Панину, как и императрице, причина конфликта была ясна: все дело было в том, что лорд Норт и его кабинет обращались с колониями неприемлемым образом. «Если первый министр [Панин] заговаривал со мной о действиях Англии в Америке, то только затем, чтобы пожаловаться на англичан и осудить их поведение», — заметил французский поверенный в делах^{737}. Не одобрял Панин и целей британского кабинета. В докладе Екатерине II он представлял попытки Британии восстановить свой контроль в колониях как стремление «поработить их своей власти»^{738}. И хотя Панин признавал, что мятежные колонии подают опасный пример другим, он считал, что беспокоиться надо только тем странам, у которых есть владения в Новом свете. В эту категорию Россия явно не входила. Никогда в разговорах с различными дипломатическими представителями Панин не выказывал легитимистских настроений; он не порицал колонии за их действия, и прежде всего он не хотел позволить втянуть Россию в войну в интересах Великобритании.

В частности, Панина тревожило возможное влияние затяжного военного конфликта на политический баланс в Европе, а также на устойчивость «Северной системы», которая была создана имен но для поддержания этого самого политического равновесия и предполагала, что объединенной мощи Бурбонов и Габсбургов удастся противопоставить аморфную коалицию в составе России, Пруссии, Великобритании, Дании, Швеции, Польши и Саксонии. Из-за противоречий между ее отдельными членами так и не удалось превратить эту систему альянсов в формальный союз. Альянсы с Пруссией и Данией и торговый договор с Великобританией — это все, чего удалось добиться Панину, несмотря на все его усилия. Тем не менее даже такая аморфная коалиция все-таки сыграла свою роль в поддержании равновесия сил в Европе в течение десятилетия после заключения Парижского договора[261].^{739}

Понятно, что если Великобритания основательно ввяжется в борьбу в Северной Америке, то «Северная система» может пострадать. Но для Панина такой исход был приемлемым и даже желательным, поскольку он позволил бы ослабить те господствующие позиции, которые Великобритания занимала благодаря договорам 1762 и 1763 годов[262]. Как и ведущих политиков некоторых других морских держав, Панина раздражало высокомерное обращение Британии с судами нейтральных стран. В 1776 году, в первом из целого ряда своих «нижайших донесений», составленных во время Американской революции по требованию императрицы, Панин предсказывал, что восстание независимо от его исхода сильно изменит «Северную систему». Потерпит ли она поражение или победит, Британия будет существенно ослаблена — но это не так уж и плохо, поскольку поможет ограничить британский произвол на море. Панин считал, что следует не помогать Англии, а сближаться с Пруссией^{740}. Так под влиянием событий в Америке стала видоизменяться сама идея «Северной системы».

Панин вовсе не одобрял политику, проводившуюся британским правительством. Более того, он явно симпатизировал американским колониям и их борьбе, но подробнее к этой теме мы обратимся ниже. Пока же следует указать на еще один фактор: Панина привлекали те коммерческие перспективы, которые открывались для России с получением Америкой независимости. На ранних этапах войны британское Министерство иностранных дел направило циркулярное письмо послам иностранных государств, находившимся в Лондоне, где подчеркивалось, что Америка и Европа (и Россия, в частности) — торговые конкуренты. Если Америка получит независимость, то, как утверждал Лондон, американские товары вытеснят с рынка российские^{741}. И отчасти это было правдой, так как Америка действительно экспортировала товары, необходимые для снабжения флота (прежде всего мачтовый лес), железо и табак, а также считалась потенциальным экспортером льняного волокна, пеньки и холста. Это подтверждает петиция, поданная в 1782 году группой российских торговцев в Коммерц-коллегию и живописующая урон, который понесет российская торговля льном, пенькой и железной рудой в случае получения Америкой независимости^{742}.

У этой истории, однако, была и другая сторона. Еще до того как разразилась Война за независимость, колонии импортировали корабельные снасти — пеньку, канаты и парусину — из России через Великобританию. Существовала также и кое-какая прямая (хотя и нелегальная) торговля между Россией и Америкой. Возможность развития прямой, беспрепятственной русско-американской торговли и стала той наживкой, которую выбрал министр иностранных дел Франции Шарль Верженн, чтобы увлечь Панина идеей американской независимости. Французскому представителю в Петербурге было поручено «убедить русского министра иностранных дел в преимуществах, какие последуют для российской торговли от получения Америкой независимости»^{743}. Сообщая Панину о заключении между Францией и Америкой соглашения о союзнических отношениях и торговле[263], Верженн подчеркнул, что оно не предусматривает никаких привилегий для Франции и что американские порты открыты для всех государств на условиях равенства и взаимности^{744}. Другие доводы, приводившиеся Верженном, а  позднее и американцами, были менее убедительными. В частности, они пытались доказать, что, если колонии будут снова покорены, британский рынок будет утрачен для экспорта корабельных снастей из России, поставлявшихся для флота; в случае же получения северо-американскими штатами независимости колонии утратят имевшиеся у них льготы на этом рынке, а значит, у русских появятся дополнительные возможности^{745}.

Верженн и американские колонисты нашли неожиданного союзника в лице Арвида Витфота, российского консула в Бордо, шведа по происхождению. Он как частное лицо зафрахтовал два судна, «Элизабет» и «Конкорд», и стал вывозить товары из России в Америку через Бордо. Витфот призывал российских купцов последовать его примеру и предложил направлять к нему доски, пеньку, железо, парусину, ворвань и солонину для реэкспорта, который он расхваливал как очень выгодное занятие. Восторженные донесения о преимуществах торговли с Америкой Витфот также слал и в Коммерц-коллегию^{746}.

Опасаясь внешнеполитических осложнений, однако, Коммерц-коллегия никак не отреагировала на эти призывы, ограничившись лишь тем, что переправила их в Коллегию иностранных дел^{747}. И хотя нам не известно, какие действия предприняла Коллегия иностранных дел, бывшая под началом Панина, у нас есть косвенные данные о том, что эти доводы либо убедили Панина, либо совпали с его собственными соображениями. Так, когда летом 1779 года императрица, обеспокоенная возможными последствиями вступления в войну Испании, созвала специальное заседание Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел, чтобы та проанализировала ситуацию и представила ей отчет, полученные рекомендации отражали антибританскую точку зрения. Экспедиция под председательством Панина заключила: «…потеря Англиею колоний ея на твердой земле не только не вредна, но паче и полезна еще быть может для России в части торговых ея интересов, поколику со временем из Америки новая безпосредственная отрасль коммерции с Россиею открыться и завестися может для получения из первых рук взаимных нужд»^{748}. Короче говоря, экспедиция решила, что России нечего бояться американской независимости.