О чём толковали целый час граф и Романов, так и осталось неизвестным, Ефим Григорич оказался твёрд, как алмаз.

   Костя, Слав и Мыш уселись в столовой, поближе к винцу.

   - Душераздирающее зрелище, - прокомментировал Костя, - какое-то противоестественное. Ты чё творишь, урод? - обратился он к Мышу, - чуть фигуранта в ящик не отправил!

   - А кто ж знал, - ответил Мыш, - что он такой больной.

   Ни тени раскаяния, ни следа слёз и былого, совершенно искреннего, горя.

   - Ты сам говорил, надо всякие шансы использовать, - рассудительно сообщил Косте юный мошенник, - а я разговор подслушал, что дядька Ярослав тёр графу... про сирот...

   - А если б сорвалось? - продолжил допрос Костя.

   - Ну и чё? Получил бы подзатыльник, да и все дела. Я ж у него не серебро из буфета тырил...

   - Артист, блин, погорелого театра, - тяжело вздохнул Костя, - чуть всё дело не сорвал.

   Но Мыш продолжал теребить Костю за рукав.

   - Я как почувствовал, дядь Кось, будто кто толкнул... - начал взволнованно частить Мыш, - что надо именно так сделать... Я не знаю, дядь Кось... я боюсь, можа бесовское наваждение?

   Слава заинтересованно слушал пацана.

   - Ты это брось, - ответил Костя, - скажешь тоже, бесовское. Не иначе, волею твоего ангела-хранителя.

   Хотя и сейчас Берёзов не имел никакой уверенности ни в чём. "Атас, полный аут..." - растерянно думал Костя, нервно стуча пальцами по столешнице, - "феерия какая-то, Босх, Брейгель и мексиканский сериал. Деда на подвиги тянет, Апраксин, Апраксин! - воспылал любовью к ближнему своему, сироток возлюбил... Мыша какие-то силы толкают на авантюры, должные провалиться ещё на стадии задумок, а они срабатывают. Чёрт знает что творится!"

   Вся картина мира рушилась на глазах, все планы и заготовки летели псу под хвост. Планировали же тихо, не светясь, получить свои бумажки, и так же тихо свалить из Питера. Нет, в случае осложнений Костя допускал, что придётся придушить пару-тройку бюрократов-взяточников, но чтоб так вот... Мыш - графинчик, уссаться можно!

   - А потом попустило, как старикан сказал "внучек", я боюсь, дядь Кось, что делать-та? Какой же из меня граф?

   - Не сцы, малыш, прорвёмся. Старик к тебе гувернёров приставит, научит всякому, не только шнурком людей давить.

   Он налил себе полный бокал вина и выпил.

   - Блин, какая-то мыльная опера. Как бы не передумал граф, насчёт гимназий, - пробормотал Костя.

   - К завтрему созреет, - уверенно отвечал Слава, - ночь помучается, день поразмыслит и согласится.

   - Ну-ка давай, колись, что это было? Как ты клиента охмурял?

   - Я сам толком не знаю. Я поначалу, ещё в Романово, испугался, потом привык. Главное, говорить то, что хотят услышать. С людьми надо говорить на том языке, который они понимают. Вот и я, проговариваю, подталкиваю, а потом все сами всё делают. Начинаю пробовать разными ключевыми понятиями - слава, богатство, удовольствия, или же на эмоциональную сферу. Как воздушный шарик нажимаю. Пока не почувствую, что в резонанс вошёл. А там уже проще, как на одной волне. Конечно, против базовых установок личности не попрёшь, если они есть. Но у некоторых и этого нет. Есть люди с сильной волей, сформировавшимися целями в жизни, с теми обычно туго. Это я чувствую.

   - Ну вот, а ты говорил, когда я из Бахтино приехал, что у вас с Сашкой никаких изменений нет. Это же вообще! Не пробовал МММ организовать?

   - Пробовал один раз, - смутился Ярослав, - ни черта не получается. Как в трясину попадаю, как-то фальшиво всё... какое-то косноязычие нападает, я сразу тупить начинаю со страшной силой, и народ просто шугается. А стоит по реальному делу поговорить, так что откуда берётся. И слова находятся, и красивые аллегории и привлекательные образы. И расстёгивает народ кошельки на раз-два. Мне иной раз аж стыдно бывает, что люди, может быть, последние деньги отдают.

   - А Апраксина на чём взял?

   - Перед последним порогом многие начинают смотреть на вещи иначе, чем при жизни. А он в сильных сомнениях. Жизнь, считай, прожита, богатств накоплено - дай бог каждому, а дальше что? Он, в общем-то, глубоко несчастный одинокий человек. Детей нет, помри - и всё по углам растащат. Положение неопределённое. Они-то, птенцы Петровы, при живом государе делали, что прикажут, а как его не стало, так кто в лес, кто по дрова. Нет, главное, чётких ориентиров, куда плыть. Они, как пишет Ключевский, служили Петру, а не России.

   Он это пока не осознаёт, но нутром чует, что дела идут не так, а мысли трезвые, когда появляются, гонит. От страха гонит. Императрица плоха, это уже все понимают, а что дальше будет - не знает никто. Вот я и подыграл ему. Сначала возбудил сомнение и страх, потом обнадёжил, что не всё так плохо. И что к его бронзовому барельефу не зарастёт народная тропа. Тщеславен, что там говорить. Бессмертие в вечности, бессмертие в потомках - слишком сильный соблазн, чтоб ему сопротивляться. А там или ишак сдохнет, или султан помрёт.

   Слава тоже не выдержал и выпил бокал вина.

   - Хм. Хорошо винцо. Ты, кстати, не в курсе, почему во времена всякой нестабильности и государственных катаклизмов появляется какое-то неимоверное количество кликуш, юродивых, экстрасенсов и парапсихологов с провидцами?

   - Не-а. Интересно, а что Саньку досталось? Или он не засёк ещё?

   - Не знаю, а у тебя что?

   Костя поделился своими наблюдениями.

   - Но если с нами так, то и у него что-то должно быть. Если есть - значит это заказной квест, стопудова.

   - Яйца бы оторвать тому заказчику. Хоть бы знаки какие это чудо-юдо нам давало, - с сомнением сказал Костя.

   - Они есть. Должны быть. Может, ты их не замечаешь, но должны быть. Или же, я только могу предполагать, нам просто не будет удаваться ничего, что противоречит какой-то линии, или пути к какому-то решению. И наоборот, удаваться всё, что согласуется с какими-то условиями.

   Костя вспомнил тот мерзкий металлический вкус во рту, когда он было размечтался побегать по Зимнему с дробовиками.

   - М-да, пожалуй. Ты давай, работай, классифицируй. Ты же у нас систематик и аналитик, потом обобщим. Хоть какая-то ясность будет. А эта фигня, - Костя мотнул головой в сторону Мыша, - как объяснить? Кино и немцы же!

   - Ты со стороны видел, хладным, так, сказать, разумом. А для участников всё, наверняка, было естественно. Тем, кто внутри системы, любая фантасмагория кажется естественной. Похоже, что каждый верит в то, во что хочет верить. Давай, не будем о непознанном. И так голова кругом идёт.

   Пришел халдей, вызвал парней с Мышом к старому графу. Судя по всему, деды о чём-то договорились, или что-то, весьма серьёзное, обсудили.

   - Константин, подойди, - потребовал Апраксин. - Отдай мне Степана.

   - Не могу, ваше сиятельство. Степан - человек свободный, я ему не хозяин, не родственник и даже не опекун. Как скажет, так и будет.

   Фёдору Матвеевичу, видать, концепция свободного человека была не по нутру, отчего он поморщился, но спросил Мыша:

   - Хочешь к деду вернуться?

   Мыш стоял, потупив глаза, ни дать, ни взять - примернейший мальчонка, на зависть окружающим, надёжа и опора родителей в старости, продолжатель дела всего рода, воспитанный в лучших традициях Домостроя. Апраксин что-то ему говорил, а тот примерно повторял:

   - Да, дед. Конечно, дедусь. Как прикажете, дедушка.

   Апраксин, казалось, ожил. Такая искренняя радость была в его глазах, вместо былой свинцовой беспросветности.

   Приехали в снятый домик. Дед ещё сердился на Константина, всем видом показывая свой неудовольствие. Гремел стульями, бесцельно передвигал стаканы на столе, что-то бурчал. Костя выставил на стол четыре бутылки.

   - Вот, с графской кухни, - с виноватым видом сообщил он, - ты прости меня, Ефим Григорич, прекрати дуться. Я ж не со зла, а только знаю о твоём слабом здоровье. Вот и ляпнул.