- Стоп-стоп-стоп! – сказал Саша. – С этого места поподробней, пожалуйста. Так когда, говоришь, это случилось?

Я взглянул на него. Глаза у него горели. Он явно поверил в мою историю. Сходу поверил, ни на секунду не усомнившись, словно что-то такое знал. До этого он говорил со мной не то чтобы из вежливости, но с заметным желанием завершить уже понятный разговор на тему, которая его совершенно не касалась и потому была не слишком-то интересна, и поскорее вернуться к своим Бумагам.

- Да примерно тогда же, когда я тебя встретил, - сказал я. – А что?

- Как интересно, - сказал Саша. – Ох, и как же это мне интересно.

И убежал в туалет.

Саша в качестве жильца мне совсем не мешал, его присутствие, повторяю, даже было желательно в моей ситуации. Раздражало, уж и не знаю по какой причине, только то, что он пользовался моим сортиром. Я иногда прямо себя одергивал, так мне это не нравилось – мол, ну, что это я, ну пошел человек произвести естественные отправления, что тут такого. А особенно мне не нравилось, когда он бесцеремонно сливал воду, и, уверяю вас, бачок при этом шумел в пять раз громче и истошнее, чем обычно. Даже не знаю, зачем я это рассказываю.

Я обратился в слух. Сидел тихонько и ждал. А Саша так же тихо таился в моем сортире. Что он там делал, не знаю, только на этот раз по прямому назначению он его не использовал – не журчал, не кряхтел, не шуршал бумагой, даже, кажется, не дышал. Ошарашенный всем этим бредом с пропажей жены, я, грешным делом, подумал, что и Саша тоже пропал, ушел куда-нибудь в параллельное пространство и не вернется больше никогда, и как мне прикажете после этого в свой собственный сортир ходить, если даже оттуда пропасть можно, просочиться в другую Вселенную через канализацию?

Нет, честно, не знаю, что он там делал. Может, приходил в себя после новости о пропавшей Свете, может, обдумывал, что мне сказать, может, медитировал на унитазе в своей путипучеристской манере - словом, помалкивал.

Потом, когда я уже отчаялся увидеть его вообще, вышел, недовольно кряхтя. Сел напротив, старательно угнездился на табуретке, так, я читал, некоторые раскуривают трубки, чтобы оттянуть разговор (сам-то я трубку не курю, только сигареты, возни с ними много, с трубками-то), и сказал:

- Дрянь твое дело, приятель.

- Что так?

- Похоже, ты своей жены действительно больше никогда не увидишь.

Я и сам так думал, но услышать такое со стороны – совсем другое дело.

Понимаете, я считаю, что любовь это несчастье, что это болезнь, в том числе и психическая, но, слава Богу, излечимая. Она, конечно, приносит много счастья и отнюдь не только сексуального (обратите внимание, ни в одном языке не существует понятия "сексуальное счастье" – всего лишь удовольствие), однако завести она вас может черт те куда. Преступление ради любви – это ли не прекрасно? Сам-то я думаю, что это совсем не прекрасно… но, в общем, все это философия, близкая, кстати, к философии Пути-Пучи, поэтому прервусь и вернусь к изложению событий.

О любви я заговорил, потому что речь зашла о Свете. Любовь, а? Этим словом обозначается особый вид паранойи. Если параноик одержим идеей, то влюбленный одержим существом другого пола – вот и вся разница. Мир стоит благодаря этой паранойе, благодаря ей же он и рушится. Здесь было еще несколько страниц, я их стер. Саша не должен был так говорить.

- Ты не должен был так говорить, - обуреваемый чувством, воскликнул я. – Я тебе сейчас в морду дам.

- Давай-ка выпьем, - сказал Саша.

- Давай, - ответил я, но мы почему-то не выпили, хотя я принес, а продолжили разговор всухую.

- Я не уверен, - сказал Саша. – Может, она просто умерла.

- Она не умерла, это я точно знаю. Она не родилась. Вместо нее родился мальчик.

- Не перебивай. Я еще не понимаю, как и зачем, но уверен, что жену у тебя отнял Зиггурд.

- Кто? Какой Зиггурд?

Из того, что я изложил выше, читатель при желании может вспомнить, что Зиггурдом зовут нынешнего Левого Соседа Бога, но к моменту нашего разговора с Сашей Ендобой я этого не знал. Я, кажется, уже говорил, что предыдущий мой рассказ не является точным пересказом того, что сообщил мне Саша Ендоба в тот вечер, когда он застал меня над его раскрытым чемоданчиком. Тогда мне стали известны лишь детали, причем далеко не всегда основные, да и Сашу я слушал в состоянии, постепенно ухудшающемся, а связное, а более или менее подробное представление о пребывании его в секте "Пути-Пучи" или, правильнее, в Угле Лебедя и Куницы, сложилось у меня позже, после многих разговоров с Ендобой.

- Зиггурд, - мрачно сказал Саша. - Это точно. Кирдык мне.

И наглухо замолчал.

Рано утром он умотал куда-то, меня даже не разбудив, и пропадал два дня. Я даже подумал было, что вообще ускакал от меня мой Саша Ендоба, но его вещи оставались в квартире и, главное, чемоданчик он не забрал. Я даже вздохнул, одновременно с облегчением и тоской.

А потом пришел Дебелый, тот самый Сашин ангел-хранитель. Он выглядел точно так же, как описывал его Саша, в очень мятом белом, а точнее, светло-светло-кремового цвета костюме (во времена Чехова такие, полагаю, называли чесучовыми), был улыбчив, навязчив и подавляющ. Усики у него еще были, блеклые и прозрачные. И глаза внимательной водянистостью отличались. Он меня просто вытеснил из прихожей.

- Я к вам!

Я в ответ икнул, попытавшись сделать это как можно вежливей, и сказал:

- А Саши нет. Если вы Сашу.

- Вот и хорошо, что нет Саши, это я ведь именно к вам пришел, - прожурчал Дебелый и нежно сощелобанил с моей майки одному ему видимую пылинку. Или таракана, не знаю, у меня в то время была с ними проблема. – Присесть можно? А то разговор у меня к вам.

Я сразу понял, еще когда дверь открывал, что надо его выгонять графином по голове и не слушать ни в коем случае. Но насчет выгонять времени не хватило. Пока я раздумывал, он просочился сквозь меня, прошел на кухню, сел на мой любимый стул, тот, у которого спинка не поломана. Стул хрюкнул. Килограмм сто тридцать-сто сорок, не меньше, подумал я.

- Сто пятнадцать, - невозможно голубым тоном сказал Дебелый, вогнав меня в ступор своей догадливостью. – Я, конечно, и насчет Саши, но в основном насчет вас.

Словом, в лицах я все это пересказывать не буду, оно долго и нудно, и масса отступлений ненужных, я пробовал, не понравилось, но в сухом остатке, превозмогая мое лживое "не желаю слушать!", получилось следующее.

Саша, сказал Дебелый, вовсе не кандидат в правые соседи Бога, а, наоборот, что-то вроде подсадной утки, объект отвлекающего маневра. Настоящий кандидат, сказал Дебелый, это вы сами. Ну, то есть я. В этом месте, как вы понимаете, со мной случился апоплексизм, я не поверил и снова пожалел насчет графина – причем графина с водой, и желательно тяжелой.