Домой я ввалился в половине двенадцатого вечера. Пьяный в лохмотья. Отпуск начался. Доехал. Теперь до следующего…

Мимоходом. Отпуска, отпуска…

Первые лейтенантские отпуска… О, какое это горделивое ощущение собственной мужской значимости и самостоятельности. Первые большие деньги в руках и первые несколько месяцев полной свободы от всех обязательств. Полная независимость и в моральном, и в материальном плане. Улыбки женщин и подобострастие официантов в кабаках. Пусть даже ненадолго…

Один мой товарищ, назовем его Андрей, получив в лапы от финансиста около двух тысяч отпускных исключительно рублевыми и трехрублевыми ассигнациями, долго пытался обменять их на более крупные. Безрезультатно пообщавшись с корабельным кассиром и получив от ворот поворот, Андрей долго горевать не стал и, рассовав пачки дензнаков по карманам, отправился домой. Вечером же в процессе обмыва предстоящего отпуска его посетила блестящая идея. Мужчиной Андрюха был незакольцо-ванным, поэтому заначивать купюры ему было не от кого. Всю ночь, самоотверженно выдыхая вечерние алкогольные пары, Андрюха склеивал рублевки и трояки в рулоны. Под самое утро денежные пачки трансформировались в два пухлых рулона. Кстати, если кто не знает, советские денежные знаки по ширине почти идеально совпадали с шириной туалетной бумаги. Так вот, закончив эту титаническую работу, Андрей обернул свои кровные отпускные этикетками от пипифакса под игривым названием «Василек» и прилег отдохнуть. А где-то к обеду мы втроем уже уехали в аэропорт и умудрились сразу сесть на самолет.

Всем нам было по пути. Все двигали в Крым. Билеты нам достались транзитные, через Ленинград. В городе трех революций образовался семичасовой коридор между двумя рейсами, и мы, не сговариваясь, приняли решение отужинать в ресторане. Сошлись на «Метрополе» у Гостиного двора. Вещи бросили в камеру хранения, и только один Андрюха зачем-то оставил свою сумку с собой. Такси быстро домчало нас до цели, и уже через час мы жевали сочные эскалопы, запивая их ледяной «Столичной», и радовались жизни. Захмелели быстро, но не сильно. Долго и жарко обсуждали планы на отпуск, курили и опрокидывали стопки за свое здоровье. Наконец, самый разумный из нас — Сашка, сфокусировав глаза на часах, твердо заявил:

— До вылета два с половиной часа! Расплачиваемся и по коням. Если что, и в аэропорту ресторан есть.

Уговаривать нас было не надо. Застрять в Питере совсем не хотелось. Позвали официанта. Тот угодливо подскочил и выписал счет. Только было мы с Сашкой полезли за кошельками, как Андрюха царственным жестом остановил нас.

— Ребята, потом рассчитаемся, я заплачу.

И величаво извлек из недр сумки два рулона «туалетной» бумаги. Официант остолбенел. Андрюха невозмутимо поглядев на сумму счета, разорвал рулон с трояками, отсчитал. Протянул метровую ленту окаменевшему официанту. Потом разорвал рублевый рулон, так же неторопливо отсчитал недостающее. Оторвал и снова сунул в руки безмолвного служителя. Тот продолжал стоять, как столб. Андрюха снова внимательно посмотрел на него и, решив, что тот ждет на чай, оторвал еще с полметра от трехрублевого рулона, бросил на стол и встал.

— Это тебе, дружище. Спасибо, все было очень вкусно! До свидания! Пошли мужики.

И мы пошли. Через пару шагов мы наконец врубились в происшедшее и зашлись в гомерическом смехе. Так, смеясь, мы и брели к выходу.

А там нас уже ждали. Майор милиции плюс два или три блюстителя порядка рангом пониже. Они очень сурово подошли к нам и, не обращая внимания на то, что двое из нас были в форме, вежливо и твердо попросили:

— Товарищи офицеры, пройдемте, пожалуйста, снами.

Тут уже пришлось остолбенеть нам. Военных милиция задерживать права не имеет. Но ввиду того, что мы находились подшофе и не хотели опоздать на самолет, буянить не стали, а смирно проследовали в указанную комнату. Атам уже сидел наш официант все с такими же выпученными глазами. Наверное, с ним никто еще не расплачивался пипифаксом с водяными знаками. Разборы были недолгие. На наше счастье, майор оказался с чувством юмора, ко всему прочему бывший военный. Безобидное Андрюхино баловство ему так понравилось, что он, разобравшись, в чем дело, даже предложил опрокинуть еще по стопочке, послав за бутылкой бдительного официанта. Надо ли говорить, что на самолет мы еле успели, теперь уже засидевшись с братьями по оружию из МВД. К их чести, в аэропорт нас доставили вовремя и с мигалкой. Дальше долетели уже без приключений.

А вот Андрюха, по свидетельствам очевидцев, к родному дому подъехал аж на четырех такси. В первом сидел он сам с бутылкой коньяка, во втором лежала фуражка, в третьем сумка, а в четвертом чемодан… Первый лейтенантский отпуск…

Как успеть на Новый год

Военная форма придает человеку мужественный вид и романтичность.

А. П. Русанович. «О воинском этикете и культуре поведения». Севастополь, 1981 год

Что бы вы сделали, если бы до Нового года осталось совсем ничего, вокруг тундра, до дома километров двенадцать и никаких шансов поймать транспорт. Как, ничего задачка?

Мне всегда казалось, что метеослужба Северного флота специально размещена в аэродинамической трубе. Чтобы моряки не спали. Представьте: на улице солнце, ни ветринки, а по флоту растекается сигнал «Ветер-3». Чуть подуло — все, жди «Ветер-2», а то и «Ветер-1». А с получением этого сигнала весь экипаж должен шмелем нестись на корабль хоть с унитаза, хоть из постели любовницы и готовиться к выходу в море. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.

31 декабря 19… года, облизываясь и повизгивая от предвкушения праздника, экипаж собрался на корабле. Стояли мы тогда в Оленьей губе, километрах в пятнадцати от базы. Пока добрались было уже девять утра. Покурили, почесали языком и спустились в прочный корпус. Неторопливо сделали приборку, получили поздравления командира, наставления старпома и были ми-лостливо отпущены на двенадцатичасовой автобус. От самой Оленьей автобус не ходил, надо пешочком добрести до развилки с шоссе, дождаться рейсового № 115, затем «вброситься» в переполненный салон и через полчаса ты дома. Для декабря погода стояла изумительная. Морозец, ни ветринки, снег хрустит под ногами. Загляденье! Метеосюрпризов явно не намечалось. Где-то к часу я был дома. Пообедав, мы с супругой включились в предпраздничный марафон. Кухня, сковородки, кастрюли, подготовка по полной форме. Гостей ждали к десяти, дел невпроворот, работа кипела! Около четырех в дверь позвонили. Жена пошла открывать.

— Тебя! — по голосу дражайшей половины я понял: что-то случилось.

В прихожей стоял мой сосед по дому старший мичман Мигун с очень нерадостным выражением лица.

— Штормовая готовность. На корабль, Борисыч. Всех.

Хлеще штормовой готовности нет ничего. Я выглянул в окно. Хоть ветерок и задул, но ураганом не пахло.

— Собирайся, Борисыч! Командир уже на борту, так что ловить нечего.

С командиром в вопросах службы шутить не стоило. Могло выйти боком. Я, матерясь в душе, переоделся, пряча глаза от жены. Последние три Новых года она встречала одна с сыном. На всякий случай тайком сунул в портфель фляжку со спиртом. Мало ли, праздник все же! Уже обуваясь, сделал попытку обнадежить жену, что, мол, все выяснится, ерунда, скоро буду. Она, естественно, не поверила и пообещала оставить на утро остатки праздничного стола.

До корабля добрались быстро. Построив экипаж, командир проверил людей, долго ходил по пирсу, смотрел на небо и вполголоса ругался. Отведя душу, командир принял решение.

— Товарищи подводники! Пусть наши метеорологи — мудаки из мудаков, мы люди военные. Приказываю: начать ввод ГЭУ. НЕ СПЕША! Я попытаюсь связаться со штабом.

При штормовой готовности команд сверху не надо. Заводить установку и ждать сигнала на выход в море, чтобы, не дай бог, ветер не выкинул лодку на камни. Ввод начался. Медленно, по инструкции, провели функциональную проверку аппаратуры, так же медленно начали комплексную проверку систем и механизмов. Тянули как могли. А часы тикали. Штаб стыдливо молчал. Только оперативный дежурный СФ сообщал по ВЧ металлическим голосом о приближении Содома и Гоморры и прочих вселенских бедствий, чуть ли не в галактическом масштабе. Около девяти от безысходности потянули решетки реактора. Пути к отступлению постепенно отрезались. В центральном посту зам начал наезжать на интенданта, требуя накрыть новогодний ужин на весь экипаж. Интендант вяло и неуверенно отбивался, поглядывая на угрюмо молчавшего командира.