«Как отвратительно, — жалуется она в том же письме от 11 сентября, — что Гучков, Рябушинский, Вайнштейн (настоящий жид, наверное), Лаптев, Жуковский избраны этими мерзавцами в Государственный Совет».

«Гучков очень болен, — ликует она 4 января 1916 года. — Хотела бы я, чтобы он переселился на тот свет».

«Гучкову лучше!» — этот вопль читаем в письме от 5 января, а два дня спустя она вздыхает: «Гучков поправляется… По совести должна сказать — к несчастью!»

Настойчивая она была женщина. Этакая если уж привяжется, то не отстанет.

Но не всегда она ограничивается мечтами такого рода. Она и хитрее может. «Конечно, Родзянко не симпатичен, — пишет она мужу. — Но, увы, теперь такие времена, когда бываешь из расчета вынужден сделать многое. Родзянко должен теперь получить орден. Это бы ему польстило. Вместе с тем он упадет в глазах левых партий, если примет награду. Наш друг (Распутин) так же говорит, что было бы хорошо это сделать».

Это письмо заканчивается словами: «Осыпаю поцелуями каждую частицу твоего тела. Твоя любимая женка». Удивляться ли, что просьба «любящей женки» была исполнена. Родзянко был дан орден Св. Анны I степени.

Исключительная роль в письмах принадлежит, конечно же, Гришке Распутину, «нашему другу».

«Надо всегда делать то, что он говорит. Его слово всегда имеет глубокое значение». «Мы должны обращать особое внимание на то, что он говорит… Я знаю, что будет фатально и для нас, и для страны, если его желания не будут выполнены». «Этот человек послан нам Богом». «Не слушайся других, только нашего друга».

Это что-то воистину удивительное. Стоит сравнить сроки высочайших указов с пожеланиями Распутина, высказанными в письмах Александры Федоровны, чтобы убедиться, до чего быстро исполнялись все желания конокрада. Созыв Государственной думы и ее роспуск, назначение и увольнение министров, внутренняя и внешняя политика, война и мир — всем этим распоряжается Распутин, всем командует Гришка. Николай II — только исполнитель.

«Григорий кашляет и волнуется насчет Греции», — пишет императрица мужу 6 ноября 1915 года. Этот кашляющий друг не ограничивается, впрочем, одной Грецией и пересылает Николаю указания для отношений с другими иностранными державами. «Наш друг просит тебя послать телеграмму сербскому королю, так как он очень тревожится; прилагаю его бумажку, которую ты можешь использовать для своей телеграммы — изложи своими словами».

Еще решительнее оказывается «державная воля» Гришки в делах внутренних. Все великие князья, весь совет министров был против, чтобы Николай II объявил себя главнокомандующим. Но вот Григорий Распутин сказал «Пущай!» и сразу же вылетел в Ставку великий князь Николай Николаевич, а государь объявил себя главнокомандующим. Ликующая жена пишет ему: «Наш друг за тебя, ты спас свою страну. Спи хорошо, мое солнышко, спаситель России!»

Главным в Ставке, как и на троне, был все тот же Гришка Распутин.

«Слушайся нашего друга, верь ему».

«Этот человек послан нам Богом».

«Надо всегда делать то, что говорит он, его слово имеет огромное значение».

«Должна тебе передать следующую просьбу нашего друга, внушенную ему ночным видением. Он просит тебя приказать, чтобы начали наступление около Риги. Он говорит, что это необходимо. Он просит тебя серьезно и строго приказать нашим наступать, говорит, чтобы я написала тебе об этом немедленно».

Как объяснить этот нелепый клубок, этот своеобразный «треугольник»?

Мы видели, что императрица искренно и серьезно любит своего мужа. Но тогда при чем здесь Григорий Распутин? В чем его исключительное влияние на Александру Федоровну?

Мы уже видели такой же тройственный «союз», соединявший генерала Орлова с императрицей и Вырубовой. Орлов в гробу, но вот новый «союз» — Николай, Александра и Вырубова.

«Аня целует тебя очень нежно».

Этот мотив заполняет всю книгу писем.

«Жажду твоих поцелуев и твоих объятий. Я не люблю о них просить, как Аня, но они — моя жизнь».

«Когда Аня говорит о своем одиночестве, это меня сердит. Она дважды в день к нам приходит, каждый вечер она проводит с нами 4 часа. Ты — ее жизнь, и она ежедневно получает ласки от нас обоих».

«Жажду держать тебя в своих объятиях. Кто бы ни посмел называть тебя „мой собственный“, ты все же мой, мое сокровище».

Разобраться в этом клубке невозможно. То письма заполнены жалобами на «Аню»: «О, Господи, я была бы так рада, что долгое время мы не будем видеть ее в доме. Я эгоистка стала после девяти лет и хотела бы, наконец, иметь тебя для себя одной». «Она груба, в ней нет ничего женственного». «Ее живот и ноги колоссальны и крайне неаппетитны». «Она так надоедлива и утомительна».

И рядом с этим какое-то странное сводничество с той же самой «Аней». «Может быть, ты в своей телеграмме упомянешь, что благодаришь Анну и шлешь ей привет?» «Спроси ее о здоровье, это ее тронет». «Жалею, что Ани нет дома». «Аня очень счастлива получить твою телеграмму». «Аня целует тебя». «Душка, сжигай ее письма, чтобы они не попали в чьи-нибудь руки».

Несмотря на кажущуюся определенность, все же боязнь, страх: «Ты должен сказать ей (Вырубовой), что не можешь приходить так часто. Если мы не будет тверды, у нас будут истории, любовные сцены и скандалы, как в Крыму».

Вся эта путаница осложнена, вдобавок, еще и нежными воспоминаниями о генерале Орлове. Прошло уже несколько лет со дня его смерти, но Александра Федоровна с Вырубовой неизменно ездят к нему на могилу с цветами, о чем неуклонно сообщает мужу, пишет, как обе они вместе тоскуют «по объятиям этого мужа»…

Довольно! Хочется свежего воздуха. Есть же, должна же быть и жизнь, и другие интересы в толстом томе писем Александры Федоровны!

«Ты слишком добр и мягок… Покажи, что ты хозяин». «Все эти министры должны выучиться дрожать пред тобою». «Когда, наконец, ты хватишь рукой по столу и накричишь? Тебя должны бояться». «Заставь их дрожать!»

«Стукнуть по столу», «заставить всех дрожать» — такую программу проповедовала эта энергичная дамочка. Пусть все боятся, и все будет хорошо.

«Только поскорей закрой думу, прежде чем будут представлены их запросы». «Газеты все недовольны, черт бы их побрал». «Мы не конституционное государство, слава Богу». «Ты владыка, ты хозяин России, помни это».

«Выгони», «прихлопни», «встряхни» — это вся программа. И что самое интересное: твердая уверенность, что все в России обожают императрицу и императора, только и мечтают увидеть их ясные очи. «Какая награда для храброго гарнизона, если ты туда поедешь». «Твое присутствие дает войскам силу и мужество, оно будет для них наградой». «Должно быть большим утешением видеть эти массы преданных, счастливых подданных».

И тут же восторги по поводу встреч с Гришкой Распутиным, передача царю его распоряжений, телеграмм, пожеланий. «Что за прелестная телеграмма от нашего друга». «Очаровательная телеграмма нашего друга, наверно, доставила тебе удовольствие». «Переписал ли ты эту телеграмму для себя на особом месте?»

А текст этих телеграмм на самом деле представляет собой просто пьяный бред Гришки и ничего больше: «Увенчайтесь земным благом, небесным венцом по пути с вами», «Не опоздайте в испытании прославить Господа своим явлением».

Чем радовали и утешали царицу эти «очаровательные» письма — непонятно. Только одна телеграмма Распутина имеет смысл. В этом своем послании он не решал ни государственных, ни религиозных вопросов, а просто помогал своему сыну уклониться от мобилизации: «Сына забирают. Я сказал в сердце, неужели я Авраам, века прошли, один сын кормилец, пущай он владычествует при мне, как при древних царях».

«Любимый мой, что ты можешь для него сделать?» — немедленно пишет мужу императрица, взволнованная этой телеграммой. Конечно, кто еще может помочь в этом деле, как не государь!

Сколько странностей в характере императрицы! Вот она пишет Николаю из госпиталя, где описывает несчастных людей с ужасными ранами, на которые «страшно смотреть». И тут же считает возможным упомянуть: «Почти ничего не осталось мужского. Может быть, придется все отрезать. Будучи женой и матерью, я им очень сочувствую».