Изменить стиль страницы

Подхватил с земли «Вальтер», выпустил обойму по выпрыгивающей из поврежденного фургона солдатне. Новую обойму отстрелял туда же, упал по привычке, когда у самой головы чиркнула пуля, затем вспомнил-таки о том, что у него есть щит. Далее прикрывался уже им.

Что-то было неладно, неправильно. Какая-то часть сознания отчаянно сигнализировала ему об этом. Через определенный промежуток времени Степан понял, наконец, что именно его обеспокоило: огонь со стороны имперцев не ослабевал. Даже наоборот — с каждой новой минутой становился все сильнее, превращаясь в самый настоящий свинцовый ливень.

Сдернул с пояса сразу две гранаты, запустил их по очереди туда, откуда, как ему казалось, огонь велся наиболее плотно. Что за диво, черт возьми? Сколько фургонов-то? Он быстро обернулся, проверяя цела ли ведунья. Обернулся — и вовремя. Девушка явно нуждалась в помощи, щит она удерживала уже с большим трудом, принимая на него все новые очереди пуль. Поспешил к ней. По-рачьи, задом. Перекрыл линию огня неизвестным стрелкам, давая возможность Улуше перевести дух.

— Степан, их много, их очень много!

— Много это сколько? — спросил он с опозданием вспоминая, что система исчисления у сиртей оставляет желать лучшего.

— Много раз по десять!

— Сколько раз по десять?

— Один раз по десять, два раза по десять, три раза по десять… — на четвертом десятке сиртя запнулась, затем, после недолгой заминки, принялась считать вновь: — Один раз по десять, да раза по десять, три раза по десять…

Как это понимать? Заново пересчитывает что ли?

— Прекрати, хватит! Скажи мне одно: во скольких фургонах были люди?

— Во всех. Люди были во всех фургонах.

— Сколько всего фургонов? — даже сейчас Степана не переставал удивлять ее дар. Каким образом, с помощью какой магии, ведунья может видеть общую картину боя даже не глядя в ту сторону? Или просто чует живые души? Мистика какая-то, недосягаемая для его испорченного цивилизацией разума.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять…Один десяток и еще шесть. — Вынесла она наконец свой вердикт.

Шестнадцать значит. Ну пускай в каждом человек по двадцать сидело, врядли больше. Это что у нас получается, триста двадцать человек что ли? Хреновая арифметика: триста двадцать против восьмидесяти. Вот почему картина боя получается весьма и весьма удручающая — попрятались за фургоны, сволочи, залегли и поливают себе огнем рощу. Варвару с ее десятком, если он цел конечно, наверняка прижали здорово, обойти их с тыла, взять в клещи дело времени.

— За мной все! Никого не оставлять! — заорал и первым рванулся вперед, наверняка зная, что приказ его будет передан по цепочке со скоростью молнии. До линии фургонов бы только добраться, обойти сбоку гребаную колонну, а там хоть трава не расти. Экипировка его отряда целиком и полностью на скоротечный ближний бой рассчитана, но уж никак не на продолжительные пострелушки с превосходящими вчетверо силами противника.

Пока бежал, принял на щит еще одну очередь из «АК-47». От неожиданности едва не упал: отдача почувствовалась весьма ощутимо. У правого борта фургона притормозил, встретился взглядом с умоляющими глазами умирающей лошади. Только сейчас понял, что стоит на ее вывернутых наизнанку внутренностях — вот почему ногам так тепло. На спуск нажал не раздумывая и тотчас же пожалел об этом. Патронов осталось в обойме всего четыре.

Присел, осторожно выглянул из-за колеса фургона: трупы одни. А вот дальше, метрах в двадцати-двадцати пяти, народа видимо-невидимо. Оборону держат серьезно и главный среди них похоже вон тот, в офицерской фуражке. Выпустил в него три пули кряду, четвертая досталась неосторожно приподнявшейся на локте девчушке лет семнадцати.

Подоспели остальные, рванули вперед неудержимой волной, принимая на щиты все новые порции свинцовых «примочек». Быстро сменив обойму, Степан поспешил вслед за ними.

Нет, не выдержали имперцы их натиска. Отстреливались скорее панически, нежели с толком. «Вальтеры» сиртей вкупе с непробиваемыми щитами в ближнем бою творили настоящие чудеса. Еще мгновение — и его маленький отряд смешался с обезумевшей от ужаса толпой, этой безликой человеческой массой, в большинстве своем состоящей из подростков да древних старцев далеко непризывного возраста. Вот она, расплата за алчность, расплата за кусок, который кое-кто не в состоянии проглотить.

Когда все закончилось, в живых осталась лишь горстка детей, побросавших оружие. С превеликим трудом Степан заставил своих разгоряченных схваткой воинов не вершить над ними расправу, отпустил на все четыре стороны и сейчас смотрел, как они уходят: кто горделиво расправив плечи, кто, наоборот, начисто подавленный, кто просто в шоке. Одна из девушек была ранена в бок, но, казалось, совершенно не замечала этого. Брела вместе со всеми, медленно переставляя ноги, оставляя за собой отчетливо различимый кровавый след на растрескавшейся от зноя земле.

Подошла Варвара. Стала рядом с ним, провожая взглядом эту унылую процессию.

— Твоих сколько полегло?

— Все целы. Мазуру два пальца на ноге оторвало, — говорила нехотя, словно каждое слово выговорить стоило ей неимоверных усилий.

— Десяток, которым командовала, отныне своим можешь считать.

Новость, похоже, отнюдь травницу не обрадовала. Тем не менее, она утвердительно кивнула, все еще не отводя взгляда от дороги. Они оба знали, что именно так и должно быть, иначе никак. Восьмерых человек потерял Степан за этот бой, включая десятника Юрича, и кому, как не Варваре, заменить этого смешливого и бесшабашного воина из рода Кдатры?

Оставив Варвару в гордом одиночестве, Степан поспешил туда, где уже вовсю кипела работа. Трофеев было более чем достаточно. Из оружия — новехонькие «АК-47», один «Вальтер П-38», надо полагать того самого мужика в фуражке, в которого Степан самолично всадил три пули. Неожиданно свалившееся на голову богатство, после непродолжительных дебатов с десятниками, решил с собой все-таки не брать: воины и так перегружены громоздкими щитами, боекомплектом. Да и устали все очень. А сколько им придется еще километров отмахать — один лишь Володарь, пожалуй, ведает. Потому и устроили тайник здесь же, неподалеку. Попросту вырыли яму да набросали в нее трофеи, приняв за ориентир вершину холма.

Как он и ожидал, в вещмешках побежденных обнаружился и сухпай в виде прямоугольных галетных брикетов, и «тушняк» в банках с цветастыми этикетками, и даже краюхи хлеба относительно недавней выпечки с хрустящими, хорошо прожаренными корками, — те правда были найдены несколько в ином месте. Один из уцелевших фургонов оказался наполовину забит мешками с провизией: макароны быстрого приготовления в дозированных упаковках, соль, сахар, гречневая крупа, пшенная, овсяные хлопья, восемь местных разновидностей круп, в названиях которых он до сих пор путался, перец черный молотый, бульонные кубики.… Самым же значимым трофеем по праву можно было считать мешок с растворимым кофе. Именно ему Степан отдал предпочтение в первую очередь. Ему, и бульонным кубикам. Кофе он просто обожал, бульонные же кубики выбрал просто за калорийность и сравнительно небольшой занимаемый ими объем. Соль тоже оказалась достаточно полезным приобретением, поскольку запасы ее в лагере иссякли еще около полутора недель назад.

Степан успокоился лишь тогда, когда набил свой мешок под завязку. Не отставали от него и сирти — брали они правда, в основном, только соль да крупы. Улуша тоже суетилась чуть поодаль. Сейчас, когда у него появилось свободное время, он с удовольствием следил за ее действиями. Вот девушка подхватила с пола фургона банку тушенки и замерла в задумчивости, не зная с какой стороны подобраться к заветной добыче и добыча ли это вообще. Понюхала, на зуб попробовала. Завидев, что Степан пристально на нее смотрит почему-то покраснела, а банку с тушенкой бросила на пол, сделав вид, что она нисколечко ее не интересует.

— Открыть?

— Открыть. А что там?

— Узнаешь скоро.