Она встала, подошла к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, полезла в аптечку за таблеткой аспирина и быстро приняла две.

Конечно, она знала, что будет делать, — она будет продолжать заниматься своим секретным заданием; она полицейский и никогда не выйдет из рамок закона даже ради отмщения, даже если это касается ее собственной семьи. Этого никогда не произойдет, она никогда не допустит, чтобы это произошло, и не бросит дело на полдороге.

Ее мозг лихорадочно работал, оценивая ситуацию. Нет способа доказать, что звонил именно он, невозможно законным путем заставить его заплатить за то, что случилось много лет назад. Но, если она раскроет все его преступные махинации, он заплатит за все сполна. Она станет ему лучшим другом, какого никогда не было у этого подонка, и рано или поздно пригвоздит его.

Прежде чем выйти из ванной, Карлин взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит спокойной. Она не хотела прятаться здесь слишком долго, боясь, что Бен будет волноваться, не случилось ли с ней чего-нибудь. Взявшись за ручку двери, она еще немного помедлила. А что она сейчас скажет Бену? Или, быть может, ей следует посвятить его в расследование. Но едва только эта мысль мелькнула у нее в голове, она тут же отвергла ее, потому что, учитывая, насколько Бен сейчас ненавидел Келлнера, это было слишком рискованно, и, чувствуя себя бесконечно несчастной, она открыла дверь и вышла из ванной.

Бен, отставив в сторону тарелку, просто неподвижно сидел, ожидая ее, и с облегчением вздохнул, когда увидел, что Карлин возвращается назад к кровати. Он полагал, что она будет потрясена новостью, и вначале казалось, так оно и есть, но ее неожиданное спокойствие и то, как она просто встала и ушла, поразили его.

— С тобой все в порядке?

— Конечно, милый. — Карлин слегка улыбнулась, снимая халат и снова забираясь к нему в постель.

— Ну вот, теперь ты знаешь о нем. — Голос Бена стал жестким. — Не могу понять, как у этого типа хватает совести навязывать тебе свою дружбу.

— Да, странно, действительно странно, — ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы ее ответ прозвучал обыденно, — и интересно.

— Ты что, сошла с ума? — Бен обернулся к ней, не веря своим ушам. — Интересно?

— Ну да. — Карлин почувствовала, что у нее скрутило живот. — Интересная версия.

Бен сердито откинул одеяло, встал и, не говоря ни слова, натянул брюки. Застегивая ремень, он неприязненно посмотрел на Карлин.

— Ты, вероятно, не поняла, — сказал он резко, — мы говорим о человеке, виновном в смерти моей матери и явившемся причиной того, что твой отец стал несчастным калекой. — Бен заметил, как в глазах Карлин промелькнула боль. — Но приятный молодой парень всего лишь сыграл небольшую шутку, правильно? И у вас двоих нет причин не быть друзьями.

Постель внезапно стала холодной, и Карлин натянула на себя одеяло. Она должна найти в себе силы ответить, взвешивая при этом каждое слово.

— У тебя нет доказательств, что это был он. Слова какого-то парня, якобы подслушавшего телефонный разговор, еще не улика.

Бен от ярости заскрипел зубами.

— Прекрати, Карлин. Прекрати сейчас же. Я не могу слышать спокойно этот бред.

Она отвернулась. Ей, конечно же, следовало придумать что-нибудь получше. Бен — недоверчивый ребенок. Ее мысли отчаянно метались в поисках другого способа объяснить невероятное, но ничего не приходило в голову. Ей нужно время.

— Возможно, ты прав, а я поступаю против здравого смысла, — сказала она мягко. — Знаешь, наверное, я не могу воспринять все это вот так сразу. Или, может быть, просто не могу выразить свои настоящие чувства. — Она надеялась, что он не заметит, насколько мучительной была для нее эта ложь. — Я не знаю… — Она недоговорила фразу.

— Ну, уж я-то тем более не знаю. — Губы Бена сжались в жесткую линию. — Я вовсе не хочу, чтобы ты мучилась и страдала из-за этого, но, Карлин, — он с трудом подыскивал нужные слова, — мы так долго ждали, чтобы узнать, кто виноват, я готов был все отдать, чтобы выяснить это. Теперь мы знаем. Ты можешь говорить, что нет доказательств, но я верю Джо Ленстоллеру. Господи, что я пережил, когда он сказал мне; а ты, похоже, вообще ничего не чувствуешь — ни гнева, ни горя, ни желания отомстить. Что с тобой?

Карлин беспомощно смотрела на него, не позволяя себе произнести ни слова.

Бен снова взглянул на нее, словно увидел впервые в жизни.

— Я полагал, что мы испытываем одинаковые чувства по отношению к этой истории. Но, очевидно, я ошибался. Твои чувства мне неведомы.

— Бен, пожалуйста, давай не будем портить наш вечер. Иди ко мне. — Она жестом указала на еду. — Давай закончим ужин.

Бен еще мгновение пытливо смотрел на нее, затем, приняв решение, кивнул и сел на кровать.

— Отлично.

Он взял тарелку с ночного столика и снова принялся за свой ужин, который теперь был совершенно холодным; и Карлин, хотя у нее совсем пропал аппетит, тем не менее тоже взяла свою тарелку и через силу жевала кусок цыпленка в молочном соусе, стараясь скрыть страдание и думая, как ей вынести остаток вечера. Она ясно представила себе отца, худого и бледного, влачащего жалкое существование в инвалидном кресле, и все из-за той идиотской шутки. Бен решил, что она бесчувственная, если не реагирует на эту ужасную новость, а ей на самом деле хотелось кричать во весь голос, но больше всего она жаждала увидеть, как Тони Келлнер будет гореть в аду. Однако она могла только сидеть и смотреть, как Бен делал вид, что поглощен едой. Он был здесь, совсем рядом с ней, но чувствовалось, что он за миллион миль отсюда.

— Гарри, я не рано звоню? Надо бы поговорить.

— Брось, Кембридж, в этом доме рано не бывает. Ребятишки любят подниматься с рассветом. Черт знает, кем они себя считают — ранними петухами или жаворонками…

Карлин рассмеялась, хотя меньше всего ожидала, что способна веселиться. Вчера вечером они с Беном в полном молчании закончили ужин, и после этого он сразу же ушел, сославшись на то, что у него завтра рано утром назначена операция. Хотя, ей казалось, он собирался провести с ней ночь. Из-за разговора о Тони Келлнере между ними выросла стена высотой с милю.

Карлин не спала почти всю ночь, терзаясь от мыслей, может ли она объяснить Бену, почему она вынуждена поддерживать дружбу с Келлнером. Было уже около четырех утра, когда она убедила себя, что секретная операция из-за этого не сорвется, однако внутренний голос настаивал, чтобы она сперва обсудила все с Гарри.

Она терпела как можно дольше, прежде чем позвонить, но понимала, как он, должно быть, удивлен, что понадобился ей в такую рань. Поплотнее закутавшись в махровый халат, Карлин присела на край кровати, слегка поморщившись от боли в животе.

— Мне неудобно беспокоить тебя. — Она замолчала в нерешительности, чувствуя, как Гарри терпеливо ждет на другом конце провода, в трубке было слышно, как его ребята кричали друг на друга, видимо, играя неподалеку. — Это касается Тони Келлнера. И Бена.

Гарри знал об отношениях Карлин и Бена, хотя и никогда с ним не встречался.

— Я слушаю, — было все, что он сказал.

— Бен ездил домой на похороны отца и выяснил, что в смерти его матери виноват Келлнер. Так же, как и в увечье моего отца.

На другом конце линии стояла тишина, но Карлин почти явственно слышала, как крутятся колесики в мозгу Гарри. Она рассказывала ему, что ее отец пострадал в аварии, но никогда точно не объясняла — при каких именно обстоятельствах. Гарри не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что было недосказано, но она торопливо продолжала:

— Это ложное сообщение по телефону передал Келлнер, изображая из себя копа. Это из-за него они, потеряв голову, помчались навстречу автомобильной аварии.

Гарри медленно выдохнул.

— Господи, ты уверена, что это он? Маленькая куча на большой дороге.

— Гарри, вопрос в том, можно ли мне рассказать Бену, почему я должна поддерживать дружбу с Келлнером? — Карлин заговорила торопливо, желая убедить его. — Ему можно доверять, я знаю. А если я не скажу ему, представляю, что он будет думать обо мне. Он уже вчера смотрел на меня, как на ненормальную. Как на какое-то бесчувственное бревно.