— Принято, — кивнул Бурлаков. — Тогда слово председателю, — он быстро переложил свои бумаги в другом порядке. — Региональные захлёбываются. Скоро месяц с Хэллоуина, и только прибывает. И заметно меняется состав. Бывшие рабы и Имперские подданные. Вот смотри. Я вчерне прикинул.
Михаил Аркадьевич присвистнул, разглядывая таблицу.
— Однако… действительно поток.
— Пока ручей. Но становится потоком. Изыскивают родню, срочно оформляют браки, просто, — Бурлаков подмигнул, — в порядке исключения, — Михаил Аркадьевич понимающе кивнул и немного комично пожал плечами, дескать, понимаю, но по-другому не мог. — В иных региональных, Миша, две трети по-русски только ругаются. И то с акцентом.
Михаил Аркадьевич с удовольствием рассмеялся.
— Да, этого мы не предвидели.
— Всего предвидеть невозможно. Все намеченные задачи решаются. А заодно и многие другие. По твоему ведомству тоже.
— Да, я знаю, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Спасибо, Гошка. Маяк ты поставил хороший, никого искать не надо, сами прилетают. А ещё что?
— Да я в Колумбии наслушался, — Бурлаков зло усмехнулся. — Вся эта сволочь расистская, рабовладельцы недобитые, претензии к нам, понимаешь, имеют.
— Что мы их Империю в хлам размазали? Или что рабов освободили? — весело подыграл Михаил Аркадьевич.
— Ну, первое они… приняли к сведению, скажем, так. Империя для них была декорацией. И с её крахом рухнуло и господство Говарда. А оно очень многим мешало. Самые рьяные «имперцы» были в Атланте. И колумбийцы сейчас их очень активно задвигают, перехватывая связи, сам понимаешь. Ко второму… большинство уже приспособилось. Нет. Что мы лучших работников, видишь ли, сманили. Квалифицированных рабочих и старательных подсобников. Кое у кого всё недоразбомблённое производство встало, — Бурлаков немного злорадно рассмеялся.
— Так мы ж им всех пленных отпустили, — продолжая игру, удивился Михаил Аркадьевич.
— Во-во. Вот пусть они теперь всех этих выживших не чествуют, а к работе приучают. Задача им не на один год.
— И зависимость от наших и других поставок, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Да, интересные комбинации наклёвываются. С учётом, — он кивком показал на отложенные листы. — Но деньги тебе они дали, так?
— А куда бы они делись? — чуть-чуть преувеличенно удивился Бурлаков. — Дали, конечно. В утешение я им часть вернул.
— Это за фрукты? Слышал. Говорят, старый Говард рвёт и мечет, как ты его облапошил.
— Ну, — Бурлаков насмешливо хмыкнул. — Счастливый отец главы СБ и заводилы хэллоуинской резни пусть помалкивает. А то домечется по полной конфискации.
— Ох, до чего же гуманитарии кровожадны! Мы против них — ангелы кроткие незлобивые.
Бурлаков улыбнулся, поддерживая шутку, но ответил серьёзно.
— Начнём с того, что деньги ушли законному официальному владельцу. А то, что тот перестал выполнять прежние договорённости, это уже совсем не наша проблема. А дальше… Это не кровожадность, Миша, а естественное желание справедливости. Убивать старика, согласись, некрасиво. А вот отобрать у него всё неправедно, да что там, преступно нажитое. Вот это и будет ему наказанием. Ты листки те посмотри, там есть, кому всё шло. Старик не успокоится, но бесплатно ему помогать никто не будет. Вот пусть крутится, ищет деньги и выводит тебя на своих…
— Не учи, — перебил его Михаил Аркадьевич. — Но у тебя, как я понимаю, к нему ещё и личное.
Бурлаков перебрал свои бумаги, собрал в стопку, снова раздвинул рабочим, чтобы были видны значки на полях, веером.
— Да, Миша. И личное тоже. Понимаешь, я всё знал, всё понимал и, это глупо, но я надеялся. На чудо. А чудес не бывает. Теперь и надежды нет, — Михаил Аркадьевич молча ждал. — Ты ведь знаешь эту историю. О лагернике, который спасся. Не надо, не делай удивлённое лицо, Миша, знаешь. Мимо тебя пройти не могло, и орлы твои там крутились.
Михаил Аркадьевич кивнул.
— Кое-что знаю, но специально не занимался. А что о нём знаешь ты?
— Он работал у некоего Бредли летом. Пастухом. А напарником у него был индеец. Бывший раб. Спальник. Это ты тоже знаешь. Так что… ладно. Лагерник мёртв, Миша. Убит в Хэллоуин, — Бурлаков твёрдо посмотрел в глаза Михаилу Аркадьевичу и кивнул. — Это ты тоже знаешь.
— А ты, откуда ты это знаешь? — медленно спросил Михаил Аркадьевич.
— Мне сказал Трейси.
— Ты… виделся с ним?
— Да, — Бурлаков улыбнулся, — в Колумбии.
— Расскажи, Игорь, — попросил Михаил Аркадьевич.
Бурлаков кивнул.
— Ладно, так уж и быть. Значит, сижу я в Колумбии в кафе «Стиль де Пари».
— Ого! — вырвалось у Михаила Аркадьевича.
— Во-во. Сижу, пью кофе, читаю газету. Тихо, спокойно, дело с банком сделано, сделки оформлены.
— Отдыхаешь и расслабляешься, — подхватил Михаил Аркадьевич.
— Точно, — тон Бурлакова был залихватски весёлым. — И тут некто просит разрешения подсесть. Поднимаю глаза… — Бурлаков выдержал интригующую паузу. — Трейси.
— Ковбой?! — чуть-чуть демонстративно изумился Михаил Аркадьевич.
— Он самый. Выглядел он, правда… куда до него этим банкирам. Одет, вылощен… Словом, он там был куда уместнее, чем я. Да и ты.
— Сам к тебе подошёл? — недоверчиво уточнил Михаил Аркадьевич.
— Сам, Миша, сам. И вся инициатива была его. Для начала он извинился, что он и Бредли не сдержали обещания поговорить с пастухами. Они опоздали. Когда приехали в Джексонвилль, там уже всё кончилось. Звучало очень убедительно. Но… — Бурлаков выразительно поглядел на Михаила Аркадьевича.
— Да, — кивнул тот. — Их перехватили по дороге общим неводом. Неслись в Джексонвилль мимо патрулей. Автоматическое оружие, пистолеты… Их спасло, что автоматы полицейские и гранат не было. Продержали двое суток общей проверкой. Как всех.
Бурлаков собрал свои бумаги.
— Да, конечно. Ну, вот. Трейси мне сказал, что индеец был арестован, а сейчас находится в нашем Центральном лагере, в Атланте. А лагерник убит. Забит, облит бензином и подожжён.
— Трейси знает такие подробности?
Бурлаков кивнул.
— И знаешь, Миша, похоже, он сам тяжело переживает смерть одного и разрыв с другим.
— Что-что?!
— Вот то, Миша. Рассказав про лагерника, он обратился ко мне с просьбой.
— Интересно.
— Найти в Центральном лагере индейца и помочь тому найти семью. Жену и дочь.
— Та-ак, — задумчиво сказал Михаил Аркадьевич, — понятно. И какая пачка кредиток была передана в дополнение?
Бурлаков негромко засмеялся.
— Меня предупредили, чтобы я не предлагал парню денег. Дословно: «Денег парень не возьмёт, он гордый». И второе предупреждение. Не ссылаться на него, дабы не испортить свою репутацию.
— Так, — Михаил Аркадьевич подтянул к себе чистый лист бумаги и нарисовал на нём загогулину. — Похоже, ты прав, насчёт разрыва.
— Да. И такая деталь, Миша. Трейси называл парней по именам. Эркин и Эндрю. Эндрю — лагерник. Погиб.
Михаил Аркадьевич кивнул.
— И как? Дальше что?
— Ничего. Он допил своё пиво, и мы весьма корректно расстались.
— А индейца ты нашёл?
Бурлаков улыбнулся.
— И не искал. Не успел в Центральный войти, как наткнулся на него. И знаешь, Трейси оказался прав.
— Что, такой гордый?
— Не то слово. Провожу обычное собрание. Лагерь большой, семейных собирали отдельно. Рассказываю о ссудах, и тут встаёт этот парень и задаёт самый неожиданный вопрос.
— Ну-ну, — подбодрил Михаил Аркадьевич.
— Слушай. Сколько лет ему предстоит выплачивать те деньги, что Комитет потратил на его содержание в лагере?
Михаил Аркадьевич по-мальчишески присвистнул.
— Во-во, — кивнул Бурлаков. — Я даже онемел на секунду.
— Редкий случай, чтоб тебя да хоть на секунду заткнули. А мотив?
— Ему не надо халявы. Вот так, Миша.
— Ты смотри, какой парень! — Михаил Аркадьевич восхищённо покачал головой. — Да, с семьёй ты ему помог?
— Он сам себе помог. На одной руке девчонка лет так шести висит, за другую его молодка держит, следит, чтоб не увели. Те ли, или новую завёл… Но, похоже, всё у него в порядке.