— Эшелон большой?
— На три ватаги будет.
— Третью сбиваем, — быстро говорит Андрей. — Подваливайте.
— Айда, — машет рукой Одноухий.
И они бегут, ватага за ватагой, навстречу большому товарному эшелону, медленно вползающему в путаницу путей.
В церковь они пришли прямо со станции. Только завернули к Андрею за ящиком. Священник был уже на месте.
— Рад вас видеть, дети мои.
— Добрый вечер, сэр, — вежливо улыбнулся Андрей. — Так что с полом?
Эйб Сторнхилл никак не ожидал, что индеец приведёт и этого странного белого парня. Рассчитывал, что Меченый придёт один. Им бы пришлось работать вдвоём, и за работой индеец бы оттаял, по своему опыту Эйб знает, как совместная работа позволяет раскрыть душу. Но… а может, это и к лучшему. Для пола во всяком случае. И всё же… Эйб решительно снял сюртук, закатал рукава рубашки и присоединился.
Эркин надеялся, что беляк даст им работу и умотает, ну, в крайнем случае, останется надзирателем, но такого… Андрей тоже хмурился, хотя работа ладилась, а священник оказался, к удивлению, довольно толковым помощником и не пытался командовать.
Завязался и неизбежный, в меру доброжелательный разговор.
Белого парня звали Эндрю. Он снимает койку, хозяйка готовит ему и стирает. А работает на станции, ну, и другую работу может, а так, да, они напарники, ну, работают вместе… — вот и всё, что удалось узнать Эйбу за время их совместной работы. Эйб старался, чтобы его вопросы выглядели ненавязчивым естественным любопытством — не более. Но упорное угрюмое молчание Эркина и вежливая отчуждённость Андрея явно показывали: его не подпускают. А то, что они вместе работают, парням неважно.
Втроём они управились довольно быстро.
— Ну вот, — Эйб медленно опускал рукава рубашки. — Спасибо вам, дети мои. Мы славно потрудились во славу божью.
Андрей собрал инструменты и выпрямился, посмотрел на Эркина.
— Сэр, — разжал губы Эркин, — нам можно идти?
Эйб почувствовал обиду, но сдержался.
— Вы так спешите?
— Да, сэр, — Андрей всё-таки взорвался. — Да, спешим. Не знаю, как вы, сэр, а мы на станции с утра ломались, и не ели ещё, и… — Эркин незаметно ткнул его в бок, и Андрей замолчал.
— Извините, — сразу сменил тон Эйб, — конечно, вы устали. Но… но, Эндрю, почему вы работаете грузчиками, если ты такой мастер, ты же можешь…
— Потому что цветным хорошей работы не дают, — отрезал Андрей, довольно невежливо перебив священника, за что получил от Эркина второй тычок, уже более заметный.
— Почему ты не даёшь ему говорить? — остановил его Эйб и, так как Эркин ему не ответил, продолжил: — Но… но если я поговорю, попрошу за вас…
— Спасибо, сэр, — на этот раз Андрей был предельно вежлив. — Мы как-нибудь сами, сэр.
— Мне очень жаль, дети мои, если я чем-то обидел вас, — Эйб развёл руками. — Простите меня.
Андрей поглядел на угрюмое лицо Эркина и заставил себя улыбнуться.
— И вы простите меня, сэр, но мы пойдём.
— Хорошо, — кивнул Эйб. — Увидимся в воскресенье.
— Да, сэр.
— Спокойной ночи, сэр.
Радостный тон и скорость, с которой они буквально выскочили за дверь, заставили Эйба нахмуриться. Он медленно надел сюртук, застегнулся. Они видят в нём врага. Но почему? И… и за что? Тупые упрямые скоты? Нет, брат Джордан, и ещё раз нет. Они… они слишком много вынесли и теперь видят врага в каждом. Да, именно так. И сам себя поправил: в каждом белом. И всё же он достучится до них. Их души омертвели, но не умерли. Осторожным вниманием, чуткостью, ненавязчивой помощью в трудный час, но он вскроет этот панцирь.
Эркин и Андрей быстро шли по тёмной улице на границе Цветного квартала.
— Я завтра картошку хочу купить. Два мешка, — заговорил наконец Эркин. — Поможешь дотащить?
— Об чём речь! — улыбнулся Андрей. — С утра на рынке?
— Идёт, — кивнул Эркин. — Оттащим и уже тогда на станцию.
— Дело. А о… — Андрей заметил чью-то тень впереди, — ну, о том деле я думаю. Обмозговать всё надо.
Улица пуста, и они говорили по-русски, но предусмотрительно перейдя на камерный шёпот.
— Ты смотри, Андрей. Большой город — нет работы, маленький город — беляки прижимают.
— Ну да, — Андрей закурил. — Крутись тут, как знаешь. Нет, время у нас есть. До Рождества запаса хватит, свободно дотянем. Новый Год встретим и айда. А может, и раньше всё устроим.
— Может, — кивнул Эркин и вздохнул: — Ещё поп этот лезет.
— Плюнь и разотри, — посоветовал Андрей. — Ну, бывай.
— Бывай, — кивнул Эркин.
От этого угла они расходились по своим кварталам.
Эркин шёл быстро, думая о своём, и чуть… чуть опять не залетел. В последний момент заметил у своей калитки два силуэта и метнулся за угол, застыл и прислушался. Женя? Да, её голос. А с ней кто? Вроде, голос знакомый.
— Вот мы и пришли. Спасибо вам, Рассел.
— Спасибо вам за беседу, Джен. Но… вы можете сколько угодно смеяться надо мной, но я беспокоюсь за вас. В городе опасно.
— Побойтесь бога, Рассел. Какая может быть опасность в нашем городе? И ваша забота… если честно, мне не очень хочется быть объектом вашей заботы. Мне это кажется не менее, а даже более опасным.
— Ну, Джен, — Рассел негромко рассмеялся. — Я не ожидал такой мстительности. Вы всё не можете забыть того… случая?
— Да, — голос Жени ровен. — Я не могу забыть, как вы били беззащитного.
— Ну-ну, Джен. Когда-нибудь вы поймёте. Но не буду вас задерживать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Рассел.
Стоя за углом, Эркин слышал, как Женя открывает и запирает за собой калитку, нижнюю дверь… А беляк где? Ага, вот его шаги. Эркин отступил поглубже в тень, слился с ней. Фу, прошёл и не заметил. Эркин выждал, пока стихли удаляющиеся шаги, но, осторожничая, прошёл мимо своей калитки до конца дворового забора, выждал, у навеса Старой Дамы перелез во двор и, прячась в тени сараев, добрался в свой угол, задвинул засов у калитки и подошёл к своей двери. Прислушался. Вроде тихо. Он уже спокойно достал ключи и открыл дверь. Ну, вот он и дома.
Женя даже переодеться ещё не успела, когда он вошёл в кухню и сразу, даже не сняв куртки, занялся плитой.
— Эркин, ты? — спросила из комнаты Женя.
— Да.
Он подвинул чайник, чтобы закипел быстрее, и, расстёгивая куртку, пошёл в кладовку.
— Чайник я поставил.
— Ага, спасибо.
Женя, уже в халатике, влетела в кухню и стала разбирать свою сумку, греть остатки обеда на ужин и умываться. И всё одновременно.
— Давай, Эркин, переодевайся, мой руки и за стол. Сейчас ужинать будем.
— Итак, джентльмены, нам остался месяц.
— Если точно, то двадцать пять дней, сэр.
— Благодарю вас. В общем, подготовка идёт по плану. Нам удалось в принципе отсортировать контингент и наметить основные объекты ликвидации. Но обращаю ваше внимание, джентльмены, пере- для нашего дела всегда было предпочтительнее недо-.
Вежливый смех присутствующих.
— Поддержка и, скажем так, индифферентность остального населения нам обеспечены.
— Да, эти «вольные негры» уже сильно… надоели.
— В этом плане русские, объявив свободу, даже как-то сыграли на нас.
— Разумеется, мы не будем копировать имперские порядки. Всякие излишества вроде Паласов и прочего можно пока убрать. Раб должен работать. А условия содержания и использования раба можно регламентировать.
— И нужно.
— Да, сэр.
— Как мы поступим с промежуточными формами?
— Ликвидируем. Вольных цветных, недоказанных и условных белых, потерявших расу не нужно.
— Абсолютно согласен. Жёсткая сортировка и ликвидация всего отбракованного. Цветной — только раб, а белый — только господин. Цветной, не желающий быть рабом, — ирония в голосе говорящего вызвала у остальных улыбки, — и белый, не желающий быть господином, одинаково невозможны. И не нужны.
Дружное одобрение присутствующих.
— А пока продолжаем по плану. Необходимые коррективы не стратегические.
Дальнейшая беседа имела уже чисто технический характер.