Один только я… Как говорил мой предосудительный и придурковатый приятель Фан, то есть Сережка Щипанов, точней, как он орал истошно, надравшись в одесском ресторане "Волна" (сейчас опять "Фанкони"): "Все люди бляди, один я честный". Это про меня. Хоть я умен просто по определению и раньше даже гордился своим коэффициентом интеллектуальности, сейчас уже не горжусь – не вижу качественного улучшения жизни от своего большого ума.

Словом, не понял я, кто была эта жуткая баба, за Сатану ее принял, даже принюхиваться стал, не пахнет ли серой изо рта – пахло нечищеными зубами да еще дрянной косметикой типа "Красная Москва". Я потом часто ее вспоминал и всячески прикидывал, кто бы это мог быть. В тот момент я просто отвернулся от нее, тошнило меня от любого общения. Спиной услышал: "Мм-аххх!" и что-то вроде хлопка – и нет бабы.

Заходил еще мой пышнотелый телохранитель, сожрал мою яичницу с помидорами. Тот не уговаривал, не заставлял, просто корил, словно бы даже сочувствуя. Мол, никогда такого не было, чтобы люди от подобного счастья отказывались, даже странно, патология какая-то получается и не сходить ли мне к психиатру. Мол, вся тусовка одиннадцатимерная просто на ушах стоит и не знает, что делать, потому что час Битвы назначен, он вот-вот уже, а главный претендент в грусть-тоску ударился и хоть ты кол ему на голове теши. Такие примитивные, предсказуемые создания, эти люди, а вот поди ж ты, сколько с ними хлопот.

Я поинтересовался, кого он имеет в виду под одиннадцатимерной тусовкой, а он перевел разговор на сложную юридическую коллизию, случившуюся, если не ошибаюсь, в 1567-м году между сэром Гедриком Сивым и его соседом… забыл фамилию, но тоже какой-то очень важной персоной – коллизия эта касалась каким-то боком происходящих сегодня событий, но связь я так и не смог уловить, подозреваю, что и не было связи.

Укоризненно похихикал и испарился, даже не спросив об Ендобе.

Потом приходили самые разные всякие, я их даже не запоминал, в сторону смотрел и грустил. А потом кто-то сказал, не помню кто: "Ну, черт с тобой, убить тебя дороже нам станет", и я остался совсем один – вот это самое грустное.

Пару раз обзвонил всех знакомых Светы, нарвался, естественно, на мат или более интеллигентную ругань, особенно во второй раз, потом вдруг вспомнил, что хочу есть, а в холодильнике только почерневший паштет, и пошел в магазин, однако на полпути резко остановился – мне пришло в голову, что если я уж такой продвинутый сосед Бога, то, пожалуй, можно еду и украсть, хотя денег после Ендобы осталось навалом, разве что просто попробовать как это, ни разу не крал. Я сосредоточился, но сначала ничего не получалось. Наверное, я производил на окружающих любопытное впечатление – вертелся на одном месте, прижав кулак к голове для того, чтоб лучше сосредоточиться.

И вдруг увидел еду, много еды, самой разной, причем, что интересное, в виде все тех же точек.

Я взял из разных мест (сам не знаю каких) батон хлеба, оковалок любительской колбасы и почему-то горячую котлету, прямо со сковородки у одной дуры, котлета тут же вымочила жиром и обожгла мой карман, а вот куда делись колбаса и хлеб, я так и не понял. Я вернулся домой, лихорадочно сожрал котлету и начал бегать по комнате, бормоча всякую дрянь. До одиннадцатимерной тусовки я явно не дотягивал - как минимум, девять измерений. От меня мне разило какой-то гадостью, напоминающей вонь умирающего Ендобы, так что приходилось все время напоминать себе, что я как-никак, а все-таки первый кандидат в Правые соседи Бога, про которого я ничего не знаю. Колбасы с хлебом я так и не нашел.

Потом мне в голову пришла еще одна мысль, пришла, как к себе домой, не постучавшись и не спросив, хочу ли я ее общества. Мысль имела дурацкий вид, с длинным красным шарфом и плохо выбритым черепом, гнусно подхихикивала и читалась так: "А не попробовать ли мне еще раз посмотреть на тот самый мир точек?" Я, разумеется, тут же себе этот мир и представил.

Разумеется, ничего интересного я там не увидел – меня от него подташнивало, от этого мира точек. Ни на одной из них не было транспаранта, мол, здесь тебя твоя Света дожидается. Я кинулся в первую попавшуюся.

Как и ожидалось, ничего не произошло – я стоял посреди комнаты в длинных трусах, которые я не люблю, но которые купила мне Света. Я опрометью бросился к телефону и стал наворачивать номера, намертво вбитые в винчестер моего мозга (это старый термин, сейчас принято говорить "харддиск", но я не люблю это слово из-за двух "д" подряд. После "р" это немножко слишком). Сначала позвонил Томке, она признала меня, правда, удивилась звонку, а про Свету сказала, что с ней все нормально, а потом спросила меня, как там "моя". То есть я понял, что "моя" – это не Света. Я отделался общими фразами, а потом позвонил Диме, ее бывшему мужу, и он тоже узнал меня – очень обрадовался, но начал говорить какую-то полную чушь, а про Свету сказал, удивившись, что у нее потомство намечается, и давай, говорит, к ней в гости смотаемся. Я, конечно, согласился с энтузиазмом, но понял, что она не моя жена, сначала никак не хотел этого понимать.

Сходили. Встретились у метро "Проспект мира", долго петляли по каким-то задворкам, я старательно делал вид, что путь мне знаком, потом, наконец, подошли к ее дому, а это был не дом, а здание, сталинская постройка, только что не дворец, Дима по пути анекдоты мне все рассказывал, жутко пошлые, он всегда этим пристрастием отличался. Квартира у Светы оказалась ничего себе, с двумя туалетами и евроремонтом, и стало ясно мне окончательно, что не она те трусы мне купила, а просто какое-то совпадение. Она непозволительно растолстела, так, что и беременности не видно, но морда сияла счастьем, обрадовалась нам обоим, я даже удостоился поцелуя.

- Ребятки, как же я вам  довольна!

Муж выполз хмурый из своей комнаты, какой-то совсем неинтересный лысый очкарик, никогда раньше его не видел, бутылку водки извлек, садитесь. Он меня хорошо знал.

Страшно мне стало и гадко, и снова я решил посмотреть на то множество точек, чтобы прыгнуть куда-нибудь еще, только чтобы не здесь. Но вот ведь какая подлость со стороны жизни – не увидел я никаких точек, как ни старался. Я сначала подумал, что сбой какой-то, ведь силу-то я в себе чувствовал, и силу своих желаний, и отбирание, однако чувствовать-то чувствовал, а на самом деле отбирать ничего не мог, да и желания исполнять тоже. Еле досидел эту бутылку, все на Свету свою глядел, которая не моя.

Не увидел я никаких точек. И, подозреваю, больше никогда не увижу, что-то там такое случилось, да и Бог с ним. И с Его соседями.

Вернувшись домой, узрел я свою жену – и обалдел полностью. Дина это была. Фоска проклятая, она меня ненавидит, это уж совершенно точно, только сказала однажды, что без меня и часу не проживет, потому и не разводится, я ей верю, потому что у меня такое же чувство, родные мы, только порознь, хоть за это спасибо им. Дина! Не надо мне от нее ничего, мы даже не спим вместе, в смысле, не трахаемся, мы, как говорится, спим в одной постели, но видим разные сны. Я по забывчивости положу на нее руку, а она отбрасывает ее. И злобно что-то пробормочет во сне. И никакой Пути-Пучи, словно и не было ее никогда.