Кресли Коул

Принцесса яда

Пролог

246 день после Апокалипсиса

РЕКВИЕМ. ТЕННЕССИ ПРЕДГОРЬЯ СМОКИ-МАУНТИНС

                Она такая красивая, такая хрупкая. Прекрасные глаза. Этот розовый бутон губ... они будут так красиво кричать. Я глазел в дверной глазок, желая, чтобы девушка подошла ближе. Она так близко! Приди ко мне. В пепельных сумерках, она шагала по тротуару, ведущему к моему обугленному викторианскому дому, борясь с решением подойти ли ближе. Холодный ветер развевал ее густые волосы. Она была одета в поношенные джинсы, потрепанные походные ботинки, и прятала руки в карманах старой толстовки. Ее одежда не подходила для температуры снаружи, лишь недавно снизившейся после изнывающей жары, которая была всю зиму. Погода ухудшалась с приближением лета...

                Она подняла взгляд. Неужели она уловила запах еды идущий из моего дома? У меня была говяжья тушенка, медленно кипящая в дровяной печи. Она что заметила дымок вьющийся из трубы? Она выглядит голодной; после Вспышки они всегда голодны.

                Все в моем убежище предназначалось для того, чтобы заманить ее ко мне. Если ярко светящийся керосиновый фонарь не был достаточным маяком для путешественников, то у меня имелся указатель на плакате – написанный маркером и обернутый полиэтиленовой пленкой – прикрепленный к двери:

ГОЛОСА ВЗРЫВА.

ГОРЯЧАЯ ПИЩА, БЕЗОПАСНЫЙ КРОВ, ПРОСТО РАССКАЖИТЕ МНЕ СВОЮ ИСТОРИЮ АПОКАЛИПСИСА.

                Мой дом идеально располагался на перекрестке в этом городе-призраке. Большинство моих гостей, говорили мне, что их жизнь тоже на перепутье. Эта девушка, очевидно, такая же. Ранее, она следовала за мной на расстоянии, наблюдая, как я срезал мертвые растения, пытаясь очистить знак на въезде в город. Реквием, Теннесси, население 1212.

Вспышка свела это число до однозначной цифры. Сейчас здесь был только я. В то время пока я работал над знаком, то напоказ насвистывал веселую мелодию. Она подумает, что я приличный человек, старающийся жить нормально.

                Теперь она все еще смотрит на дверь. Она все обдумала. Я вижу это в ее застывших худеньких плечах. Когда она приближается к главному входу, я разглядываю ее черты более отчетливо. Возможно, она ростом на пару дюймов выше пяти футов. У нее стройная фигура, нежное лицо и на вид ей не больше шестнадцати лет. Но намек на женственные изгибы, которые я замечаю под толстовкой, дает мне понять, что она немного старше. Ее глаза васильково-синие - дерзкого цвета, по сравнению с бледными щеками, они наполнены горем. Эта бродяжка знала много потерь. Но у кого их не было после Апокалипсиса? Она намерена узнать больше. Подойдя ближе. Она не решается ступить на крыльцо. Нет, иди ко мне! Глубоко вздохнув, она подходит к моей двери; я дрожу в ожидании, словно паук, висящий в свое паутине. Я уже чувствую связь с этой девушкой. Я уже говорил об этом в прошлом – с другими вроде меня, умевшими выражать словами их связь с объектами – но на сей раз я действительно чувствую невиданную напряженность. Я хочу обладать ею так сильно, что еле сдерживаю стон. Если я смогу заманить ее внутрь, она будет поймана в ловушку. Внутренняя часть дверной ручки отсутствует; единственный способ открыть ее – с помощью плоскогубцев. Окна сделаны из небьющихся прозрачных листов. Все остальные двери наружу, забиты гвоздями.

                Она поднимает руку и тихонько стучит, затем пугливо отступает на шаг. Я жду в течение нескольких секунд – целую вечность – после чего топочу ногами, как будто приближаюсь.

Когда я открываю дверь с широкой улыбкой, она заметно расслабляется. Я не такой, как она ожидала. Я выгляжу значительно старше, чем в мои неполные двадцать. На самом деле, я моложе. Примерно ее возраста, как я полагаю. Но моя кожа стала обветренной после Вспышки. И мои опыты тоже взяли свою дань. Тем не менее, девушки в подвале, мои маленькие крысы, уверяют меня, что я самый красивый парень, которого они когда-либо видели. Поэтому у меня нет оснований думать иначе. Вот только мой разум чувствует себя старым. Мудрец в облике мальчика.

– Пожалуйста, входи, там холодно, – говорю я ей, делая широкий жест рукой. – Взгляни на себя, ты должно быть замерзла!

                Она осторожно заглядывает внутрь, взгляд мечется от стены к стене. Интерьер выглядит дружелюбно при свете свечей. Самодельное стеганое одеяло расстелено на диване. Кресло-качалка стоит прямо перед потрескивающей топкой. Мое логово выглядит безопасным, теплым, и бабушкиным. Раньше здесь жила пожилая женщина, прежде чем я зарезал ее и сделал этот дом своим.

                Девушка с тоской перевела глаза на кресло-качалку и огонь, но ее мышцы все еще были напряжены. Изображая печаль, – я говорю:

– Боюсь, что здесь только я. После Вспышки...

Я замолкаю, позволяя ей предположить, что мои близкие погибли в апокалипсисе. Пожалей меня. Пока ты не увидела свой новый ошейник.

                Наконец, она переступает порог! Чтобы не взвыть от удовольствия, я прикусываю внутреннюю часть своей щеки, пока резкий вкус крови не попадает на язык. Каким-то образом мне удалось даже смягчить тон, когда говорю ей:

– Я – Артур. Пожалуйста, присядь у огня.

Ее хрупкое тело дрожит, а глаза полны решимости, когда она смотрит на меня.

– Сп-пасибо.

Она направляется к креслу-качалке.

– Я – Эванджелин. Эви.

За ее спиной, я украдкой достаю из кармана плоскогубцы и закрываю дверь. Когда защелкивается замок, я улыбаюсь. Она моя. Она больше никогда не покинет это место. Останется ли она в живых или умрет внутри, зависит от нее.

– Ты голодна, Эви? У меня есть подогретая тушенка. И, может быть, чашку горячего шоколада?

Я почти слышу, как она сглатывает слюну.

– Да, п-пожалуйста, если это не слишком вас затруднит. Она садится и протягивает руки к огню. – Я умираю от голода.

– Я скоро вернусь.

                На кухне, я накладываю тушенку в миску, тщательно накрывая ужин на подносе. Это ее первая еда со мной. Все должно быть безукоризненно. В подобных вещах я скрупулезен. Моя одежда безупречна, а волосы аккуратно причесаны. Приготовленный мной скальпель аккуратно спрятан в кармане блейзера. Подвал, однако, это уже другая история.

                Около миски, я ставлю чашку горячего шоколада, сделанного из моих иссякающих запасов воды. Из сахарного дозатора, я насыпаю одну чайную ложку белого порошка – это не подсластитель. С каждым глотком напитка она будет все больше и больше расслабляться, пока ее мышцы не откажут, но она будет оставаться в сознании. Неподвижная и все же осознающая. Важно то, чтобы она полностью вкусила наше общение. Мое домашнее варево никогда меня не подводило.

Вообще-то, пришло время для моего эликсира. Я взял пузырек с пробкой из своего кабинета, и опустошил его кислое содержимое. Мои мысли стали более сосредоточенными, а взгляд яснее.

– А вот и мы, – говорю я, возвращаясь. Ее глаза распахнулись от изобилия на подносе. Когда она облизнула основание своей пухлой губы, поднос заскрежетал, задрожав в моих руках. – Если бы ты взяла поднос...

Она почти подпрыгнула, помогая мне устроить его, и в тот же момент уткнулась туда. Я сажусь на диван – не слишком близко, осторожно, чтобы не потеснить ее.

– Итак, Эви, я уверен, что ты видела знак на передней части дома.

Она кивает, слишком занятая жеванием, чтобы произнести ответ.

– Я хочу, чтобы ты поняла, что я рад помочь тебе. Все, что я прошу, что бы ты поделилась со мной какой-то информацией. – И чтобы кричала, когда я касаюсь тебя, вздрагивая от боли всякий раз, когда я рядом. – Я записываю истории людей, пытаясь сохранить их для будущего. Мне нужна история о том, как люди выживали после катастрофы.

По сути верно. Я записываю рассказы своих девушек - данные для моих сюжетов - а позже их крики.

– Ты заинтересована мне помочь?