Изменить стиль страницы

Когда Татьяна накинула на голову монашеский капюшон, я внезапно с ужасом вспомнила, что во время парижской оргии три одинаковые фигуры в черном наблюдали за происходящим – Татьяна, полковник Моран и… кто еще? Джеймс Келли не мог быть третьим, потому что он выскочил на меня прямо из толпы разгулявшихся безумцев. Кто же это был? Неужели среди наших противников есть еще один смертельный враг, чье лицо осталось неизвестным?

Или по злой иронии это все же Брэм Стокер и его обнадеживающее прибытие в замок явилось лишь хитрой уловкой, чтобы сорвать наш побег? Эта идея казалась безумной, но я не могла ее исключить, особенно если ирландец и был Потрошителем.

За нашими спинами зашуршали шаги: в зал вернулся полковник Моран, облаченный в такую же черную накидку, как у Татьяны. Таким образом, двое из трех участников той ночи в пещере под Всемирной выставкой присутствовали здесь. С полковником прибыли человек десять мужчин, а также три женщины в белых холщовых длинных рубахах без капюшонов. По виду они напоминали больше крестьянок, чем цыган, а по возрасту разнились от совсем юных до зрелых. На головах женщин покоились венки из цветов, как на троице Офелий, подготовленных для утопления. Все они, и мужчины, и женщины, смотрели строго перед собой стеклянным взглядом, будто их одурманили – вроде как меня в Париже, но не так сильно.

Издалека доносились звуки скрипок, крики людей и лай собак – цыгане охраняли ворота замка.

Итак, провожатые явились. Я взглянула на Годфри и мистера Холмса, но не заметила, чтобы они замышляли что-либо предпринять. Брэм Стокер выглядел таким же сбитым с толку, как и я. Нам с трудом верилось, что теперь придется снова спускаться в темные недра замкового подземелья.

Уши подсказывали нам, что мы зажаты между двумя группами людей – снаружи и внутри, – у которых не было никаких причин помогать нам и, более того, могли найтись поводы навредить нам.

Татьяна спрятала свое оружие в складках черной накидки и шагнула к нам. Я заметила, что ее желтая тетрадь осталась лежать на столе, как квадрат солнечного света, пробившегося снаружи, – однако, увы, лишь густая ночная тьма давила на стекла высоких библиотечных окон. Дым от цыганского костра просачивался внутрь, и дышать становилось труднее. Жаль, что я ничего толком не знала об этом летнем празднике. Он казался безобидным, но и Хеллоуин тоже задумывался веселым, и вот во что превратился теперь.

Молча, как овечки, мы потрусили вниз. Люди в белых рубахах взяли факелы из зала и держали высоко над нами, так что вверху образовалась огромная огненная корона. Мы проследовали через залы, коридоры и лестницы. Неожиданно я поняла, что лишь наши шаги отдаются эхом: нашей четверки и Татьяны с полковником. Белые фигуры не производили шума, поскольку шли босиком.

Этот факт встревожил меня больше всего.

Наконец мы оказались на уровне, откуда прежде доносились звуки подземного ритуала. Неожиданно мистер Холмс взвыл, как раненое животное, и унесся в темноту, прорвавшись сквозь кордон белых рубах, как волк сквозь стадо.

– Тигр! – скомандовала Татьяна. – Поймайте этого немого идиота!

Полковник с громовым топотом бросился в погоню, и в свете факелов я увидела на его лице выражение зловещего удовлетворения. Если Холмс был волком среди овечек, то Моран вполне походил на роль носорога, питающегося волками.

Я пожалела нашего беглеца, каким бы трусливым ни выглядел его поступок. Возможно, сыщик обманул себя мыслью, что в случае успеха сможет привести подкрепление. А ведь мне казалось, что он слишком высокого мнения о собственных силах, чтобы просто так убежать в кусты. Татьяна тем временем подняла револьвер и прицелилась. В меня.

– Джентльмены, – сказала она. – Если еще кто-нибудь из вас надумает бежать, я подстрелю мисс Хаксли, как куропатку.

Брэм и Годфри ничего не ответили, но я почувствовала, как их крепкие фигуры сдвинулись вокруг меня, как два щита. Без сомнения, они руководствовались благими намерениями, но в результате руки у меня оказались настолько прижаты к бокам, что, пожелай я выхватить нож Джеймса Келли, маневр удался бы мне далеко не сразу.

Я начала понимать, почему Ирен так раздражают рыцарские замашки мужчин.

Дело в том, что я твердо знала, куда направлю свой нож, если все другие варианты будут исчерпаны: Маленькая Разбойница должна напасть на Снежную Королеву, чтобы Кай мог воссоединиться с Гердой. И теперь я была готова ради правого дела совершить деяние, которого прежде страшилась и которым Джек-потрошитель ночь за ночью промышлял в Лондоне и за его пределами.

Тут мы услышали топот и звуки борьбы в темном коридоре. Через несколько мгновений одетый в черное полковник втолкнул в наши ряды скорчившуюся фигуру человека, по-тюленьи завывающего, как свойственно немым. Если я и мечтала когда-то о том, чтобы Шерлока Холмса посрамили в его гордыне, то вовсе не в таком виде.

Я предположила, что он преувеличивает свои страдания, чтобы сбить с толку противников, все еще принимающих его за жалкого цыгана, недостойного серьезного внимания уже потому, что он лишен здравого смысла, свойственного цивилизованным людям.

И все же я не могла быть уверена в сыщике – даже в том, что он на нашей стороне. Только мы с Годфри были сами собой. Похоже, адвокату пришла в голову та же мысль, потому что он взглянул на меня и слегка кивнул.

С нижнего уровня вместе с криками поднимался дым. Как похожи стоны экстаза и вопли ярости, подумалось мне. Толпа есть толпа, веселится она или крушит все вокруг. Или делает и то и другое одновременно. Кажется, теперь я знала, что чувствуют приговоренные к казни, когда их ведут по тюремным коридорам на плаху, чтобы четвертовать на потеху собравшимся зрителям.

Наконец нам остался последний пролет лестницы. Годфри и Брэм всматривались в темноту впереди, но я сжала зубы и глядела только себе под ноги, на едва освещенные ступени, по которым шуршали босые ноги и топали сапоги. Из нас троих – Ирен, Пинк и меня самой – лишь мне уготована эта участь. Значит, я спущусь вниз и встречу свою судьбу.

Глава сорок седьмая

Черное дело

Случай 17. Убийство на почве похоти. Убийца, известный как Джек-потрошитель, так и не был найден. По всей вероятности, он сначала перерезал горло жертве, затем вскрывал брюшную полость и копался во внутренностях. В некоторых случаях он отрезал гениталии и уносил с собой, в других – рассекал их на части и оставлял на месте преступления.

Рихард фон Крафт-Эбинг. Половая психопатия

На полпути вниз наши охранники в белых одеяниях сомкнули ряды, так что мы были вынуждены идти гуськом по узкому живому коридору. Безмолвное, но настойчивое выравнивание казалось тем более странным, что буквально из соседнего помещения доносился рев бушующей толпы и громкие возбужденные выкрики на языках, которые невозможно было ни перевести, ни даже опознать.

Нас вытолкнули на какой-то балкон, нечто вроде средневековой сцены для менестрелей, выступавшей из стены наподобие корабельного носа. Оттуда через высокие готические окна без стекол хорошо просматривалось все подземелье. Поскольку потолок пещеры подпирали арки и толстые колонны, она при всей своей обширности не превышала по высоте шести метров. Наша площадка, явно предназначенная для наблюдения за происходящим в пещере, возвышалась над полом на два-три метра. По конструкции на ней хватало места всего для трех-четырех человек, и потому наша группа из четырех пленников и двух охранников с трудом уместилась там, прижавшись к арочным оконным проемам.

За нами через узкую дверь втиснулись Татьяна и полковник Моран, заперев нам путь к отступлению.

В первые мгновения этот факт не обеспокоил нас, так мы были поражены массой народу в белых рубахах с радужными поясами, заполнившего пещеру. Женщины отличались от мужчин только распущенными волосами с вплетенными в них цветами.

В лесу подобное скопление людей было бы легко принять за сельский праздник или даже, при известной игре воображения, за собрание фей. Но здесь, в темной пещере, толпа выглядела куда более зловеще.