-- Так точно, сударь, заперта.

   -- И ключ, наверное, у тебя?

   -- Никак нет! Он у барина, у Викентия Михайловича.

   -- Да ведь он живет за границей?

   -- Ключ они изволили взять с собой.

   -- Странно!.. Более чем странно! Разве твой барин не доверяет тебе? Думаю, там, в мезонине, у него не золото лежит...

   -- Что там лежит -- не знаю, только ключа у меня нет, и в ту пору, как мой барин Викентий Михайлович изволил собственноручно запереть дверь в мезонине, меня в доме не было; другой дворецкий был, Игнат Фомич; теперь он с барином нашим за границей находится.

   -- А старик сторож был здесь, когда твой барин запирал мезонин? -- после некоторого раздумья спросил у дворецкого Тольский.

   -- Его тоже, сударь, не было. Мы с ним поступили в самый день отъезда нашего барина в чужие края.

   -- Ну так вот что я, старина, придумал: прикажи ты сегодня же наглухо заколотить досками дверь, которая ведет из моего коридора в мезонин. Понял?

   -- Это сделать нельзя!.. Ведь барин Викентий Михайлович, уезжая в чужие края, строго-настрого приказали никаких переделок или поправок в доме не производить.

   -- Да, но заколотить дверь -- не есть переделка или поправка.

   -- А все же без барского указа и это я не могу учинить.

   -- Ну, как хочешь!.. Я сегодня же сам прикажу своим людям заколотить эту дверь.

   -- Это сударь, невозможно, -- возвышая голос, проговорил дворецкий.

   -- Для меня нет ничего невозможного на свете, запомни мои слова! Нынче же прикажу заколотить дверь без всяких рассуждений. Квартира моя, и я волен в ней делать все, что только захочу.

   -- Воля ваша, сударь, а только не резон, потому мой барин Викентий Михайлович...

   -- Убирайся ты к черту со своим барином! Надоел, -- сердито крикнул Тольский на старика дворецкого.

   Тому оставалось одно -- уйти, что он и сделал.

   Тольский не остановился перед задуманным, и в тот же день дверь, которая вела из коридора в мезонин, была наглухо заколочена широкими досками.

X

   Алеша Намекин не знал, что ему делать, на что решиться; он горячо любил Настю и ради женитьбы на ней готов был идти против воли своего спесивого отца. Его страшило одно -- что тогда отец лишит его денежной поддержки.

   "Чем же я буду жить с молодой женой? -- подумал Намекин. -- Ведь своих денег у меня нет ни копейки, у Насти тоже. На кредит рассчитывать трудно; теперь меня считают богатым наследником, но если мои кредиторы узнают о раздоре с отцом, они перестанут снабжать деньгами и за большие проценты. О, если бы у меня были деньги!.. Хотя бы в карты выиграл, черт возьми!"

   Эти размышления были прерваны приходом Тольского.

   -- Федя! Как я рад! -- быстро идя навстречу и обнимая приятеля, радушно промолвил Алеша Намекин.

   -- Рад? В добрый час! Я тоже рад свиданью с тобой, -- как-то хмуро сказал Тольский.

   -- Что с тобой, приятель? -- заметив мрачное настроение гостя, произнес Намекин. -- Ты как будто не в себе?

   -- Глупости, я всегда такой. Не в том дело! Мне надо поговорить с тобой кое о чем.

   -- Что же, я рад тебя слушать!

   -- Скажи, ты любишь майорскую дочь?

   -- Разумеется, люблю, что за вопрос?

   -- Вопрос нужный. Я тоже ее люблю.

   -- Ты? -- удивился Алеша Намекин. -- Ведь ты недавно говорил мне, что Насти совершенно не знаешь, ни разу ее не видел.

   -- То говорил прежде, а теперь говорю, что люблю ее и она будет моею.

   -- Вот как! Даже твоею?

   -- Да! Я так хочу, так решил.

   -- Даже решил?! Но ты совсем забываешь, что я тоже люблю Настю и имею больше прав на нее, чем ты. Я -- жених ее.

   -- А разве я также не могу быть ее женихом?

   -- Женихом ты считаться, пожалуй, можешь, только Настя за тебя не пойдет. Ведь она любит меня, а не тебя! Мы объяснились и дали друг другу слово.

   -- С чем и поздравляю, но твоею женой она не будет. Этого не хочет твой отец и я не хочу, -- возвышая голос, проговорил Тольский.

   -- Вот как? Даже ты! -- И Намекин вспыхнул от негодования.

   -- Да, я! Я полюбил Настю, и этого достаточно, чтобы она была моею.

   -- Послушай, Тольский, ты не шутишь? Говоришь серьезно?

   -- Не имею никакого намерения шутить и даю тебе добрый совет уступить мне свою невесту. Тогда ты останешься моим хорошим приятелем, а иначе... между нами произойдет раздор, и следствием этого будет...

   -- Ты хочешь сказать, Тольский, между нами может произойти дуэль? Да? Что же, если на то пошло -- дуэль так дуэль! -- твердым голосом произнес Намекин.

   -- Стало быть, у тебя есть желание переселиться к праотцам? -- насмешливо произнес Тольский. -- Ведь я убью тебя, как куренка.

   -- Это еще неизвестно! Ведь я не из трусливых.

   -- Не боишься дуэли со мною? Это для меня ново и оригинально. Разве ты забыл первый день нашего знакомства в клубе?.. Ты рискуешь жизнью. На дуэли я не привык щадить, предупреждаю.

   -- Пожалуйста, без предупреждений.

   -- Даю тебе день на размышление. Откажешься ты от Насти -- сбережешь свою жизнь и не потеряешь расположения своего отца, а этим расположением тебе надо дорожить, так как у него, говорят, денег куры не клюют, черт возьми! Завтра ты скажешь мне, что надумал -- жить или умереть.

   -- Послушайте, господин Тольский, ваш тон начинает надоедать мне; раз навсегда говорю, что не боюсь вас и от дуэли никогда не откажусь, -- резко произнес Намекин.

   -- Браво, браво! Да вы -- герой. Предоставляю вам выбрать место и оружие, даже и время!

   -- Я выбираю пистолеты, время -- завтра в восемь часов утра, место -- Сокольничья роща, у заставы, -- проговорил Алеша Намекин и, показывая Тольскому на дверь, добавил: -- Наш разговор окончен. Прошу оставить меня.

   Оставшись один, Алексей Михайлович задумался. Он ясно сознавал, что идет на большой риск, принимая вызов на дуэль с Тольским, и даже был уверен в печальном для себя исходе: ведь Тольский гремел на всю Москву как отъявленный дуэлянт. Однако он и не подумал о том, чтобы отказаться от этого грозного поединка, и стал готовиться.

   Секундантом он выбрал себе молодого офицера Бориса Дмитриевича Зенина, которого считал своим искренним другом. Вечером, накануне дуэли, он отправился в домик Лугового. Самого майора не было дома, но тем свободнее и приветливее встретила его красавица Настя.

   Намекин, чтобы не испугать невесту, скрыл от нее предстоящую дуэль, казался ей веселым и беспечным, и влюбленные много говорили о предстоявшей жизни.

   Особенно же весела и говорлива была Настя.

   -- Ах, Алеша! Если бы мне увидать твоего отца, познакомиться с ним, -- воскликнула она, -- я постаралась бы понравиться ему! Как ни спесив и горд он, я знаю, он полюбил бы меня и дал бы тебе разрешение жениться на мне. Познакомь меня, голубчик, с ним! Ты увидишь, я сумею выпросить его согласие. Ведь я, Алеша, хитрая, ты еще не знаешь меня!.. Я просто удивляюсь на твоего отца. Зачем он идет против нашего счастья? Что ему надо? Ведь мы так любим друг друга! В том, что я бедна и рода не знатного, кажется, никакого порока нет -- Бог не уравнял всех; кого Он наделил богатством, знатностью...

   -- А кого красотою и добрым, любящим сердцем, ты это хочешь сказать, Настя? -- с улыбкой промолвил Намекин.

   -- А разве я очень красива?

   -- Более чем красива! В тебе красота, моя милая, дивная, чарующая. Для меня никого нет красивее тебя на свете.

   Долго говорили влюбленные; наконец Намекин стал собираться домой. Ему еще предстояло приготовиться к завтрашнему утру, написать несколько писем, в том числе и отцу, и сделать некоторые распоряжения. Он стал прощаться со своей невестой:

   -- Ну, прощай, Настя, прощай, моя голубка!

   -- Как "прощай"? Ведь мы с тобой расстаемся только до завтра, а ты прощаешься со мной, как будто надолго, -- с беспокойством промолвила молодая девушка.