Болеславский задумался, часто-часто задышал и, наконец, сказал хриплым шепотом:

— Боюсь я… Да и зачем? Мой срок через год кончится. И тебе, Николай, не советую. Потерпи.

— Терпеть! Не знать, что творится там!

Афанасьев указал на окно, светлым пятном выделявшееся на темной стене. За мутными стеклами виднелся вдалеке унизанный лампочками забор, опоясанный поверху колючей проволокой.

— Тебя могут убить!

— Рискну, но добьюсь свободы. Так ты не хочешь… А мне поможешь?

Болеславский помедлил с ответом.

— Помогу, — с натугой вымолвил он. — Я твой должник.

— Тогда слушай, что я надумал. Завтра к вечеру, по пути в лагерь… Как только отойдем метров триста — ты устрой драку… фиктивную, чтобы отвлечь охрану. Попроси твоих ребят Казимира и Зброжека помочь тебе. Они пойдут завтра с нами и, наверно, согласятся. Только не говори им, зачем. Скажи, что так нужно. Вот и все. Когда будем строиться, стань крайним в той же шеренге. Бежать я буду в лес…

Болеславский слушал, недоверчиво покачивал головой, давал советы. Он пообещал в точности исполнить поручение…

Сигнал об окончании работы собрал всех на дорогу. Уже начало темнеть.

Заключенные построились в восемь рядов по восемь человек. Афанасьев занял крайнее место к лесу в третьем ряду. Болеславский, Зброжек и Казимир поместились на противоположном конце шеренги. О’Бриен, как всегда, встал в голове колонны, шестеро охранников расположились по бокам. Колонна тронулась.

Афанасьев терпеливо ждал. Страха он не испытывал.

Прошло несколько минут… Послышались крики, затем звуки ударов. Болеславский честно выполнил обещание, драка завязалась. Колонна потеряла равнение и остановилась.

Грубо ругаясь и щедро раздавая тумаки, О’Бриен бросился к месту свалки. Дрались уже пятеро. Не обращая внимания на окрики и удары, они то катались по земле, сцепившись клубком, то вскакивали, снова свирепо набрасываясь друг на друга.

Сержант и два солдата тщетно пытались растащить дерущихся. Свалка ширилась, захватывала все больше людей. Болеславский изловчился и с размаху ударил О’Бриена ногой в толстый живот. Сержант охнул, отскочил в сторону, заорал во все горло.

— Джон! Ричард! Ко мне! Лупите этих негодяев дубинами!

Двое охранников перебежали на другую сторону колонны. Драка не утихала.

Афанасьев стоял неподвижно, как будто не интересуясь происходящим. Его соседи сбились в кучу, через головы тянулись посмотреть на дерущихся.

Любопытство заставило последнего охранника приблизиться к месту свалки и взглянуть на нее из-за полосатых рядов. Он встал рядом с Афанасьевым, спиной к нему.

Всю силу вложил Афанасьев в короткий рывок. Правой рукой он схватил охранника за лицо, левой рванул к себе автомат. Уперся коленом в спину солдата, перекинул его через ногу, ударил падающего кулаком по затылку. Пальцы заныли, он понял, что удар вышел крепкий. Оглушенный солдат рухнул на дорожный гравий.

В шуме свалки никто не заметил, не услышал их борьбы.

Большими шагами, почти прыгая, размахивая автоматом, Афанасьев побежал в лес. Он бежал осторожно, но через полсотни шагов резко наступил на толстую сухую ветку, громко хрустнувшую под ногой. Сзади раздались крики, щелкнула короткая автоматная очередь.

До густых кустов на опушке оставалось десять метров. Снизу по траве и сверху над головой веером полоснули трассирующие пули. Треск автоматов слился в непрерывный звук. Что-то стегнуло Афанасьева по ноге ниже колена. С деревьев сыпались листья и сбитые сучья.

Ломая кусты, Афанасьев ворвался в лес. Споткнулся о выступавший, похожий на толстый канат, корень, стремительно упал. Перед глазами мелькнул бугристый шершавый ствол, левая рука встретила препятствие. Звякнуло железо, из отскочившей магазинной коробки посыпались на траву патроны.

Мгновение спустя Афанасьев понял, что корень его спас. Полоса пуль прошла на уровне его поясницы, на черном стволе осталась аккуратная строчка белеющих дыр.

Выстрелы прекратились. Афанасьев поднялся, пригибаясь побежал по лесу наискосок от дороги. Через полминуты стрельба возобновилась. Пули щелкали о стволы, срезали кустарник, но Афанасьев уже вышел из простреливаемой зоны.

— Идиоты! Стреляют в одно место.

На дороге, высоко над деревьями, взвились в потемневшее небо одна за другой три красные ракеты. Вибрируя, переходя с низкого на высокий тон, завыла сирена.

Афанасьев остановился, тяжело дыша, жадно ловя ртом горьковатый лесной воздух. Сирена захлебнулась хрипом, звук оборвался. Со стороны шоссе хлопали одиночные выстрелы.

«Не посмели гнаться за мной, у меня автомат».

Он взглянул на оружие и, с растерянным видом, опустил руку. Магазинной коробки не было.

«Безоружен… Через пять минут машины с собаками будут на дороге. Надо спешить… О… ох!»

В сапоге булькало. Николай наклонился, провел ладонью по ноге от колена вниз. Мокрая материя облепила икру. Но боли не чувствовалось.

— В мякоть… — безошибочно определил он. — Пустяки!

Он поспешно расстегнул куртку, рванул на груди ветхую рубашку, оторвал длинную полосу. Подтянул штанину, быстро и умело перевязал рану. Кровотечение уменьшилось.

«Ладно пока… Нельзя медлить. Бегом!»

Под деревьями сумрак сгущался быстро. Бежать стало невозможно. Выставив вперед руки, припадая на раненую ногу и морщась от боли, Афанасьев быстро пошел.

С ветром донеслись отрывочные крики и злой, захлебывающийся лай собак. Афанасьев остановился и прислушался. На дороге трещали мотоциклы.

«Обходят! На шоссе мне нельзя, надо забраться поглубже… Болото? Пусть. Это лучше, чем собаки…»

При воспоминании о свирепых овчарках он теснее сжимал бесполезный автомат.

Лес поредел, стало светлее. Облака внезапно разошлись, краем выглянула блестящая, точно отполированная, луна. Афанасьев снова побежал Стиснув зубы, он тихо охал при каждом шаге.

Он пробрался через цепкий разлапистый кустарник и выскочил на небольшую поляну. Ее замыкали крупные ветвистые дубы. Деревья сплелись кронами, образовали сплошной массив. Под деревьями было темно, лунный свет, заливавший полянку, не пробивался к подножью. На земле отпечаталась узорчатая тень листвы.

Афанасьев пересек поляну и остановился.

«Эх, если бы патроны! Перестрелял бы их… — Он поднял голову, посмотрел на сплошное сплетение ветвей. — Похоже на мост… Мост? Что, если им воспользоваться?»

Сперва мысль показалась фантастической. Затем пришла уверенность и за ней — действие.

Широко размахнувшись, Афанасьев швырнул автомат в кусты. Потоптался у дерева, оставляя кровяные следы на траве, поплевал на руки. Уцепился за наплыв на стволе. Подтянулся, ища опоры для ног, оттолкнулся и ухватился за толстый сук, почти горизонтально висевший над землей.

Несколько сильных рывков… Афанасьев оперся грудью о сук, напрягся, лег животом, перекинул ногу. Дальше пошло легче, он быстро поднялся до развилки ствола. Пополз по наклонной ветке к соседнему дереву, перебрался на него.

Много раз он рисковал сорваться, висел на руках, раскачиваясь наподобие акробата. Цеплялся ногами, подтягивал туловище и двигался дальше от дерева к дереву.

Лай и повизгивание собак то слышались, то пропадали. Погоня приближалась.

— Успею… Еще немного надо… — бормотал Афанасьев, подбадривая себя. — Метров сорок уже отошел. Еще хотя бы двадцать — и я опущусь. Пока будут искать на том дереве, я уйду.

Древесный массив кончился, дальше шло редколесье с подлеском из молодняка и кустарника. Обдирая руки, Афанасьев спустился, побрел хромая, с трудом сдерживая стоны. Он протащился метров шестьсот, в изнеможении опустился на пень. Нога распухла и болела, казалось, невозможно ступить еще шаг.