Ошибкой Бога, которую заметил бар-Равва, он же Эпсилотавр, он же Левый Сосед Бога, было то, что слишком много познал бар-Равва, слишком о многом сумел собственным разумом догадаться, потому что велик был разум бар-Раввы, у многих накрал.
Догадался бар-Равва, что есть земное и есть Богово, земное же в Боговом находится и связано с Ним лишь одной связью единой, а других нет. Вот в чем Ошибка Богова заключалась, что одной лишь связью Себя и земное связал, а вместе с земным и всех людей на Земле, а других не запас связей. Бар-Равва же про ту связь прознал.
А находилась она, та связь, в пустынном месте, которое теперь Бецтельдою называется и куда никакая тварь живая зайти не может, будь то человек, будь птица или животное, будь даже муравей, настолько малый, что глазом его не разглядеть можно. Располагается Бецтельда близ моря, где для жизни тоже нет места; вода в нем тяжелее камней, даже камни в той воде плавают, и зовется она поэтому Морем Мертвых. На берегу его много песка, камней огромных и глубоких пещер также - наполнены те пещеры смрадом, убивающим каждого, кто вдохнет его. Жар там стоит такой, что все под ним в одно моргание времени высыхает - и человек, и рыба и любая вода, только вода Моря Мертвых не высыхает, потому что это не вода вовсе. Говорят, что если кто той воды выпьет, то сразу умрет, а не умрет если, то тогда вечно жить будет, но не рад будет такой жизни и о смерти будет вечно просить.
Было сокровенное место в Бецтельде, пещера Эоуах глубиной в триста тридцать три стадии, как раз на полпути к Аду; в пещере той лабиринт длиною в одиннадцать жизней человеческих, если шагом идти; в центре же лабиринта зал есть, освещенный Сиянием Небесным; в центре зала растет священное дерево Киком, вечно живущее и света Солнца не знающее, и никогда взглядом человеческим не осененное - то было самое тайное место на всей Земле, о котором лишь Бог един знал, даже Сын Его, Иегва, ничего не знал о том дереве. И через дерево то, Киком, связано было Богово и земное; и вот, как раз о нем догадался бар-Равва, сметлив был.
И вот, пошел он в Бецтельду, а впереди себя армию свою послал, об одиннадцати полках. Войдя в Бецтельду, тотчас же погибли войска его - кого смрад застиг, кто из Моря Мертвых испил утолить жажду, кого жар великий сжег в одно моргание времени. Так узнал бар-Равва, что верно пришел; и обрадовался, и смело вошел в Бецтельду, смерти не боясь, потому что Сосед Бога он был, а это совсем не то, что просто живая тварь, и не страшны ему были ужасы Бецтельды. Ни смрад смертный его не взял, ни жар полыхающий, а когда он от вод Моря Мертвых отпил, бар-Равва, то не умер, а, напротив того, обрел бессмертие, ибо как Сосед Бога он мог жить только триста тридцать лет дополнительно к тому сроку, что другим людям назначен.
Пришел он потом к зеву пещеры сокровенной, где связь Бога с Землей хранилась, а был тот зев черен и туман над ним клубился цвета амбры, и молнии в том тумане трещали. Великий ужас объял бар-Равву, но смело он шаг сделал и в зев упал, и падал вниз долго, все триста тридцать три стадии, и летел быстро, но не свистел ветер в ушах его, потому что даже ветру заказано было в ту пещеру спускаться, только Соседу Божьему не заказано, да и то по недосмотру - забыл запретить Бог.
Упал он на дно пещеры сокровенной и тут же на ноги поднялся, хотя ушибы были крепки, любого убили бы те ушибы. Поднялся бар-Равва на ноги те и в лабиринт вошел, и сколько он шел по нему в темноте кромешной, никто не знает, потому что не было времени в той пещере, а над пещерой времени прошло не больше одного моргания, а, может быть, даже и меньше - некому измерить было, никто не знал, где бар-Равва и что он делает, а войско свое, с которым ходил, он убил, чтобы проверить Бецтельду.
И вот, после долгих безвременных блужданий по лабиринту, без единого вздоха, без единого глотка влаги, без единой крупицы пищи, не выдержал однажды бар-Равва и возопил к Богу: "Прекрати, о Боже, муки мои, возьми себе от меня жизнь вечную, мучительна она для меня, не надобна, а покажи взамен зал тот, где дерево Киком произрастает, тайное дерево, связывающее Тебя с миром!"
Подумал Бог и отнял жизнь вечную у бар-Раввы, и насытил живот его, и влаги испить позволил, и воздуха в пещеру послал, чтобы тот смог грудью вздохнуть. Вздохнул бар-Равва, раскрыл глаза и узрел сияние небесное пред собой. Таково было это сияние, что бар-Равва, даже от простого света отвыкший, ослеп одиннадцать раз подряд; но каждый раз прозревал, чтобы вновь ослепнуть, как только откроет глаза он.
- В глазах моих ножи раскаленные, каждый длиною в локоть, - так сказал бар-Равва тогда, - и веки мои тяжелы, как тяжелы все горы на всей Земле, и страшно, о, как страшно открывать новый раз глаза!
Но открывал и слеп немедленно, и вновь прозревал, и так одиннадцать раз. На одиннадцатый открыл бар-Равва глаза свои и не ослеп больше, и сквозь сияние небесное увидел он тайное дерево Киком. Глубоко в землю корнями изумрудными уходило оно, а ветвями кроны своей в потолок пещеры сокровенной впивалось, а, входя в потолок, ветви тоже в корни изумрудные превращались, и пронизывали они небеса точно так же, как нижние корни Землю пронизывали. И если бы кто надумал поменять потолок с полом в той пещере сокровенной, то никакой бы разницы не увидел - и в том одна из великих тайн Божественных заключается, от человека навсегда скрытых.
Красота этого дерева была такова, что взгляд единый живого превращал в столб, но бар-Равва не только живым был, но и Левым Соседом Бога; и жалко стало бар-Равве, потому что никогда ничего равного дереву Киком по красоте его он не видел; но превозмог жалость и подошел, а подошед, вонзил топор в ствол его, и кровь Вселенская брызнула, и словно бы весь мир возопил.
Испугался бар-Равва так, как никогда не пугался в жизни, и от ужаса воскричал, но не прекратил рубить топором, только кричал. А когда топор иззубрился и уже невозможно рубить им стало, появился в руках бар-Раввы новый топор, острый, как меч воина; на стволе же дерева Киком от трудов его осталась засечка, в которую можно было вложить разве только волос белобрысого, однако била из нее кровь вселенская и крик шел. А откуда появился новый топор в руках бар-Раввы, тот не знал, и не спрашивал даже; казалось ему, что так и должно быть, и рубил он дальше, крича и плача.
Одиннадцать раз по одиннадцать раз топоров сменилось в руках бар-Раввы, одиннадцать раз глох он от крика дерева Киком и собственного своего, а на Земле совсем не прошло времени, будто только что бар-Равва в зев пещеры сокровенной упал; но прошло время и настало время, когда совсем перерубил дерево, точно посередине перерубил.
В тот же миг забыли имя Бога все живущие на Земле и даже Сын Его Иегва, потому что и он имел связь с Отцем Своим через дерево Киком только, и законы Бога забыли все живущие на Земле, и друг другу стали чинить непотребства разные, не все, но многие - и мир будто сошел с ума. Порадовался бар-Равва содеянному, а Бог огорчился, но ненадолго, потому что Бог он был. Призвал к Себе Духа Святого, что каждую крупицу на Земле осеняет, и сказал Ему: "Через Тебя теперь буду держать связь с миром, даже после того, как ствол новый у дерева Киком нарастится, а на это надо триста тридцать три года, три месяца, три дня и поверх того еще три полновесных вздоха времени, - даже после того связь с Землей через тебя не прекратится, и станем мы навек едины, Ты и Я, Бог и Дух Святый".
И такова была новая связь Бога и Духа Святого, что никакому Соседу ее не прервать и вообще никому на свете. И снова на Земле равновесие воцарилось между войнами и мирными временами, и вспомнили люди все, что Бог заповедовал, а имя Его не вспомнили, как угодно называть стали, сами начали имена придумывать - это было Богу прискорбно, однако к немедленной гибели мира не вело, и решил Он оставить все как есть, и с тех пор никому из живущих не дано знать имени Бога нашего, да оно и правильно, потому что имя любому животному надобно, чтобы от других отличаться, чтобы говорили с ним равные ему, да еще высшие, чтоб знать, кому говорят, а низшим ни к чему имя высшего, не поймут они все равно, за простой звук примут, но нет у Бога ни высших, ни равных, кроме Сына Его, да еще Духа Святого, но с Духом Святым Он одно, а Сын Его, как и положено Сыну, не зовет Его по Имени Его, а говорит Ему: "Отец Мой!". Потому Имя Богово лишь Богу одному принадлежит и никто Его знать не должен, а зачем Богу имя, если некому Его по имени Его называть - то великая тайна Божья, человечеству вовек недоступная.