Не считая дневального и Степана, казарма была абсолютно пуста. Койки, все как одна, идеально заправлены. Он неторопливо оделся, зашнуровал кроссовки, и, не желая выглядеть белой вороной, тщательно заправил свою.

Как Степан оказался в казарме? Один Бог ведает. Шнапс этого мира оказался слишком силен даже для тренированного на нескончаемых корпоративах Степанового организма. Последнее, что он помнил — как слегка, самую малость, прикорнул за столом в обществе двух немцев и какого-то старлея. Кажется, Коваля. Ну да черт с ним. Надо что-то делать, не век же сидеть в казарме, наслаждаясь казенным одиночеством.

Дневальный в форме войск вермахта отсалютовал ему поднятой вверх рукой, чему он, откровенно говоря, ничуть не удивился.

— Хайль, — произнес Степан и хотел было уже пройти мимо.

— Вам письмо, — дневальный извлек треугольный конверт из бокового кармана кителя, вручил Степану и отсалютовал еще раз.

Вид, что открылся с веранды казармы, ничуть не походил на виденный им вчера. Ни столовой, ни плота, ни причала не было и в помине. Степан находился на территории воинской части. Однотипные одноэтажные здания под «шубой» выкрашены в белый цвет, аллеи меж ними вымощены камнем. А еще в глаза бросается чертова прорва стриженых кустов, окаймляющих как аллеи, так и сами здания.

Степан спустился с веранды и, завидев первую попавшуюся беседку, присел на прохладную скамью. Вскрыл письмо. В письме Степану (вместо фамилии стоял прочерк) настоятельно рекомендовалось посетить местную комендатуру. Чуть ниже указывался и адрес: улица Буденного, кабинет номер двенадцать. Решив не медлить (мало ли какие у них тут могут быть порядки), он тотчас же отправился на поиски искомого объекта.

Здание комендатуры почти ничем не отличалось от прочих. Лишь пара часовых да небольшая металлическая табличка у входа помогли не пройти мимо. Часовые, мазнув взглядами по нездешнему прикиду пришельца, пропустили сразу. В кабинете с указанным номером его ожидал приятный сюрприз: за письменным столом восседала весьма и весьма миловидная девушка типично славянской наружности. На девушке был все тот же немецкий мундир, причем сидел он на ней просто великолепно. Точеная фигурка, теплые карие глаза. Нежная, чуть смугловатая кожа без единого намека на косметику и чуть-чуть, самую малость, вздернутый носик. У девчушки был настолько жизнерадостный вид, что на лицо Степана невольно, сама по себе, наползла идиотская улыбка, а настроение из черного похмельного поднялось до самых невероятных высот.

— Ух ты!!! — вырвалось у него и он застыл у двери, раззявив рот и не в силах отвести взгляд от прекрасного видения.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — девушка указала на стул и приветливо улыбнулась.

— Спасибо.

— Меня зовут фройляйн Катрин. А вы, надо полагать, тот самый вчерашний найденыш?

— Тот самый, — Степан рассмеялся. По комплекции он больше походил на слона, но уж никак не на какого-то там «найденыша». — Степан Махров, тридцать два года, не женат, вредных привычек не имею.

— Аха-ха! Так уж и не имеете? А кого вчера привезли пьяным в стельку? — миниатюрный пальчик обличающе уставился Степе в грудь. — Сейчас я буду заполнять вашу анкету. Большая просьба: отвечайте на поставленные вопросы четко, сжато. И не вздумайте лгать. За дачу ложных показаний у нас по закону предусмотрена смертная казнь.

Сурово. Степан передернул плечами. Впрочем, лгать он и не собирался. Минут двадцать девчушка забрасывала его вопросами: какими видами спорта занимался в своем мире, служил в армии или нет. Если служил — то в каких войсках. Кем работал? Знаком ли с кузнечным делом? С сельскохозяйственными видами деятельности? И прочее, и прочее, и прочее…

На все вопросы Степан отвечал степенно и обстоятельно. Особое внимание девушка уделила тому, приходилось ли ему работать на каких-либо должностях в госструктурах — мэрии, налоговой инспекции, министерстве и, в конце концов, так загоняла своими вопросами Степана, что тот не выдержал:

— Катрин, какая разница? Если говорить начистоту — все без исключения госструктуры я, мягко говоря, недолюбливаю.

— Ну вот и отлично! — Катрин облегченно вздохнула и позволила себе вымученно улыбнуться. — На этом допрос окончен и вы, Степан Махров, отныне по праву считаетесь гражданином Советской Империи Рейха.

Затем она нажала на какую-то невидимую кнопку и прямо из столешницы выехал тонкий продолговатый цилиндр. Девушка протянула к нему ладонь и нажала еще одну кнопку на скрытом пульте. Что-то в цилиндре мелодично звякнуло, а на ладошку Катрин упал черного цвета кругляш.

— Ваш аусвайс. Он практически не разрушим, однако я не советовала бы бить по нему молотком либо подвергать воздействию высоких температур — свыше восьмидесяти градусов по Цельсию. И не терять. Конечно, информацию всегда можно восстановить, но данная операция значительно пошатнет ваш годовой бюджет.

Кругляш, который теперь перекочевал в руку Степана, величиной был с таблетку аспирина и почти ничего не весил. На одной из его сторон выгравирован серп и молот, на другой красовалась во всей своей красе фашистская свастика.

— И все? Никаких документов?

— Это и есть ваш документ, — Катрин убрала упавшую на глаза прядь. — Аусвайс представляет собой информационную капсулу, в которой содержится весь перечень данных о вас, как о субъекте СИР, также через него проходят все ваши финансовые потоки, включая начисления по заработной плате, и автоматически изымается налог в размере десяти процентов от общей суммы.

— Немало! — Степан даже присвистнул.

— Да, немало, — с готовностью согласилась Катрин. — Но имейте в виду: государство находится постоянно в состоянии войны с самого начала его основания. А война, Степан, требует довольно высоких финансовых затрат.

С такой логикой просто невозможно было не согласиться.

— А с кем воюем, если не секрет?

— А никакого секрета! — Катрин белозубо улыбнулась. — Воюем с кочевыми племенами сиртей.

— И кто кого?

— В последнее время они нас. Ежегодно территория государства уменьшается на ноль целых три десятых процента.

— С ума сойти.

Степана крайне заинтересовало, что же из себя представляют эти сирти. Он никак не мог взять в толк: каким образом вооруженная до зубов огнестрельным оружием русско-немецкая армия умудряется год за годом проигрывать в войне с какими-то кочевниками.

Катрин словно прочитала его мысли:

— Не забивайте себе голову. Любые интересующие вас сведения можно узнать в терминале информационного центра. Давайте лучше поговорим о вас.

— А что обо мне говорить?

— Ну, например, давайте поговорим о том, чем вы будете заниматься в нашем мире. Судя по вашему досье, вы ни на что не годитесь.

— Это еще почему? — Степан не на шутку обиделся.

— Вы закончили институт связи, затем устроились работать по специальности. После двух лет работы ушли в бизнес.

— Ну да, — встрял Степан. Жить то как-то надо было. На инженерную зарплату особо не пожируешь.

— Поясню по порядку, — Катрин поднялась со стула, наклонилась к Степану и, глядя ему прямо в глаза, едва ли не по слогам произнесла. — Первое: институт связи. Связи в том понимании, которое вы вкладываете в это слово, у нас не существует. Второе: предпринимательство в нашей стране не особо приветствуется. Понимаете ли, у нас не считается престижным заниматься торговлей в то время, как люди гибнут на фронтах за то, чтобы вы смогли сделать лишний вдох.

Говорила она спокойно, без эмоций, но каждое слово, словно хлыстом, стегало душу Степана, заставляло его краснеть все больше и больше.

— Катрин, — произнес он, когда девушка закончила тираду и села на свое место. — Скажите, я вообще ни на что не годен?

— Вы служили в дивизионной разведке. Это уже кое-что. Но даже с таким багажом путь в регулярную армию для вас заказан. Поймите, наши дети начинают постигать искусство войны с восьми лет. Есть, правда, партизанские отряды… — она с жалостью посмотрела на Степана и, закусив губу, примолкла.