– Подождешь меня здесь, ладно?

Он понимал ее беспокойство.

– Конечно.

Бобби вошла в туалет, разочарованно найдя обе кабинки пустыми. Единственная полоска света гудела над головой, заполняя комнату бледным рассеянным светом. Над раковиной висело зеркало, но она демонстративно отвернулась от него, зная, что если посмотрит достаточно внимательно, то больше не будет в комнате одна. Как можно быстрее она сделала свое дело, но, как бы сильно ей не хотелось убраться из комнаты, она должна была помыть руки, иначе ощущала бы себя грязной все оставшееся утро.

Избегая вглядом своего отражения, Бобби прополоскала руки под краном. И вот тогда она впервые заметила это. Когда она подняла рукава куртки Barbour вверх, чтобы не намочить их, то увидела воспаленную красную царапину. Как она ее получила? Царапина не кровоточила, больше походила на заживающий шрам.

Стряхивая воду с рук, Бобби подняла рукав выше. У нее отвисла челюсть. Порезы были на всем предплечье.

– Какого…? – Ужасные ссадины рассекали ее кожу – некоторые длинной в сантиметр или два, больше – просто крошечные отметины, но некоторые были глубокими ранами. В отчаянии, Бобби закатала свой правый рукав и обнаружила то же самое. Ее руки были в порезах, которые никогда не наносились.

Глава 15

Дела могильные

Бобби провела по коже, тщетно пытаясь смахнуть их. Она закрыла глаза и сосчитала до пяти, молясь, чтобы все это было только в ее голове – еще один кусочек сна – но когда она снова открыла их, болезненные алые шрамы все еще были на месте. С губ сорвалось отчаянное рыдание.

– Кейн! Кейн! – закричала она, не в силах вымолвить ничего больше.

Он ворвался в уборную, и, судя по раздувающимся ноздрям и сжатым кулакам, был готов к драке. Бобби бросилась к нему, еле сдерживая истерику в голосе.

– Смотри! Посмотри на мои руки!

Он поморщился, когда провел пальцами по ее коже.

– Что случилось?

– Ничего! Я не знаю! Они просто появились! – Это было уже слишком. Она дошла до критической точки и больше не могла держаться ни секунды. Все ее усилия оставаться позитивной и оптимистичной пропали в мгновение ока. Мэри заставила ее бояться.

– Господи! – Кейн протянул руки, и она шагнула в его объятия, широко распахнув глаза, стараюсь не моргать. Бобби боялась, что если она закроет глаза, то из них потекут слезы, а плакать она не собиралась. Его свитер пах травами – чисто и надежно – он пах домом.

Несправедливо. Она хотела помочь Мэри, по-настоящему хотела, и вот – это. Что же дальше?

– Зачем она это делает? Чего она от нас хочет?

Кейн не ответил, только крепче прижал ее к себе.

Полчаса спустя, Бобби доела Kinder Bueno и запила его лимонной фантой, пока они ждали автобус.

– Лучше? – спросил Кейн.

– Немного, – покраснела Бобби. Ужас утих, хотя порезы не исчезли. Она не могла думать ни о чем кроме них. Еще одна невероятная вещь, произошедшая за последние три дня. И она была самой плохой – пострадало ее тело. Она чувствовала себя оскверненной, уязвимой, и это делало Мэри более реальной. Она не была каким-то туманным призраком, она могла добраться до них.

Он успокаивал ее, в свою очередь, демонстрируя выдержку. Он обратил внимание на то, что хоть порезы и были настоящими, она не испытывала никакой сильной боли, и все могло было быть намного хуже. Бобби хранила свои новые страхи при себе – ни к чему слова, шрамы на ее руках говорили обо всем.

– Прости, что сорвалась. – Она попыталась пошутить, но голос ее дрогнул. – Можем мы свалить это на резкое снижение сахара в крови?

Кейн улыбнулся. Ямочки на щеках.

– Думаю, можем. Вообще-то, принимая во внимание все, что случилось, мы еще неплохо держимся.

– Точно. – Бобби сглотнула готовые прорваться слезы. «Плакать – непродуктивно», – сколько раз она говорила это Нае, когда какой-нибудь случайный парень не отвечал на ее сообщения. – Может быть, если бы у нас было две недели, у нас было бы больше времени на то, чтобы сидеть, плакаться и утешать друг друга.

– Но все же, – Кейн допил свой второй Red Bull. – Если хочешь плакать, то поплачь. Этим утром я довольно-таки сильно взбил свою подушку.

– Это эвфемизм? – вырвалось у Бобби, о чем она тут же пожалела. Боже, теперь он решит, что она «дерзкая». Нет ничего хуже, чем быть «дерзкой».

Кейн выдохнул Red Bull через нос.

– Мило. Теперь понятно, чем вы там занимаетесь.

– Прости. Мне не следовало так говорить.

– Нет, все нормально. – Кейн открыл пачку Doritos. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мы никогда ни о чем больше не говорили, кроме призраков.

Эта была истинная правда. На самом деле, кроме того, что он учился в Рэдли, ездил на небольшом ВМХ байке¹² и, вроде как, встречался с Грейс, она не знала о своем напарнике ничего. Только это. Оу, и еще про бурную семейную историю.

– Ты прав. Давай, расскажи мне что-нибудь.

– Например, что?

– Например, о себе. – Может быть, если она сосредоточится на нем, то не будет думать о порезах на руках. Одна мысль о них заставляла ее кожу покрываться мурашками. Просто думай о Кейне.

Снова пошел дождь – капли барабанили по крыше автобусной остановки, которую наполовину покрывали скользкие, мокрые оранжевые листья.

– Э-э, даже не знаю, – сказал он. – Я довольно-таки обыкновенный.

– Это вряд ли.

– Ну, я увлекаюсь спортом, искусством и фотографией. Если… знаешь… если он настанет, то в следующем году я собирался в университет изучать графический дизайн.

У Бобби загорелись глаза. Она проигнорировала часть, касающуюся Мэри. Просто думай о Кейне.

– О, круто. Я не думала, что ты «творческая» личность.

– Ха! Так себя называет мой учитель-хиппи по искусству. Почему ты так не думала?

Смутившись, Бобби пожала плечами.

– Всего лишь заблуждение, полагаю. Я увидела толстовку и ВМХ и решила, что ты относишься к… Не знаю, к типу хулиганов-бунтарей, ну или типа того.

Кейн усмехнулся.

– Это потому что я смуглый? – Он подмигнул, и они оба рассмеялись. – Это же Рэдли Хай. Довольно ужасная школа – ты делаешь то, что должен, чтобы ужиться. И показываешь людям только то, что хочешь, чтобы они увидели, понимаешь? Либо так, либо тебе дадут пинка под зад. В Кройдоне было то же самое.

– Ага. Пайпер Холл – такая же ужасная. Все в своих ящичках: например, есть девушки, играющие в хоккей, девушки, поющие в хоре, симпатичные девушки; даже альтернативные девушки однотипны. Ты можешь выбрать любой ящик, какой тебе нравится, за исключением того, который покажет настоящего тебя.

Он кивнул.

– Это убивает. Усердно стараться не выглядеть так, что ты стараешься. Я пытаюсь совмещать все это. Свои рисунки, катание, увлечение стрит-артом. Смотри. – Он задрал свитер и показал серую футболку с принтом скелета препарированной лягушки. – Я сам это сделал.

– Ух ты – это на самом деле круто. – Когда он ее приподнял, Бобби мельком увидела верх его боксеров. Они были мягкими, из хлопка, и выглядывали над поясом его джинсов, резинка плотно облегала мускулистые выступы, пробегающие по его бедрам. Что-то теплое и радужное зашевелилось внутри нее. Просто думать о Кейне – действительно срабатывало. Он был как раз тем тонизирующим напитком, который ей был нужен.

– Спасибо. Я хочу сделать побольше таких – может быть, продавать их в интернете. Опять же, если только…

– Я поняла.

– А что насчет тебя? Вязание крючком и прочая дребедень?

– Ха! Не совсем! Боже, боюсь даже предположить, что ты слышал.

– Все богачки?

– Неа.

– Лесбийские оргии?

– Только по последним средам месяца, – с иронией ответила Бобби.

– Разочаровывает. Секс, наркотики и рок-н-ролл?

– Нет, нет и только девушки-готы.

– Провал. Все шикарные?