Изменить стиль страницы

Катрин уже была там — он увидел ее болтающей с высоким блондином и почувствовал легкий укол ревности. Девушка тоже заметила Степана, быстро попрощалась со своим собеседником и приблизилась к столику:

— Привет партизанам!

— Привет, — нет, не ошибся он при первой встрече, девчушка была умопомрачительно, сногсшибательно хороша. — Присаживайся, — Степан вскочил, галантно помог девушке сесть, и вернулся на свое место.

Катрин была в форме, видимо, пришла прямиком с работы. Однако это ее нисколько не портило, а даже наоборот — добавляло своеобразного шарма.

— Катюш, ты уж сама себе что-нибудь выбери. Я в ваших названиях ни бум бум.

— Хорошо, — она послушно взяла в руки меню и углубилась в чтение.

Степан тоже взялся за свой экземпляр, полистал и, не мудрствуя лукаво, выбрал картофель под белым соусом, а также порцию мяса по-мюнхенски. Катрин в свою очередь заказала какую-то загадочную курицу «семь швабов».

— Что будем пить?

— А давай русской водки?

— А давай!!!

Когда официант удалился восвояси, Катрин чуть наклонилась над столом и плутовато улыбнулась:

— Как прошел день, солдат?

— И не спрашивай! — Степан махнул рукой. — Целый день как собака на цирлах. Все местные достопримечательности изучил.

— Ну и как тебе у нас?

— Честно? Не знаю. Вроде бы и знакомо все. Люди кругом живые, дома со стенами-крышами, а не какие-то там пирамиды. Но чуждое это все. ЧУЖОЕ. — Степан мог бы добавить, что с того времени, как он оказался в городе, какая-то паническая, острая тревога поселилась в самой глубине его естества. Мешала мыслить логично. Мешала адекватно воспринимать окружающую действительность. Хотелось кричать. Просто от ирреальности происходящего.

— У тебя сейчас сложный период. И не надейся, что сразу попустит.

— А попустит ли?

— Попустит, — Катрин уверенно посмотрела на Степана. Улыбки на ее лице уже не было. — Просто ты должен притереться к этому миру, а мир должен привыкнуть к тебе.

— Я попробую. Тем более, что мне повезло, и в этом мире есть ты.

— Ну сказал тоже. Я, между прочим, совсем не подарок.

— А ты мне любая нравишься, — произнес Степан и вдруг внезапно осознал: да, так оно и есть. И не было в его словах ни доли фальши. Это же уловила и Катрин. И, когда Степан накрыл своей рукой ее крошечную ладонь, лишь вздрогнула, словно испугавшись того, что между ними сейчас происходило.

Их молчание разорвал официант. Ни слова не говоря, он расставил на столе заказанные блюда и тихо удалился.

— Хочешь попробовать мою курицу?

— Неет, — есть почему-то совсем не хотелось.

— А тебя никто и не спрашивает! — девушка нацепила на вилку кусочек и силком засунула ему в рот.

— Да, характер у тебя тот еще, — рискнул заметить Степан и был удостоен шутливого щелчка по носу.

— Так ты собираешься меня поить?

— Один момент!

Нет, никогда еще, ни в этом мире, ни в том, не было ему так хорошо. Ужин был просто великолепен. Местная водка шла легко, но почему-то вовсе не пьянила, лишь тело становилось невесомым, словно пушинка. Казалось, дунь сейчас ветерок, и они улетят. Улетят лишь в только им известное место.

— А что это у тебя такое? — ноготок Катрин постучал по увесистому пакету в темно-коричневой лощеной бумаге.

— Подарок, — многозначительно изрек Степан.

— Ух ты! Интересно, от кого?

— Да так, от девушки одной.

— Ой, ври больше! — Катрин с деланным смехом откинулась на спинку стула, а ее теплые карие глаза потемнели и перестали быть такими уж теплыми.

— От фрау Сары Арнштайн, — произнес по слогам Степан и, гордый собой, налил еще по стаканчику.

— Не может быть!

— Еще как может.

— Сара Арнштайн — закоренелая торговка и, насколько я знаю, в жизни никому ничего не дарила дороже носового платка.

— Ну а мне подарила вот. Хочешь — посмотрим вместе?

— Спрашиваешь!

В мгновение ока упаковка была снята и на свет божий появилась кобура с пистолетом.

— Парабеллум Люггера под девятимиллиметровый патрон, — с лету определила Катрин. — Глазам своим не верю!

Пистолет действительно впечатлял. В свое время Степан увлекался стрелковым оружием, а потому не мог не оценить того, что попало сейчас к нему в руки. Мощная, почти безотказная машинка. Удлиненный ствол длиной сто пятьдесят миллиметров, магазин на десять патронов. Довольно толково сконструированный выбрасыватель: одновременно с функцией удаления стреляной гильзы он играл еще и роль указателя наличия патрона в патроннике. На его боковой поверхности имелась стрелка с указателем и надпись «GELADEN»(заряжено), которая была видна лишь когда пистолет заряжен. Вообще, чертовски дорогое оружие. Степану приходилось когда-то держать в руках похожий: тоже парабеллум, правда, более ранней версии под патрон семь шестьдесят пять.

А самое приятное было в том, что пистолет, который достался Степану, оказался совсем новым. Заинтригованный, он обратился к Кате и получил вполне исчерпывающий ответ: пистолеты такие производились в настоящее время, правда, весьма ограниченными партиями и лишь на одном заводе. Действующая же армия была в основном укомплектована Вальтерами П-38.

— Шикарная штучка, — Катрин вертела в руках пистолет и никак не могла на него наглядеться. — Тяжеловат немного, но оружие и должно быть таким.

— И правда шикарная, — согласился Степан.

— Я под тебя кобуру подгоню, если хочешь.

Ну вот и все. И не надо напрашиваться в гости. Предлог сам собой объявился.

— Давай прямо сейчас? А то я тебя уже целый день знаю, а в гостях так и не был ни разу. Да и съедено уже все.

— Ладно, пошли, — Катрин не стала изворачиваться, позволила себя вывести из ресторана и даже взять под руку. Была она сейчас немного пьяна, и у Степана возникло что-то вроде угрызений совести. Дескать: благодаря алкоголю охмурил девушку. Впрочем, продолжалось это всего лишь миг. Угрызениями совести он страдал крайне редко, считая это дело бесперспективным, а порою даже вредным.

Жилище у Катрин оказалось весьма скромным. Располагалось оно в типичной постройке казарменного типа, которые были тут повсюду. Казарму просто-напросто перепланировали: разделили перегородками в полкирпича, оштукатурили, подкрасили кое-где, а потом взяли, да и нарекли апартаментами для младшего офицерского состава. Одна-единственная комната в шестнадцать квадратов со встроенной кухней-американкой, широкий диван, стол, стулья из мореного дуба и монументальный шкаф из все того же материала. То ли дуба у них просто завались, то ли такова местная мода, Степан не знал. Да и вникать в это дело особо не хотелось. Рядом с ним сидела очаровательная девушка. Степан обнял ее и почувствовал, как Катрин доверчиво прижалась к нему всем телом. И внезапно страх, преследующий его весь день, растаял, уступая место какому то теплому, светлому чувству. Любили они друг друга сильно, неистово. Любили так, словно это было в последний раз.

Утром, когда Степан проснулся, девушки уже не было. Лишь на столе лежала короткая записка: часть, в которой служила Катрин, перебрасывали на Восточный фронт.

* * *

— Аусвайс!

Высокий, плотный немец со шмассером наперевес, преградил дорогу Степану и теперь молча ждал, пока тот роется у себя в карманах. Наконец искомый предмет был найден, постовой опустил его в приемное отверстие портативного терминала, что болтался у него на брючном поясе. Тот пискнул, на цифровом табло возникли какие-то знаки.

— Можете идти, — мгновение — и таблетка аусвайса перекочевала вновь в руку Степана. — Ваш транспорт уже стоит на седьмой площадке.

Степан не заставил себя долго ждать, поблагодарил и вышел за ворота контрольно-пропускного пункта. Седьмую площадку найти было совсем не сложно. Сразу за воротами КПП начиналась мощеная крупным булыжником пустошь. Через определенные промежутки ее рассекали белые разделительные полосы с намалеванными на них номерами. Почти вся она была запружена гужевым транспортом: разномастными телегами, тачанками. Попадались даже кареты. Степан увидел парочку и подумал, что кареты, скорее всего, играют здесь роль штабных машин. Народа тоже было немало. Он протиснулся через кучку мужиков крестьянского вида, обошел группу офицеров и оказался у площадки с искомым номером. Патрульный не соврал: там действительно уже стоял транспорт. Шестерка лошадей, запряженная в длинный, крытый брезентом фургон, тоскливо тыкалась мордами в землю в тщетной попытке найти хоть какую-то зелень.