А ученик на нее все сваливает. А царь слушает и вникает. Слушал, слушал и говорит:

   -- Я вижу, вы два сапога пара. У вас, говорит, анафемов, совместный уговор был погубить Брюса. Ну, говорит, если совместный, так и награда вам будет совместная.

   Взять, говорит, их под арест!

   И сейчас этому ученику и этой его любовнице белые ручки назад и потащили, куда следует. После того Петр приказал, чтоб Брюса с большим почетом похоронили. Потом ученику и Брюсовой жене отрубили головы. Но только народ нисколько их не жалел.

   -- Собакам, говорит, и смерть собачья.

   Так и пропали эти живительные капли. Петр поискал, как похоронили Брюса. Много пузырьков нашел, а как без Брюса распознаешь? Без хозяина и товар плачет. А если бы не погубили Брюса, так, гляди, сколько бы он переделал стариков на молодых...

   Записано в Москве в августе 1924 г., рассказывал уличный торговец яблоками Павел Иванович Кузнецов, уроженец Тверской губ.

Брюс и Петр Великий

   Про Брюса не все правду говорят: есть и такие, что привирают многое. Иной пустослов напустит дыму, лишь бы людей обморочить... А доподлинная история про Брюса то из историев история. Подумаешь, до чего роскошный ум был у человека! И шел он по науке, и все узнавал. Умнейший из умнейших был человек!

   А жил он тогда в Сухаревой башне. Положим, не вполне жил, а только была у него там мастерская и работал он в ней больше по ночам. И какого только струмента не было в этой мастерской! И подзорные трубы, и циркуля... А этих снадобий пропасть: и настойки разные, и кислота, и в банках, и в пузырьках. Это не то, что у докторов: несчастная хина, да нашатырный спирт, а тут змеиный яд, спирты разные! Да всего и не перечесть! И добивался человек наукой все постигнуть на свете: что на земле, что под землей и что в земле -- хотел узнать премудрость природы.

   А купечество московское не любило его, очень противен он был купцам. И не любили его купцы, собственно, вот через что: сидит, примерно, купец в своей лавке, торгует. У него на уме покупателя общипать, а тут глядь -- на самого каркадил лезет... Такой огромаднейший каркадилище, пасть -- во как разинул и так и прет на него. Ну, купец с перепугу вскочит на прилавок и заорет не своим голосом на весь квартал:

   -- Караул, пропадаю! Кара-ул!

   И взбулгачит он своими криками народ. Вот и сбежится народ со всех сторон.

   -- Что такое? В чем дело? Чего ты разорался? А купец чуть не плачет и весь дрожит.

   -- Да как же, говорит, мне не орать, ежели каркадил слопать меня хотел?!

   -- Какой такой каркадил? -- спрашивают. -- Где он? Покажи!

   Смотрит купец... нет никакого каркадила... И сам себе не верит. А народ смотрит на него и удивляется.

   -- Что же, говорит, это такое?

   И не знает, как понимать ему об этом купце. Ежели бы сказать пьян, так этого не видать: человек совсем тверезый. Или сказать -- полоумен, так опять же ничего такого не заметно: человек как будто при своем полном рассудке. Может, скуки ради озорничать начал? Так и на это не похоже: человек уже пожилой и борода седая. И примется народ ругать этого купца:

   -- Ах, ты, говорит, чорт новой ловли! Ах ты, бес прокаженный!

   А купца стыд берет и опасается он, как бы по шее не наклали ему. И сам не знает, что подумать: не спал и не дремал, своим делом занимался, а между прочим явственно видел каркадила. И народ тоже ничего не понимает.

   А тут слышит -- другой купец завопил:

   -- Караул, грабят! -- и потому он так закричал, что видит, быдто полна лавка свиней набежала. Прибежали свиньи и давай буровить, давать копать, и рвут на клочья ситец, сукно... И видит купец -- разор на него пришел, вся его мануфактура пропадает зря. Вот он и давай кричать, чтобы помощь ему дали. Ну, народ слышит -- орет человек, надрывается, бежит к нему. Городовые в свистки свистят, пристав мчится, как рысак... Только смотрит -- и тут ничего нет, и тут все в порядке, все благородно и никто не грабит купца. И опять все в удивление приходят:

   -- Ты что же, говорят, безобразничаешь? Кто тебя грабит? Разуй глаза, обуй очи -- посмотри, где тут грабители?

   А купец говорит:

   -- Да я не насчет грабителей, а вот, говорит, свинота меня одолела.

   Смотрит народ -- ну хоть бы одна свинья была.

   -- Да ты, говорит, видно, с перепою в белой горячке, или, может, маналхолия на тебя нашла. Ну, где эта твоя свинота?

   Смотрит купец -- нет свиней и товар цел. Тут пристав бац его в ухо.

   -- Подай, говорит, мерзавец, штраф за беспокойство! -и потянет с него пятерку.

   Конечно, какой штраф! В собственный карман сунет, а не в казну. Не дурак, своего не упустит.

   Ну, покончат с этим свинопасом, станут расходиться, а тут третий завыл. И все бегут к нему.

   -- Ты еще, спрашивают, чего?

   -- Да я, говорит, великана испугался...

   -- Какого, спрашивают, великана?

   -- Да вот, говорит, пришел в лавку великан и стал матерно ругать меня. Я, говорит, тебя, негодяя, в три погибели согну.

   Ну, и тут то же самое: нет никакого великана. Народ примется ругаться.

   -- Да вы, говорит, все нынче перебесились.

   А пристав свое дело знает: развернется да как чесанет в ухо купца, так у того аж колокола в башке зазвенят.

   -- Подай, говорит, штраф, шелапут ты этакий! -- и с этого пятерик, а то и всю десятку потянет.

   И вот раз происходит такая контробация, а понимающие люди идут мимо. Видят, народ собрался, галдеж поднял.

   -- Это еще что за синедрион такой собрался? -- спрашивают.

   Ну, им объясняют, какое здесь дело разыгралось. А они смеются:

   -- Эх, вы, говорят, скоты неразумные! Да ведь это, говорят, испытание натуры Брюс производит. А народ не знает, что это за испытание.

   -- А как, спрашивает, это испытание и в чем тут корень вещества?

   А эти понимающие говорят:

   -- Об этом Брюса спросите.

   Пристав, как услышал про Брюса, со всех ног бросился бежать.

   -- Ну его к шуту! -- говорит. -- Свяжись с ним, и жизни не рад станешь!

   И как пристав задал тягуля, народ себе бросился врассыпную, кто куда попало.

   А боялся народ Брюса от своего недопонимания, от того, что не знал, какое это бывает испытание натуры. А это -- наука такая, тут требуется хороший ум, чтобы уразуметь ее. И это самое испытание натуры вот что означает: положим, возьми человека. Вот он живет, делом каким занимается, а то просто ворует. Но только ему и в ум не приходит, какой в нем есть магнит. Ему какой магнит требуется? Нажрался да спать, а нет -- портамонет с деньгами из чужого кармана вытащить -- вот какой его магнит. И выходит, что он, как свинья нечувствительная, не шевелит мозгами. Вот от этого самого он натуры не знает, да и где знать, ежели он как Божий бык? А Брюс знал и умел отводить глаза. А этот отвод вот что значит: вот, примерно, сидит человек и пьет чай, а Брюс сделает такое, и человеку этому представится, будто полна комната медведей. Вот это и есть испытание натуры. Всем наукам наука. И по-настоящему за нее Брюсу должна быть похвала, а купцы ругают его.

   -- Он, говорят, окаянный дух, в Сухаревой башне сидит, испытание натуры производит, а мы пугайся, кричи? Нет, говорят, это не фасон. Потому что, говорят, ежели мы будем каждый день кричать, народ скажет: купцы с ума посходили, и покупать у нас ничего не станет.

   И как они обсудили это дело, сговорились ехать жаловаться царю Петру Великому. Выбрали людей, которые поразумнее, и отправили с жалобой.

   Вот приезжают эти разумники к царю и свою жалобу рассказали. А Петр Великий такой был: не любил бумаги писать, а сам до всего докапывался.

   -- Надо, говорит, посмотреть, что это за испытание натуры такое.

   И как приехал в Москву, взобрался на Сухареву башню. А Брюс только что собрался обедать идти. И как он отворил дверь, Петр ухватил его за волосья и давай таскать. А Брюс и понять не может, за что ему такое наказание от царской руки.