Уентуорт прибыл в Гаагу 1 февраля, за несколько недель до Моркова, и тянул время, очевидно в ожидании поддержки от своего будущего российского коллеги. Как выяснилось, он получил указания разговаривать о делах только с Морковым, потому что Голицын находился под подозрением у британцев и, более того, не пользовался поддержкой даже своего собственного государства{707}. Обосновавшись в столице Нидерландов, Уентуорт и Морков общались часто и подолгу, что вскоре повлекло за собой слухи и досужие разговоры{708}. Только в начале марта из Амстердама прибыл Адамс, вновь собиравшийся потребовать у Генеральных штатов признания независимости американского государства. И вот обстоятельства, наконец, сложились именно так, как хотелось императрице. Чем же все кончилось?
Голландские газеты докладывали, что Уентуорт, Морков и Адамс совместно ищут решение американской проблемы{709}. Однако опубликованные бумаги Адамса, в которых полностью отсутствуют какие-либо упоминания Уентуорта, не подтверждают этого факта, а свидетельства Моркова и Уентуорта и вовсе его опровергают. Описывая свои многочисленные продолжительные конфиденциальные беседы с Уентуортом, русский эмиссар обходит полнейшим молчанием какие бы то ни было разговоры с Адамсом. Да и британский агент, по словам Моркова, наотрез отказался обсуждать независимость Америки, ограничившись замечанием, что не все колонисты настроены на отделение от Британии. Имя Адамса всплыло в докладах Моркова всего один раз — в жалобе на то, как успешно американский эмиссар завоевывает доверие Генеральных штатов{710}. Морков встретился с Адамсом лично лишь через несколько месяцев, тогда как Уентуорт, судя по его переписке со Стормонтом, вообще так и не познакомился с представителем Соединенных Штатов. Уентуорт отбыл из Гааги 21 марта: его миссия потерпела фиаско.
Императрица, не ведавшая о данных Уентуорту приказах, не осознавала всей бесполезности своей затеи. Она ведь не знала, что Стормонт строго-настрого запретил своему агенту вмешиваться в американский конфликт. Все, что ему разрешалось, это дать голландцам понять, что мир с ними возможен только при условии пересмотра договора 1674 года о свободе торговли. Что же до американских колоний, Уентуорту было приказано лишь предупредить голландцев, что признание Генеральными штатами требований Адамса лишит Нидерланды каких-либо шансов на примирение с Британией{711}. Знаменитое упрямство правительства Норта, да и самого короля[248] обрекло план императрицы — свести вместе Моркова, Уентуорта и Адамса — на провал, как провалились и другие подобные попытки вмешательства третьей стороны в войны времен Американской революции.
Несмотря на неудачу американского проекта, императрица тем не менее продолжала добиваться англо-голландского примирения. Требование администрации Норта[249] об обязательном пересмотре условий договора 1674 года пока что расстраивало любые попытки восстановить мир между двумя морскими державами. Но в конце февраля британская Палата общин проголосовала против продолжения наступательной войны в Северной Америке, и это решение проложило путь новой администрации. 20 марта 1782 года лорд Норт вышел в отставку, и его место занял лидер вигов лорд Рокингэм. Новый кабинет почти сразу же согласился начать с голландцами переговоры о мире на основе договора 1674 года. По умолчанию это решение давало голландцам право на нейтралитет — то самое право, которое ни за что не желал признавать за ними лорд Стормонт. Надеясь, что этот шаг послужит прелюдией к англороссийскому альянсу, новый министр иностранных дел Чарлз Джеймс Фокс попросил императрицу вернуться к содействию в заключении мира{712}.
Воодушевленная таким поворотом событий, императрица надеялась, что по крайней мере в англо-голландском деле ее посреднические усилия оправдают себя. Она незамедлительно отправила Моркова и Голицына как полномочных послов еще на одну злополучную мирную конференцию, опять в Гааге. Поскольку ее добрые услуги, по-видимому, приносили должные результаты, она сочла необходимым наделить своих представителей дополнительными правами и обязанностями. Опасаясь французских интриг, она наказала Моркову и Голицыну противостоять им где только возможно. Если ее посреднические усилия опять застопорятся по вине французов, российские посланники должны предупредить Генеральные штаты, что им больше не придется ожидать симпатии ни от императрицы, ни от ее Лиги вооруженного нейтралитета{713}.
Все было напрасно. По мере того как Соединенные провинции укрепляли связи с заокеанской республикой, набирала силу и патриотическая партия Нидерландов. 19 апреля Генеральные штаты, опасаясь, как бы грядущее примирение Британии с ее бывшими колониями не нанесло ущерба голландской торговле, даровали Адамсу формальное признание, чем страшно расстроили Екатерину. Ее мечты о сепаратном англо-голландском мире были разбиты вдребезги, так же как ранее ее планы на примирение Британии с Америкой.
Если отставка лорда Норта подала Петербургу надежды, то признание Адамса произвело противоположный эффект. Известие это, как отметил неофициальный американский представитель в России, большой радости не вызвало. Его сочли категорическим отказом от участия императрицы в урегулировании{714}. В российской столице воцарилась дипломатическая депрессия, только усугубившаяся после того, как Морков доложил о дальнейшем ухудшении положения пробританской фракции оранжистов. Не отчаиваясь, императрица попыталась спасти положение. Для этого ей надо было удержать голландцев от союза с Соединенными Штатами. Генеральные штаты всеми силами торопили подписание торгового соглашения с новой республикой: они опасались, что при заключении окончательного мира со своими бывшими колониями Британия попытается заполучить эксклюзивные права на торговлю с ними. Узнав об этом, императрица действовала решительно. Она пообещала Харрису, что постарается отговорить голландцев от соглашения с Соединенными Штатами. Британия же, в свою очередь, должна гарантировать, что ее окончательный мирный договор с колониями не лишит Голландию американской торговли{715}. Таким способом Екатерина надеялась сохранить возможность для дальнейших англо-голландских переговоров.
Голландцы, однако, упорно стояли на своем. Бессильному что-либо изменить Моркову пришлось стать пассивным свидетелем того, как они укрепляли свои связи с Францией и с ее союзником — Соединенными Штатами Америки. Не помогли даже старательно пущенные Морковым слухи о том, что сорок российских тяжеловооруженных военных кораблей собираются взять курс на Соединенные провинции. В случае если голландцы одумаются, этот флот защитит их от гнева французов; однако Нидерландам несдобровать, если они продолжат и дальше играть с огнем. Несмотря ни на что, патриотическая партия продолжала свое победное шествие. Был заключен франко-голландский союз, и личное посредничество императрицы было отвергнуто в пользу общего посредничества, целью которого было повсеместное урегулирование{716}. Голландцы обеспечили себе уютное местечко в лиге с французами и их американскими союзниками и оставили Британию одну перед лицом внушительной когорты врагов.