— Русский, значит, знаешь, — ухмыльнулся тот.

— Да, знаю. А… что?

— А ничего. Откуда будешь?

— Из Джексонвилля.

Эркин спустился с крыльца и на всякий случай переложил ящик в левую руку. Но мужчина был, похоже, настроен мирно и выспрашивал из простого любопытства.

— Один? Отстал от своих?

— Да, — миролюбиво ответил Эркин. Ему здесь жить и заводиться не стоит. — Они в женском бараке, мне сказали.

— Чего-то я там индеек не видел, — мужчина, сомневаясь, покачал головой.

К ним подошли ещё трое мужчин, все в синих куртках угнанных.

— А ты что, в бабском царстве всех знаешь?

— Вроде тебя там как третьего дня выкинули, так теперь и вовсе не пускают.

— Кто у тебя там, парень?

— Жена и дочь, — твёрдо ответил Эркин.

— А чего ж отстал?

— Или бросил да передумал?

— В тюрьме сидел, — ответил Эркин.

Они переглянулись.

— Это за что?

— Сказали: самооборона.

— На Хэллоуин, что ли?

Эркин кивнул, жадно глядя на второй справа барак. Там открылась дверь, и на крыльцо вышла рыжеволосая девушка в брюках и накинутой на плечи серо-зелёной куртке. Даша, Маша? Видимо, у него изменилось лицо, потому что мужчины расступились перед ним. Ему что-то говорили, даже кричали вслед, он не слышал и не понимал.

— Где?! — выдохнул он в лицо всплеснувшей руками девушке.

— Господи, Эркин! Вернулся! Здесь, здесь мы все, идём скорей! Даша я, Даша, господи…

Его обнимали, вели по узкому коридору с множеством дверей, то распахивающихся, то захлопывающихся перед его носом. Гомон, крики…

…Алиса, с утра не гулявшая из-за дождя, сидела на кровати и хмуро слушала шум в коридоре. Конечно, она виновата, выскочила утром в коридор босиком и в одной рубашке, но это же когда было, а мама всё ещё сердится. И даже ушла в прачечную с тётей Машей без неё, а ей велела сидеть в кровати и не выходить. И теперь там что-то такое шумное и интересное, а она не знает. Ну не обидно? Она чуть-чуть покапризничала, а тётя Даша тоже рассердилась и сказала: «Ну и сиди одна», — и ушла, а теперь… Алиса шмыгнула носом от жалости к себе и приготовилась плакать.

Шум всё приближался, распахнулась дверь…

Восторженный визг Алисы перекрыл гомон не хуже сирены воздушной тревоги.

— Э-э-э-эри-и-и-ик!

Эркин поставил, почти уронил на пол свой ящик, шагнул вперёд, и Алиса прямо с кровати кинулась ему на шею. Он обхватил, прижал её к себе. Чьи-то руки снимали с него шапку, расстёгивали, стаскивали куртку. И голоса…

— Ну, надо же…

— Ну, на счастье им…

— Ты смотри, как вышло…

— А девчонка-то не его вроде…

— Да нет, смотри, как повисла…

— Женька-то где?

— Побежали за ней.

— Стирает…

— Ты смотри, редко когда мужик к дитю так…

— Да уж…

— Ну, дай им, господи…

Эркин прижимал к себе Алису, уткнувшись лицом в её шейку, и… и вдруг… вдруг на его плечи и голову легли руки, и он не увидел, не почувствовал, а… всем существом своим ощутил — Женя.

— А ну, пошли все отсюда, — скомандовал кто-то.

И снова загудели, стихая, голоса.

— Верно…

— Не цирк, смотреть нечего…

— Пошли, бабы…

Эркин не заметил, как они остались втроём, даже Даша с Машей вышли. Лицо Жени… её глаза… её руки… она плачет.

— Женя, — наконец смог он выговорить. — Женя, прости меня…

— За что? — всхлипнула Женя. — Эркин, родной ты мой, за что?

— Ну и чего плакать? — рассудительно заметила Алиса, вытирая ладошками мокрое лицо Эркина. — Он же вернулся. Мама, Эрик, вы чего?

— Ничего, — Женя ещё раз всхлипнула и улыбнулась.

Потом они сидели на кровати, Алиса у него на коленях, а Женя рядом, положив голову ему на плечо, и молчали, даже Алиса угомонилась. Наконец Женя вздохнула, как просыпаясь, вытерла лицо и встала.

— Алиса, отпусти Эркина.

— Неа, — ответила Алиса, цепляясь за него, но уже не всерьёз, а балуясь.

И Женя попросту сняла её с его колен.

— Давай, одевайся. Тапочки твои где? Эркин, ты…

— Мне сказали… — он прокашлялся, — мне в мужской барак номерок дали.

— Да? — огорчилась Женя, но тут же стала его утешать. — Ну, ничего, в семейном битком, по две семьи в комнате, и это ж на ночь только, а так мы всё равно вместе.

Он кивал, неотрывно глядя на неё. Женя… Женя прежняя. Неужели чудо, и она выжила и… и не заболела, и…

— Женя, — в комнату влетела Маша, — ты достирывать-то будешь? А то там очередь.

— Ой, бегу, — спохватилась Женя. — Эркин, ты пока сходи в свой барак, устройся и приходи. Алиска, оделась?

— Я с Эриком, — заявила Алиса, натягивая пальто.

— Ну, как знаешь. Эркин, ты её на молоко потом отведи, или нет, я сама…

Последние слова донеслись уже из коридора: Женя убежала. Эркин вытер рукавом лицо и встал.

— Ты мне ботики застегнёшь? — спросила Алиса.

Эркин наклонился и застегнул ей ботики.

— Ну вот, — Алиса взяла его за руку. — Идём, я тебе всё-всё покажу.

Эркин мягко высвободил руку и надел куртку, застегнул её, надел шапку. Откашлялся, прочищая горло, и взял свой ящик. Алиса снова уцепилась за его руку.

— Ну, идём.

Они вышли в коридор, и Алиса гордо сказала стоявшей там женщине.

— Тётя Таня, это Эрик. Он вернулся.

Эркин понял, что ему предстоит, и невольно поёжился. Женщина улыбнулась бледными губами.

— На здоровье, деточки.

Из барака они пошли в камеру хранения, где Эркин сдал свой ящик, получив жестяной кружок на шнурке. И отправились на поиски коменданта.

— Тебе надо на место определиться, — важно говорила Алиса. — Дядя Паша, тётя Айрин, это Эрик, он вернулся. А то как же без койки? Своя койка — первое дело. А это столовая, здесь на талоны кормят. Мишка, это Эрик.

Комендант — пожилой мужчина в форме — стоял у мужского барака и курил. Увидев Эркина и Алису, хмыкнул:

— Ну как, всем похвасталась? Никого не пропустила?

— Ага, — расплылась в улыбке Алиса. — Это Эрик. Он вернулся.

— Понятно. Беги к мамке, егоза, она в прачечной.

Его тон исключал вопросы и тем более сопротивление. Алиса отпустила руку Эркина, отступила на шаг и упрямо сказала:

— Эрик, я тебя здесь подожду.

— Жди, коли мокнуть охота, — комендант щелчком отправил окурок в стоящую у крыльца железную коробку. — Пошли, Мороз. Бирку не потерял?

— Нет, — Эркин вытащил из кармана номерок.

Он как-то не сознавал, что все вокруг говорят по-русски, а он всё понимает, и сам говорит, и его понимают.

Мужской барак внутри походил на женский как, впрочем, и снаружи. Только пахло дымом гораздо сильнее.

— Говорил чертям, чтоб не курили, — ворчал комендант. — Загорится, так полыхнёт сразу, никто выскочить не успеет. Так, ну-ка давай сюда.

Комендант постучал и сразу открыл дверь с крупно выведенными на ней белыми единичкой и семёркой, и они вошли в комнату, плотно заставленную кроватями и тумбочками. Шесть кроватей. На одной тюфяк свёрнут рулоном.

— Располагайся, Мороз, — комендант отметил что-то на его бирке и прикрепил её к спинке кровати.

И ушёл. Эркин огляделся. В комнате ещё трое. Один возился в своей тумбочке, двое спали, но проснулись, и теперь все трое с таким же интересом рассматривали его. Все белые. У Эркина неприятно похолодело внутри. Вот влип, так влип. Тесно, конечно, но отбиться он отобьётся. Да за драку его предупредили что будет.

Копавшийся в тумбочке парень встал. Он был одного роста с Эркином, но худее и нескладнее.

— Привет, — весело сказал он. — Ты откуда?

— Из Джексонвилля, — настороженно ответил Эркин.

Небритый полуседой мужчина, лежавший на кровати в углу, шумно зевнул и сел.

— От племени отстал?

Ни в тоне, ни в вопросе Эркин не услышал подвоха и ответил спокойно:

— Я не знаю своего племени.

— Одному хреново, — сочувственно сказал третий. — Будешь теперь к какому-то другому прибиваться?

— Нет, — Эркин развернул тюфяк, внутри которого оказались одеяло, подушка и две простыни, застелил кровать. — У меня жена и дочь здесь.