливером, когда мы встретились на бегах в Кингстоне?

— Да. Я думал, что он захочет профинансировать проект за четверть стоимости сокровищ по оплате его кредита, и показал ему монету Марии Луизы, но я ничего не сказал ему о Дэниеле. Но, чем дольше мы с ним разговаривали, тем менее я доверял Оливеру Фою. Он был хитер и коварен. — Чед посмотрел на меня, подняв одну бровь: — Может быть, он находился в долговой зависимости, Кейси?

Я изумленно посмотрела на него.

— Нет, не думаю. Он был богатейшим на острове человеком.

— Так думал и я. Но у Сэма есть некоторые друзья по бизнесу в Америке, которые знают финансовое положение богатейших семейств. Они пришли к выводу, что отец Оливера перед смертью перевел большую часть своего заложенного имущества в благотворительные фонды, оставив сына с весьма небольшим доходом.

— Не думаю, Чед. Казалось, у него всегда было денег в избытке.

— Ну, теперь это неважно. Важен факт, что я отказался от мысли иметь дела с Фойем — и вся эта задумка повисла в воздухе. Я приехал в Англию, и мы с Сэмом учились плавать на глубине. Мы намеревались вернуться на Ямайку и заняться сокровищами самим. Через год весной я в весьма осторожных выражениях написал Дэниелу, что готов приступить к делу, которое мы обсуждали, и что приеду в июне со своим коллегой. Очевидно, почтальон принес письмо к свояченице Дэниела, которая не умела читать. Она отнесла его к священнику, чтобы тот прочитал ей письмо. Он вернул его мне по моему адресу, приписав, что Дэниел Чунг погиб в сентябре прошлого года во время шторма и что он выражает сожаления.

Чед передал мне пустую чашку и печально усмехнулся.

— С гибелью Дэниела, как я думал, всей затее конец. Без него найти затонувшую «Альмиранту» невозможно. — И он кивнул на мой браслет, когда я наливала чай. — Вот почему, когда я впервые увидел этот амулет у тебя на руке, я узнал монету Марии Луизы и спросил, рассказал ли тебе Дэниел, откуда к нему попала эта монета. Но поскольку он не рассказал, то надежды отыскать «Альмиранту» нет.

Некоторое время я размышляла. Шеба, конечно, отнесла письмо мистеру Ройстону из методистской церкви, чтобы спросить, что делать.

— Это мистер Ройстон вернул тебе письмо и написал, что Дэниел погиб в шторм. Написал ли он что-нибудь о том, что Дэниела разыскивала полиция?

— А, Ройстон. Действительно, такая была фамилия в письме. Нет, он не написал ничего более того, что я сказал тебе, Кейси. Может быть, он не желал распространяться об этом.

— Спасибо, что рассказал мне историю этих монет, Чед. Жаль, что я не знаю, где лежит «Альмиранта», но я понимаю, отчего Дэниелу это казалось опасным.

В этот момент Диммок, наш дворецкий, вошел в комнату и объявил, что уже четверть шестого и вскоре начнут съезжаться гости. Я весь вечер автоматически выполняла свои обязанности. Внутренне я лишилась покоя: была как во сне и думала о том чувстве, с которым мне предстоит бороться в последующие дни. Ирония состояла в том, что теперь я находилась в той же ситуации, что и Лайза: любила человека, который относился ко мне только по-дружески. Разница была лишь в том, что мы с Чедом были женаты, и мне было сложно скрыть от Лайзы с Сэмом, что я влюблена в своего мужа. Если мне и удавалось это — то только потому, что все были невероятно загружены работой и всего несколько вечеров проводили вместе.

В другое время я бы очень увлеклась историей, рассказанной Чедом, пофантазировала бы, как Дэниел спустился на глубину, как он отыскал корабль, как ступил на покрытую илом палубу. Но голова моя кружилась от радости и отчаяния по поводу моей, слишком очевидно, безответной любви к Чеду Локхарту, поэтому много думать об истории с сокровищем я не могла. Я не могла догадываться тогда, что эта история посеяла в моем сознании семена, которые со временем мощно прорастут и пробьют барьер, поставленный моей же памятью, и что, когда вернется ко мне мой навязчивый кошмар, он станет еще страшнее и будет угрожать моему браку.

17

Через неделю после этого разговора в дом на Сент-Джеймс-сквер пришел полковник Браун. Я не видела его со дня венчания и была удивлена, почувствовав искреннее удовольствие, как только произнесли его имя. Было уже почти восемь часов, Чед находился за одним из столов для виста, поэтому я принимала полковника одна.

— Добрый вечер, рада вас видеть, полковник. Как хорошо, что вы к нам пришли.

— Вы очень добры, миссис Локхарт. — Он склонился над моей рукой. — Простите мой поздний визит, но мне необходимо было задержаться в городе.