Изменить стиль страницы

Но это — не все бонусы от посадки картошки «под палку». Непаханая почва под «шишаком» остаётся плотной, и к клубням в течение всего лета по капиллярам подаётся влага из грунтовых вод, так что картошке Виталия неведомо слово засуха. А ему самому — прополка, окучивание и иные нецензурные слова. Какая экономия времени, сил, ресурсов! Какое изящество!

И ещё одно. Обычно картошку копают лопатой. Подкопав «куст», переворачивают лопату, выбирают клубни, потом делают ещё один–два копка, чтобы убедиться, что все клубни выбраны. И бывшее картофельное поле становится похожим на прохоровское после крупнейшей в истории войн танковой битвы. А Виталий копает картошку вилами: подводит вилы под «куст», наклоняет их к земле, выбирает картошку и возвращает вилы в исходное положение. Вот что значит беречь почвенный экран! Ради целости этого экрана Виталий даже готов смириться с возможной потерей части урожая. Экран — дороже! Так что, разве Виталий на картофельном поле — не нейрохирург?

А теперь вернёмся к клубням, оказавшимся при посадке «под плуг» примерно в середине пахотного слоя. Какая жалкая у них участь! Капилляры, несущие подземную влагу, прерываются у пахотной подошвы, рыхлая почва под клубнями (как и во всем пахотном слое) быстро пересыхает, и картошке в утешение остаётся лишь призрачная надежда на дождь. Да и тот, если случится, падая на свежевспаханную почву, разбивает, т. е. превращает в пыль, несколько верхних миллиметров почвы. Когда же пыль намокнет и набухнет, земля покрывается непроницаемым «линолеумом», по которому вся дождевая влага стекает в Мировой океан. Позже, когда этот тонкий слой подсохнет, на земле неизбежно образуется всем известная корка! И лишь со временем, когда вспаханная земля слежится и уплотнится, восстановится работа капилляров, несущих влагу из глубин, и клубень, может быть, «смочит губы».

Какой показательный пример! Чем бесшабашнее ведёшь себя в огороде, тем хуже всему живому — и почве, и растениям, и самому огороднику! И наоборот!

Как кстати здесь одновременно и остроумная, и содержательная рекомендация Хольцера: «Если у тебя возникла какая–то проблема, не хватайся за топор, лопату, сапку и т. п., а ляг на траву, полежи, и тебе придёт в голову решение проблемы, сообразующееся с природой». Сколько мудрости в этом эпатажном с виду совете! Какое бережное отношение и к природе, и к земледельцу! Не бегай, запыхавшись, по огороду, а ляг на траву и полежи!

Такими же — максимально сберегающими все мыслимые ресурсы — являются упомянутые ранее приёмы выращивания чернушки и физалиса.

Иногда мне доводится слышать полушутливые упрёки: дескать, как это огородник, последовательно ратующий за огородничество в согласии с природой, вдруг режет посадочный клубень на кусочки. Ведь этого в природе нет! Но я не чувствую угрызений совести. Природный феномен апикального доминирования не даёт возможности проклюнуться всем глазкам. И часть их остается «невостребованной», пропадает. Так что, разделяя глазки, мы избавляем их от «ига верхов», даем всем им шанс, увеличиваем ростовой потенциал клубней.

В конце концов, ничего зазорного нет в желании получить от природы нечто внештатное. Лишь бы это желание было разумным, не ущемляло природу.

Сеем же мы растение длинного дня — редис — пораньше, чтобы корнеплод образовался прежде, чем растение пойдёт в стрелку. Или поливаем огурцы, когда хотим избавиться от горечи, объективно необходимой огурцу, чтобы животные не съели его раньше, чем поспеют семена. А как дружно могли бы пожаловаться на жизнь кабанчики! Словом, мы вынуждены подчас отклоняться от «штатных предписаний» природы, лишь бы эти отклонения были соразмерными, щадящими.

Замечу в заключение, что обнаружить подобные щадящие приёмы под силу лишь тому, у кого аллергия на размашистое, безоглядное, бездумное хозяйствование. У кого не лежит на кончике языка архикурьёзное «Некогда мне думать!». Кто и в далёком детстве на вопрос учительницы «Для чего у тебя голова?» не ответил бы «А я ею ем!». Кто не ставит себе в заслугу скотинящий труд на земле с младенческих лет. Или — хотя бы — не считает этот труд опытом, достойным почтительного отношения и позволяющим считать себя опытным огородником.

Часть 1, Глава 2. Признаки, «увиденные» ужом и жабой

Попытаемся представить себе, что отметили бы уж, переползший из традиционного огорода в природосообразный, или жаба, перепрыгнувшая из одного огорода в другой. Они могли бы заметить, что в этом огороде:

• почва — непаханая;

• на ней сплошным ковром лежат травинки, листочки, крошки, стебельки;

• тут совсем не пахнет «химией».

Таким образом, с «подсказки» ужа и жабы можно выделить такие признаки природосообразного огорода:

• минимизация обработки почвы;

• обилие органики в верхнем слое почвы;

• отказ от минеральных удобрений и химических средств защиты растений.

Очевидно, что этот список, с одной стороны, не привязан к размерам огорода — он актуален для любой площади. С другой стороны, он является характеристическим — каждая его позиция типична именно для природосообразного огорода. В конвенциальном же огороде пашут–копают (и чем глубже, тем «лучше»), держат почву чистенькой от всяких травинок–былинок, «от всей души» пичкают почву «химией».

Минимизация обработки почвы

Много раз глубокая обработка почвы, в частности, пахота, оказывалась «на мушке» у вдумчивых земледельцев. С разных сторон подбирались они к мифу «растениям нужна рыхлая почва». В середине прошлого века, например, настойчиво отвергали пахоту Масанобу Фукуока (Япония), Эдвард Фолкнер (США), Терентий Семёнович Мальцев, Александр Иванович Бараев, Федор Трофимович Моргун (Советский Союз). Больше других преуспели, пожалуй, Фукуока и Фолкнер. Неудивительно: им не надо было распылять силы, отвлекаться на борьбу с административной системой.

Как обидно! Наш земляк Иван Евгеньевич Овсинский дошёл до понимания никчемности (и даже зловредности) пахоты ещё в конце позапрошлого столетия! За полвека до Фукуоки и Фолкнера! Исходя из тщательного и профессионального анализа протекающих в почве процессов, он разработал и успешно испытал на землях Бессарабии и Подольской губернии новую систему земледелия, исключающую обработку почвы глубже двух дюймов, обстоятельно описал свой опыт, всячески способствовал его распространению. Новой системе земледелия обучали «дембелей» в царской армии. По всей России бесплатно рассылались брошюры, изданные — четырежды! — коштом самого Ивана Евгеньевича. Но — грянула революция. Злободневной стала экспроприация экспроприаторов (по–простому, по–народному — грабь награбленное). А под лозунгом отнять и поделить было не до проблем созидания.

Позже пришли колхозы. Производство в них целиком было поставлено на службу милитаризации (ей, строго говоря, мы и обязаны коллективизацией). Навязываемыми деревне (через МТС) тракторами и плугами поддерживался непрерывно нарастающий выпуск танков и самолетов. Нетрудно представить себе участь земледельца, который осмелился бы тогда не то что восстать, а просто косо глянуть на плуг: трактористов сажали только за то, что обнаруживалась более мелкая, чем предписывалось райкомами, глубина вспашки. Я ещё раз отошлю читателя к книжке Б. С. Анненкова «Подари лопату соседу». В ней Борис Сергеевич рассказал об этих проблемах ярко и основательно.

К сожалению, и через сотню лет после И. Е. Овсинского плуг и глубокая вспашка на его родине в чести.

Своеобразно оценивает пахоту С. С. Антонец: «Пахать — это вообще глупость, я не хочу об этом и говорить. Это — безобразие и издевательство над землёй». Семен Свиридонович имеет право на такую уничижительную оценку: восемь тысяч гектаров земли в его хозяйстве уже несколько десятков лет не видят плуга, а почва становится всё лучше и лучше. И сэкономленную солярку уже впору мерять железнодорожными составами.