Вся инициатива полностью исходила от моего приятеля. Используя свой авторитет доктора, он доказал мне простую истину, что, пользуясь моментом, нужно испытать, достаточно ли наши организмы зарубцевали наши инфаркты. И если это произошло некачественно, то в этих условиях нас могут откачать. А если всё нормально, как полагается – то мы можем считать себя вполне здоровыми, готовыми к жизненным перипетиям. Эта проверка меня не очень впечатлила и вдохновила. Выпили мы по первому стаканчику. Я закурил сигарету, немного посидел, наблюдая за своими ощущениями, потом отодвинул всё это своему, теперь уже можно сказать, собутыльнику, и на его вопрос: «Ну, ты как?» ответил:

– Ничего, всё нормально, но я больше не хочу.

Своим отказом я, очевидно, не огорчил его, а скорее порадовал, так как всё оставалось теперь ему одному.

Чуть позже я утвердился во мнении, что подобные выпивки для многих вовсе не являются каким-то там нарушением режима, лишь бы было желание и было на что. Тут, как когда-то сказал поэт, «смерть придёт и равно скосит трезвость и веселье, потому, о други, выпьем водочного зелья».

Один из пациентов санатория мне пожаловался, указывая на свою область груди: «Всё сегодня болит у меня». И на мой наивный вопрос «А что врачи говорят?» досадливо отмахнулся: «Да я вчера так с приятелями своими надрался, что упал на спинку кровати».

По прошествии некоторого времени как-то раз в метро я встретил своего приятеля-хирурга, и он сразу же спросил меня:

– Ну, ты как – потребляешь?

– Нет, я сейчас не пью и не курю.

На мой ответ тут же среагировала его жена:

– Вот видишь, как самостоятельные люди поступают! А ты….

Я не дослушал её, так как была моя остановка и я вышел.

За время своего больничного и санаторного пребывания я вёл малоподвижный образ жизни, помня наказ профессора Долгоплоска вести себя, особенно в первое время, ну хотя бы первый год после больницы, осторожно, не напрягаясь, не волнуясь. Это предостережение не было излишне, так как соответствовало классической традиционной медицине. К новым веяниям, новым разработкам скорой реабилитации постинфаркта доктор Долгоплоск относился, мягко выражаясь, скептически, предавая эти новые западные наработки своей академической анафеме.

Получил я также информацию о своём друге-«африканце», которого сразу перевезли в кардиоцентр, где после применения новых методов лечения инфаркта миокарда у него (или, правильнее, с ним) произошёл летальный исход.

Меня же на специально оборудованной машине после окончания курса реабилитации в санатории привезли домой. Пока я отлёживался в больнице и в санатории, был построен новый мост через Москву-реку, но привезли меня домой пока по старому маршруту. Я с трудом опознал свой дом, в который не так давно переселился. Хотя появилась очень большая возможность переселиться в мир иной.

Растолстевший от малоподвижности, очень неловкий, я кое-как выбрался из этого санитарного автомобиля.

– Ну, как? Вы сами дойдёте? – послышалось мне вслед.

Я сделал тёте и дяде ручкой и медленно, по пустырю, по утоптанному, обледеневшему снегу направился к своему дому, к своему подъезду.

С этого времени я всё делал медленно, в каком-то не свойственном мне темпе и ритме. С моего идеального веса семьдесят пять – семьдесят восемь килограммов вес моих телес превысил сотню и достиг ста пятнадцати – ста двадцати килограммов. Ясно, что при таком весе резвиться вряд ли станешь. Мало того – навалилась целая куча мелких и больших проблем. Более двух месяцев я находился в тепле, в светле, за мной ухаживали, кормили – теперь же все эти труды заботы навалились на меня самого. Обычно после такого долгого отсутствия человека дома ждёт уют, семья, жена. У меня же только что начался ремонт, и квартира выглядела очень даже непрезентабельно.

И хотя я сам только что вышел из основательного ремонта, тем не менее нужно было подумать о продолжении и окончании ремонта квартиры. Когда я только что заселился в свою новую квартиру, вид из моего окна представляли одни пустыри, лишь только там, на горизонте, за Москвой-рекой располагались массивы жилых домов. Теперь же вид из окна утеснялся постоянно возводимыми многоэтажными домами, так что пограничный статус моего дома понемногу утрачивался и превращался во внутриквартальный. Продовольственных магазинов пока не было. Кое-как, кое-где на первых этажах оборудовались места, где можно было купить хлеб, колбасу и ещё что-нибудь для сухомятки.

Пока я был здоров и работал, я привозил с собой продукты, а вот что делать в сложившейся обстановке? Нужно было что-то придумывать. Вес тела катастрофически утяжелился, мышцы, особенно необходимые в этой ситуации ног, наоборот, снизили свою функциональность из-за длительного бездействия. Поэтому, чтобы таскать такой тяжёлый вес, нужно было приступать к тренировке мышц ног в первую очередь. Для этого, по логике, нужна была пища, и в первую очередь основательная – мясная. Где и как всё это добывать, я не знал. Не зря же говорят, что беда одна не приходит. С ней, как всегда, много попутчиков, неприятностей всяких. Одна из таких неприятностей выявилась сразу же. Оказалось, что мне нечего надеть, нечего носить. Ну, разумеется, кроме обуви и шапки. Тут размеры сохранились неприкосновенно. Вот всё остальное – куда было деваться? Это значит, что вместо пятидесятого размера мне теперь требовался пятьдесят четвёртый, а то и пятьдесят шестой. Эта проблема смутила меня ещё в больнице, когда мне пришлось натягивать на себя одежду добольничных размеров. А так как другой одежды у меня пока не было и приобрести её в данной ситуации не представлялось возможным, то я старательно перешил все пуговицы на максимум. И когда я оделся в эту экипировку, чтобы выйти в свет на разведку, то увидел на стенном зеркале отражение урода.

– Ну, ладно, – махнул я на себя рукой: тут уж, как говорится, не до красот было.

Пальчиком грозил голод, а он, как известно, не тётка и вообще не родственник. Я вспомнил о соседке, которая приходила за чем-то и потом вызвала скорую помощь, но не знал, из какой она квартиры, даже с какого этажа, и, конечно, постеснялся разыскивать её, хотя бы даже поблагодарить. Я так и не узнал впоследствии: кто это, как это – лица я её не запомнил, я даже иногда сомневался: а реально ли это соседка была? Это вполне мог быть мой ангел-хранитель в образе соседки. И вот я как бы в одежде с чужого плеча, медленно, осторожно плетусь по улице, разглядывая на стенах всевозможные объявления. Вот надпись: «Продовольственный магазин». Поднимаюсь по ступенькам, захожу в подъезд.

По запаху определяю, где продают хлеб. Купил хлеба – чёрного и белого. Хлеб, как мне показалось, был выпечен ещё до исторического материализма. В квартире напротив продавались колбаса, кое-какие рыбные консервы. «Главное – чтобы это было съедобно, – подумал я, – чтобы мои ноги могли таскать моё располневшее тело». Кое-как дотащил эту еду до своей квартиры, что погрел, что поджарил, но съел. Призрак голода растаял, как туман при порыве ветра или сквозняка. Пока я был в больнице, в санатории вокруг меня были люди, были врачи, которые могли прийти мне на помощь. Здесь же я был один, и в голову лезли иногда не очень весёлые мысли. Вспомнился как-то Толя Овсюк, который работал следователем в милиции, особенно один из его рассказов – как оказалось, очень актуальный для меня в моём нынешнем положении. Причём такие случаи не очень-то и редки.

Выезжает бригада милиции по звонку соседей, которые объясняют, что их сосед долго не выходит, и дошло уже до того, что из его квартиры раздаётся тошнотворный запах. Что ж – нужно вскрывать квартиру и заходить туда. Те, кому по обязанности нужно туда заходить, смотрят на врача, прибывшего с ними. Тот, недовольно крякнув, лезет в свою сумку, наливает в синий стаканчик спирт и подаёт по очереди тем, кому ступать в эту квартиру, а кому пока не вступать, приходится только завистливо глотать слюни. После обследования и проветривания запаковывается в непроницаемый пакет труп – бывший жилец этой квартиры, вдоволь навонявший после того, как покинул этот свет.