У Насти была преданная ей горничная Аннушка. Настя любила ее, смотрела на нее скорее как на подругу, чем на крепостную холопку, делила с нею и свою девичью радость, и свое девичье горе.

   К несчастью, Аннушка чем-то не угодила старому барину; он собственноручно дал ей несколько пощечин и приказал посадить на целый день в чулан, а затем надумал наказать Аннушку на конюшне и выбрал для этого раннее утро, когда его дочь, а также соседи еще спали.

   Это происходило именно в то время, когда мимо дома Лугового проезжал из клуба Федя Тольский. Когда последний стал громко стучать в ворота, наказание приостановили и Аннушку в полубесчувственном состоянии опять втащили в чулан.

   Настя не слыхала криков своей любимицы и не знала о ее горькой участи.

   Старик майор испугался Тольского, когда тот стал осматривать двор и расспрашивать, что значат крики, так как принял его за важного чиновника-барина, и, убоясь ответственности, поспешил в тот же день уехать в свою подмосковную усадьбу, приказав дворецкому продержать Аннушку дня два-три в чулане, а потом выпустить.

   Гавриил Васильевич недели на три уехал из Москвы, чем несказанно обрадовал всех.

IV

   Федя Тольский был влюблен, влюблен серьезно, горячо. Он и прежде любил женщин, но не так. Красота Насти произвела на него совсем другое впечатление и заставила его полюбить другою любовью.

   Вернувшись из майорского домика к себе, Тольский заперся в кабинете, велел никого не принимать и предался грезам о Насте; ее дивный, чарующий образ неудержимо влек к себе все его думы.

   "Я влюблен, я! Этого только и недоставало! Мне самому смешно, а как будут смеяться другие, когда узнают о моей любви... А как хороша майорская дочь! Видал я красавиц, но такой не встречал. Скажи она мне одно ласковое слово -- и я не задумался бы жизнь свою отдать".

   Размышления влюбленного Тольского были прерваны голосом его камердинера Ивана, по прозвищу Кудряш. Это был крепкий, здоровый малый лет двадцати пяти, красавец, с вьющимися волосами; он был душой и телом предан своему господину. Будучи еще мальчишкой-подростком, он был приставлен к баричу Феде для услуг; они вместе росли, вместе играли и были чуть не друзьями.

   -- Не приказано, сударь, никого принимать, -- говорил камердинер Иван, кого-то не пуская к молодому барину.

   -- Это запрещение ко мне не относится; я -- друг твоего барина, -- возражал чей-то голос камердинеру.

   Тольский все это услышал и громко спросил:

   -- Кудряш, кто это? Впусти!

   Дверь в кабинет быстро отворилась; на пороге стоял Алеша Намекин.

   -- Федя, голубчик, меня не допускают; скажи своему олуху, чтобы он отстал от меня! -- весело проговорил он.

   -- Алеша!.. Рад видеть тебя, дружище, -- промолвил Тольский, идя приятелю навстречу.

   -- Ты рад, а твой камердинер меня чуть не в шею; заладил "не приказано".

   -- Он прав, Алеша, я никого не велел принимать.

   -- Даже и меня?

   -- Нет, нет... Я не знал, что ты придешь. Дверь моего дома для тебя всегда открыта. Хотя мы только вчера с тобой сошлись, но ты -- мой друг.

   -- Слышишь, истукан, что говорит барин? А ты впускать меня не хотел! Ну, исчезни...

   Кудряш вышел.

   -- Знаешь, Федя, хотя мы подружились с тобой и недавно, а я к тебе с докукой, сиречь с просьбой. Помоги мне, брат! Видишь ли, я влюблен, но влюблен не кое-как, а по-настоящему, серьезно...

   -- Что же, дело хорошее... И я скажу тебе, Алеша, откровенно: я тоже влюблен.

   -- Как, ты тоже? -- воскликнул Намекин. -- Удивительно!.. Тольский -- и влюблен! Тольский, который играет женщинами, как пешками... ты чуть не презираешь женщин, и влюблен! Да ведь это -- такой казус, которому вся Москва станет дивиться, как узнает!

   -- Надеюсь, приятель, ты никому не скажешь? Это -- большая тайна; я даже начинаю раскаиваться, зачем тебе сказал...

   -- Да ты, Тольский, ведь другом меня считаешь, а где дружба, там нет секретов, между нами все должно быть начистоту... Согласен? -- с жаром спросил Намекин.

   -- Согласен, -- ответил ему Тольский, и приятели крепко пожали друг другу руки. -- Ну а теперь говори, Алеша, в чем нужна тебе моя помощь?

   -- Прежде я должен познакомить тебя с историей моей; любви. Видишь ли, я полюбил девушку чудной красоты " чудного характера. Она -- дочь отставного майора, живет в Москве; знакомство с нею у меня произошло совершенно случайно. Она шла по Тверской улице со своей нянькой, какой-то уличный нахал стал преследовать ее, говорил ей пошлые комплименты. Красавица не знала, куда от него деваться. К счастью, в это время я проходил мимо, видел сцену, заступился за девушку и дал нахалу пощечину. Он взбеленился, вызвал меня на дуэль, а сам в назначенный час на место не явился... Видно, струсил, негодяй. С того дня и началось мое знакомство с Настей.

   -- С Настей? -- меняясь в лице, воскликнул Тольский.

   -- Ну да, Настей. Чему же ты так удивлен?

   -- Нет, я так!.. Продолжай, Алеша, я слушаю.

   -- Я проводил майорскую дочку до ее дома, она пригласила меня зайти. Я познакомился с отцом... Ах, Тольский, какая противоположность между отцом и дочерью! Она -- это что-то прекрасное, возвышенное, отец же смотрит зверем и, как говорят, страшный деспот с дворовыми. Ну вот я и полюбил Настю... Ах, Тольский, да и нельзя не полюбить ее! Если бы ты видел, как она хороша!

   -- Может, я и видел ее, и говорил с нею.

   -- Ты шутишь, Тольский! -- удивляясь, воскликнул Намекин.

   -- До шуток ли... Хочешь, Алеша, скажу, где живет твоя Настя? У ее отца, старого майора, есть недалеко от Никитской домик, в нем они и обитают.

   -- Да... Как же ты узнал?

   -- Ты говори, что дальше было, а после я скажу, как познакомился с нею.

   -- Я стал часто бывать в домике Насти. Ее отец не особенно ласково встречал меня, зато она всегда была рада моему приезду. Я полюбил Настю... И она меня, кажется...

   -- Что же ты намерен делать? Жениться, что ли, надумал? -- спросил Тольский.

   -- О, с большой радостью, если бы... если бы отец мне дозволил.

   -- А разве ты сомневаешься в его дозволении?

   -- Очень сомневаюсь. Мой отец -- раб предрассудков. Свой род он почитает славным и гордится им. Моя мать из рода князей Сокольских, я -- один сын, и отец, вероятно, прочит женить меня на какой-нибудь графине или княгине.

   -- Стало быть, тебе придется обойтись без согласия отца?

   -- Нет, Тольский, я никогда не решусь его обидеть, ведь я -- единственный наследник...

   -- И ты, чтобы не потерять наследства, хочешь потерять любимую девушку? Как же ты намерен поступить?

   -- Право, не знаю еще сам... Я буду просить у отца согласия, постараюсь уговорить его...

   -- Слушай, Намекин, так или иначе, но ты не должен обижать Настю. Понимаешь, не должен!.. Иначе я вступлюсь за нее, и тебе придется дорого поплатиться.

   -- С чего ты взял, что я стану обижать девушку, которую так горячо люблю? Я непременно женюсь на ней, только надо выждать время... Но как ты познакомился с нею?

   -- Я... не знаю... твоей Насти. Я только знаю ее отца...

   -- Ты так горячо заступаешься за нее, что я невольно подумал, что ты сам влюблен в нее.

   -- Вот что... А если бы так? Что бы ты сказал, если бы я полюбил майорскую дочь?

   -- Я вызвал бы тебя на дуэль.

   -- И сделал бы непростительную глупость: ведь я убил бы тебя. Но успокойся, приятель, дуэли между нами быть не может, потому что я тебе не соперник, и, когда будешь жениться на своей Насте, пригласи меня в шаферы. Так, что ли? -- стараясь скрыть свое волнение, весело проговорил Тольский.

   -- Разумеется... на моей свадьбе ты будешь первым гостем. Хочешь, я познакомлю тебя с моей невестой?

   -- Ты не боишься, что я отобью ее у тебя? Нет, лучше не знакомь! Мой совет -- скорее проси у отца дозволение; и женись на своей Насте. Да смотри не забудь меня на свадьбу пригласить.