Но я должна была знать. Я зашла слишком далеко во тьму, чтобы зажмуриться при виде ее триумфа над светом.

Человек в черном сбросил капюшон и начал пить вторую бутылку водки – «живой воды» и, вероятно, мертвой тоже.

Но теперь под капюшоном оказалось лицо не старого священника, а более молодого Медведя; белесые глаза блестели на его грубом лице, как окна в преисподнюю.

Я уставилась на бутылку у его губ, не в силах принять тот факт, что всего двадцать четыре часа назад он вливал эту самую жгучую жидкость мне в рот.

Главарь вновь разбил бутылку и наклонился, чтобы подобрать горящую ветку из костра. Затем он развернулся и углем начертил символ на стене пещеры – «Хи-Ро»!

Когда он вернулся к огню, девушка в изорванной рубахе поспешила к нему с бутылью и встала на колени, предлагая новую порцию водки. Медведь снова начал пить и в то же время поднял девушку, сорвал то, что еще оставалось от ее одеяния, и швырнул ее наземь у своих ног.

На ее месте могла быть я!

Другие женщины ринулись к чудовищу в черном и облепили пиявками всю его фигуру, составив клубок, поблескивающий скользкой окровавленной кожей и обрывками белых одежд.

Аккордеон жужжал, как будто пытаясь загнать воздух обратно в ад, люди визжали и падали без чувств, переплетались и дрожали, выплевывая из себя чужеродные слова, словно отдавая свой голос всем демонам преисподней. Повсюду царили агония и экстаз. Я знала, какие речи носились над землей, когда ученики затворились после смерти Иисуса… и говорили на иных языках[81]. Но ученики получили этот дар от Святого Духа. А в этой горной пещере я не видела ни следа святости. Только Врага под человеческой личиной – впрочем, таков единственный способ, каким он мог воплотиться в нашем мире.

Я дрожала от отвращения и страха; сердце Годфри стучало паровым молотом у меня возле уха. Брэм Стокер окаменел, столкнувшись с ужасом, далеко превосходящим его писательские способности. Шерлок Холмс тоже, казалось, был загипнотизирован разворачивающейся сценой, шокировавшей его не меньше моего.

Я посмотрела на Татьяну. Ее выражение лица напоминало экстаз святой при вознесении. Она желала оказаться там, внизу. Она желала быть девственницей, извивающейся на полу с полудюжиной мужчин. Она желала быть Медведем, побуждающим и ведущим, пьющим и принимающим поклонение. Она желала быть бешеной собакой.

Полковник Моран, с другой стороны, разрывался надвое. Естественная жажда насилия была у него подавлена, и цивилизованный человек в нем одновременно принимал чужеродное умом и отвергал душой. Я испытала неожиданное сочувствие к нему. Меня саму зачаровывало все нечеловеческое. Но ни одно привидение ни в одном рассказе не могло сравниться с реальностью хлыстовских радений. Я поняла, что все зло здесь совершается во имя Господа, и хотя повсюду в мире совершаются зверства, до подобных крайностей прежде не доходило.

Я вспомнила недавний инцидент в моей спальне, гипнотизирующее приближение Медведя. В последние дни он не раз оказывался в роли демона, дьявола. Но теперь я впервые ощутила себя Евой в райском саду, под яблоней, с которой спускается Змей.

Если Татьяна стремилась запугать нас и лишить присутствия духа, то ей это, без сомнения, удалось. Мы охотнее встретили бы любую смерть, только не ритуалы обезумевшей толпы.

В ужасе смотрели мы, как некий мужчина добровольно ложится на деревянную крестовину, и его запястья и лодыжки крепко привязывают к концам бревен. Пройдет всего несколько секунд, и от его рубахи, изорванной кнутами, останутся одни клочья.

Как-то раз я видела (но только раз, и больше не смотрела, потому что такие изображения не подобает видеть незамужним дочерям священников) рисунок Микеланджело, на котором обнаженный человек, как бы лежа на невидимом колесе, раскинул руки так, что вокруг него можно было очертить круг. Уверена, что ренессансный художник хотел таким образом восславить Божий Промысел: Господь не упускает ни одной мелочи, и человека тоже сделал геометрически совершенным.

Мужчина, распластанный поверх бревен, повторял ту памятную фигуру. Когда Медведь поднял его посиневшие руки, остатки рубахи несчастного задрались кверху, и клубок девушек обвился вокруг его ног, будто они поддерживали статую героя. Его мужское достоинство было видно как на ладони (совсем как в отцовской книге с изображениями греко-римских статуй, которую я, в детском неведении, однажды обнаружила и пролистала), и к нему подступили с ножами последователи Медведя. Я бы лишилась чувств, если бы уже не была практически в обмороке. Даже ладонь Годфри, прикрывшая мне глаза, не могла остановить растревоженного воображения.

Однако из-за этой ладони я пропустила самое ошеломляющее явление вечера: не половую распущенность, не оргиастическое безумие, не лжерелигиозный ритуал, но прибытие новой фигуры, возникшей, словно ниоткуда, из теней позади костра, чтобы со воплями и мольбами метнуться под ноги Медведя.

Услышав крики – на английском языке! – я высвободила голову из-под руки Годфри как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джеймс Келли падает на колени перед русским дикарем.

– Господин! – вопил он. – Я был верен Тебе! Я следовал за Тобой через все препятствия! Грех – это спасение! Позволь мне согрешить! Позволь мне занять место этого человека! Я заслужил это жертвоприношение! Господин, кровь – это жизнь, позволь мне пролить ее для Тебя и выпить Твоей крови из чаши!

Все глаза в пещере обратились на звук его безумного вопля, хотя мало кто понимал слова.

– Быстрее, – услышала я резкий голос Шерлока Холмса у себя за плечом. – Держите Татьяну, пока я свяжу Морана.

После секундной задержки Брэм и Годфри набросились на русскую, как собаки на кошку, и обездвижили ее с помощью ее же собственной черной накидки. Холмс ударил полковника Морана рукояткой пистолета и у нас на глазах ремнем Джеймса Келли связал ему руки за спиной. В следующий момент, откуда ни возьмись, появился мой шнур от корсажа, которым точно так же связали Татьяну, пока она отчаянно пыталась вырваться из рук Годфри и Брэма.

– Келли? – произнесла я, вслух задавшись вопросом, как здесь появились шнур и ремень.

– Я освободил его во время моего небольшого экскурса чуть ранее, как раз ради подобной диверсии, – ответил мистер Холмс. – Смотрите, позади костра есть выход из пещеры. Мы должны поспешить, пока наш демон-мебельщик отвлекает внимание толпы. Джентльмены, наденьте накидки. Мы с мисс Хаксли уже наряжены цыганами. Прыгайте вниз и будьте готовы подхватить даму. Потом я. Достаньте оружие, какое у вас имеется. Толпа уже озверела и ждет крови, в первую очередь собственной, но и от нашей они не откажутся.

Он едва закончил, как Брэм и Годфри уже спрыгивали через окна балкона на твердый пол. Я мельком взглянула на связанную Татьяну: в ее глазах горели угли какой-то сильной эмоции – горечи поражения, жажды крови или мщения? Интересно, знает ли она, кто нарушил ее планы?

Однако медлить было нельзя. Шерлок Холмс поднял меня, точно мешок картошки, и перебросил через арочный проем в руки Годфри и Брэма Стокера. Те подхватили меня как пушинку, так что ни одна ступня не коснулась пола.

Холмс прыгнул вслед за мной и подтолкнул нас в том направлении, куда, по его мнению, следовало бежать. Мы привычно потрусили по указке сыщика. Здесь внизу резкий запах водки перемешивался с вонью пота, крови и других малоприятных субстанций. Мы промелькнули, как искры от костра, в стеклянных глазах участников вакханалии и, обогнув их скопление, устремились к предполагаемому выходу. Холмс бежал впереди, а за ним Брэм и Годфри практически несли меня, подхватив с обеих сторон.