– Я сделала еще одну таблицу, – сообщила я, бросаясь в спальню, чтобы принести свою растущую вширь папку.

Элизабет застонала.

– Факты, – возразила я сурово, вернувшись в гостиную и раскладывая бумаги на столе, – совершенно бесполезны, если не обращаться с ними бережно. Их необходимо расставлять в строгом порядке, как войска, чтобы увидеть взаимосвязи между ними. – Я провела пальцем вниз по своей колонке строго расставленных фактов. – Тридцать первое августа; восьмое сентября; тридцатое сентября, когда были обнаружены две жертвы, Страйд и Эддоуз; и девятое ноября.

– А в октябре ничего, – проговорила Ирен, – полная тишина.

– Возможно, Потрошителя не было в городе или же он сидел под стражей? – предположила Элизабет.

Ирен внимательно посмотрела на мою таблицу:

– Здесь есть закономерность, хотя и приблизительная. Николз убита в последний день августа. Через восемь дней после этого, в сентябре, умирает Чэпмен. Еще через три недели и один день, в последний день сентября, убиты Страйд и Эддоуз. А потом наступает тишина на целые пять недель и пять дней.

– Если это закономерность, – сказала я, – то следующие убийства должны были произойти восьмого октября и тридцатого октября. А потом – восьмого ноября… Но Келли убили девятого.

– Да, всего один день не укладывается в схему, – заметила Элизабет. Даже она склонилась теперь над моей таблицей, которую всего пару минут назад не принимала всерьез, и внимательно изучала даты. – Досадно.

Ирен отошла к письменному столу и достала небольшой пакет, присланный бароном по ее просьбе, а также карты Парижа.

– Предположим, – произнесла она, – что вторая жертва двойного убийства, совершенного тридцатого сентября, может быть отнесена на счет убийства, приходящегося на восьмое октября. Судя по всему, в тот вечер Потрошитель был в большей ярости, чем обычно, видимо, из-за того, что его работе над телом Страйд кто-то помешал. Кроме того, именно в ту ночь появилась странная надпись про евреев.

– Тогда почему пятое убийство не произошло тридцать первого октября, в последний день месяца, как это случилось в августе и сентябре? – спросила Элизабет.

Ирен вытащила из пакета несколько оторванных страниц календаря и разложила веером на столе. Сначала я увидела заголовки каждого листка: август, сентябрь, октябрь и ноябрь прошлого, 1888 года. Потом я быстро пробежала глазами по датам, которые мы обсуждали ранее. Когда взгляд упал на клеточку, предшествующую убийству Мэри Джейн Келли 9 ноября, у меня вырвался невольный крик.

– Что в этом календаре делает имя Годфри? – потребовала я ответа.

Подруга улыбнулась:

– Надень очки, Нелл. Ты на самом деле видишь имя Годфри, но только это святой Годфри. Мы все согласны с тем, что нашему Годфри нет равных, но звание святого он все-таки еще не заслужил. Это церковный календарь.

– Церковный календарь в твоих руках – это что-то новенькое, – заметила я, доставая пенсне из миниатюрного футляра и водружая его на нос.

– Я уверена в том, – продолжала Ирен, – что Потрошитель планировал нападение на восьмое ноября, но ему помешали. По показаниям свидетелей, Мэри Джейн Келли находилась в компании мужчины весь вечер восьмого ноября и почти все утро девятого. Собственно, несколько свидетелей уверяют, что видели или слышали ее в окрестностях Миллерс-корт уже после того, как она, по всем признакам, должна была погибнуть. А вот что делал Потрошитель в октябре, – добавила она. – Отправил возмутительные послания в адрес полиции: открытку и письмо, где хвалился своими деяниями. В тот же самый период полиция получила десятки предполагаемых посланий от убийцы; какую-то женщину даже взяли под стражу по подозрению в том, что написала одну из таких записок.

– При этом не был арестован ни один журналист, – заметила Элизабет.

– Нет. Если журналисты и подделывали письма Потрошителя, то им удавалось хорошо замести следы и не быть пойманными. По крайней мере в разгар расследований. Кто знает, какие тайны откроются со временем?

Пока они обсуждали авторов записок, я занялась изучением календарных листков:

– Какие-то неправильные святые.

– Разве бывают неправильные святые, Нелл? – спросила явно позабавленная моим наблюдением Элизабет.

– Это календарь Римской католической церкви, – объяснила Ирен, – а не англиканской.

Я подняла брови. Мне не пришло в голову, что у папистов имеется собственный набор святых, – ну еще бы, ведь они только и делают, что канонизируют людей направо и налево.

– Ты получила календарь от Ротшильдов? – удивленно спросила я.

– Они ведут дела не только с семьей королевы англиканской страны, но и с членами правящих фамилий католического мира, – заметила Ирен. – Кроме того, информация есть информация, и Ротшильды обещали мне предоставить любые сведения. Они покровительствуют самой разветвленной шпионской сети в Европе.

– А что, если Джеком-потрошителем окажется еврей?

– Я обсудила такую возможность с бароном, и мы пришли к заключению, что шансы крайне невелики. В этом маловероятном случае, думаю, британские власти, принц Уэльский и Ротшильды постарались бы замять дело так же быстро, как если бы убийцей оказался, скажем, принц Эдди.

– Так ты признаешь, что эти чрезвычайно могущественные люди готовы скрыть правду от людей? И все равно соглашаешься работать на них?

– Чрезвычайно могущественные люди испокон веков поступают подобным образом. Сильные мира сего верят, что их обязанность – защищать народ, а не просвещать его. Они хотят только одного: чтобы Джек-потрошитель исчез с улиц и зверства прекратились. Они считают, что в любом случае убийца окажется безнадежным безумцем, поэтому его все равно посадят под замок – либо тайно, либо после открытого судебного разбирательства.

– Однако тебе не понравилось, когда в Богемии тайно посадили под замок дворцовую служанку, – проворчала я.

– Ты права, но ведь она была не умалишенной, а просто достаточно глупой, чтобы служить инструментом в руках людей, которые благодаря высокому положению смогли избежать наказания. И поскольку мне представилась возможность, я вмешалась в богемское дело. Но в истории с Потрошителем даже Шерлок Холмс не сможет добиться справедливости, если власти решат замять историю.

Передернувшись от отвращения к сильным мира сего, я вернулась к изучению календаря и снова начала перечислять известные нам факты:

– Мэри Энн Николз была убита в День святого Аристида, Энни Чэпмен – в день празднования рождества Пресвятой Девы Марии, Лиз Страйд и Кэтрин Эддоуз – в День святого Иеронима. А Мэри Джейн Келли пропустила чествование святого Годфри, чтобы быть убитой в день, когда паписты отмечают посвящение базилики Святого Иоанна в Риме.

– Англиканская церковь не соблюдает дни этих святых? – спросила Ирен.

– Разумеется нет! Мы покончили с идолопоклонством еще при короле Генрихе Восьмом.

– Который, в свою очередь, покончил с изрядным количеством своих жен. Интересно, канонизировала ли Католическая церковь хоть одну из них?

– Только двум из его жен отрубили голову, – напомнила я, – и ни одна из них не сгодилась бы на роль святой уже хотя бы потому, что обезглавили их за грех прелюбодеяния.

– А также за неспособность родить сына, – добавила Ирен, – что, по моему мнению, явилось куда б́ольшим преступлением и настоящей причиной казни.

– Послушайте, дамы, – вмешалась в разговор Элизабет. – Мы здесь не для того, чтобы спорить об истории религии. Кто-нибудь объяснит мне, что означает этот календарь со всеми его святыми?

– Я все думаю о том религиозном символе на стене катакомб, – призналась Ирен.

Я тут же достала из папки свою зарисовку странной буквы Р, перечеркнутой X.

К моему удивлению, Ирен взяла пакет Ротшильдов и вытянула оттуда куда более четкий набросок того же символа.

– Этот знак пришел с Ближнего Востока, и он очень древний, – сказала она. – Он известен как Крест Константина. Этот символ раннего христианства использовался в катакомбах в Риме и был перенят первым императором Священной Римской империи Константином в четвертом веке нашей эры, когда он увидел на небе знамение в виде пылающего креста и обратился в христианство. Знак представляет собой первые две буквы греческого написания имени Христа и называется «Хи-Ро», или хризма. Именно такой символ увидел в небесах император.