— Ну что, товарищ лейтенант, опять курсантов набрал целый взвод? Никак не научатся твои бывшие друзья воинские порядки соблюдать… Правильно, правильно делаешь, воспитывай их, — не без внутренней ехидцы прорычал Зверев вытянувшимся перед ним офицерам.

— А это что за гусь? Ты его что, прямо из-под зубного врача вынул? — спросил Зверев, взглянув на меня.

Галактионов неуловимо оказался рядом с комендантом и, выгибая толстую и потную шею, начал суетливо докладывать:

— А этот вообще в гражданской форме одежды за забор выскочил… Уже совсем охамели, тащ подполковник… Видно, только от врача, и сразу в самоволку намылился… Как фамилия?! Где его документы?

И вот тут настал мой звездный час.

— Товарищ подполковник! Лейтенант Белов, нахожусь в краткосрочном отпуске в городе Севастополе. Прибыл вчера, сегодня хотел после удаления зуба встать на учет, но вот был задержан… Не знаю даже, за что… — как можно более внятно постарался ответить я.

Лицо Зверева вытянулось. Он медленно повернул голову к Галактионову.

— Товарищ лейтенант, это что за фокус?

Упитанному Галактионову, кажется, стало еще жарче. По лбу из-под фуражки предательски заструились ручейки пота, а кулаки автоматически сжимались и разжимались.

— Я… я… тащ подполковник… Да какой он офицер? На лбу написано…

— Ваши документы! — прервал его Зверев, протягивая руку ко мне.

Я извлек удостоверение личности из кармана и, разложив отпускной билет, протянул их коменданту. Тот, подслеповато прищурившись, внимательно проверил все бумаги и, возвращая их мне, совсем другим тоном спросил:

— А чего через забор-то прыгал, офицер?

— Да только зуб вырвали… хотел домой побыстрее добраться, а то жара… Боялся, что развезет, вот и решил срезать полдороги. Я сам в Стрелецкой живу.

— Понятно, понятно… — как бы раздумывая, каким образом выйти из положения, рассеянно проговорил Зверев. Потом, видно, решил, что раз уж так сложилось, не грех бы липший раз построить своего помощника, не стесняясь посторонних. И тут понеслось…

— Дежурный, поставить офицера на учет! А вам, товарищ лейтенант, пора бы научиться отличать матросов от боевых офицеров Северного флота! Вы мне что, скоро капитанов 1 ранга с санаторных пляжей привозить будете? А мне потом матку за них выворачивать начнут?! Офицер себя плохо чувствует, ему зуб ампутировали, а вы его, как последнего пьяного баталера, в кузов бросаете! Я вас, бл…, совсем ох…и. Что за безобразия?! Вы, Галактионов, еще сосунок в комендантской службе, вам не нерадивых военнослужащих ловить, а мандавошек по своей башке бритой собирать!!! Чмупс недоделанный, а не помощник коменданта! Я вас…

Пока комендант шлифовал Галактионова, улыбающийся дежурный поставил в мой отпускной необходимый штампик и подмигнул мне, отдавая. Все дежурные назначались из обычных флотских частей, терпели от комендантской службы тот же беспредельный террор и были очень рады каждому проколу в их деятельности.

— …и лично доставить больного офицера по месту дислокации его семьи! Вам все понятно?! — закончил свой воистину выдающийся монолог Зверев.

— Так точно, товарищ подполковник! Есть! Разрешите выполнять?! — лицо Галактионова излучало готовность доставить меня не только в Стрелецкую бухту, но и куда подалее, включая родное Гаджиево, Барбадос или на худой конец острова Тристан-да-Кунья…

Домой мы ехали на все том же комендантском грузовике, правда, теперь я сидел в кабине между угрюмым водителем в морпеховской форме и потным Галактионовым, тяжело и обиженно сопящим и ежеминутно вытирающим стекающий пот. Весь путь мы проделали молча, а у подъезда моего дома несказанно удивили жену, гулявшую с коляской на улице. Ей уже давно позвонила теща и доложила о моем скором прибытии. Прибытие немного растянулось во времени, и жена уже начала волноваться, когда меня доставил грузовик с комендантскими эмблемами на борту и с полным кузовом патрульных. Вылезая, я выплюнул надоевшие тампоны изо рта, благо кровь уже давно перестала сочиться, а извлечь их раньше я поостерегся в исключительно стратегических целях. На прощанье помощник коменданта пробурчал что-то похожее на извинения, хотя по его лицу было видно, что он не прочь разжаловать меня в матросы на месте и сразу заключить в острог на максимально возможный срок. А еще лучше, просто расстрелять без суда и следствия из табельного Макарова.

Вот так закончились одни сутки моей нелегкой флотской жизни, включившие в себя и зубную боль, и прибалтийскую эстраду, и вездесущую комендантскую службу. В Палдиски я вернулся вовремя, везя с собой мешок новеньких и красивых севастопольских миц. А через несколько лет развалился Союз. Эстонские власти разломали и превратили в груду обломков наш учебный центр в Палдиски, и где-то там на его развалинах, наверное, догнивала одна из привезенных мной фуражек. Севастополь приватизировала Украина, и в одночасье, пользуясь отсутствием командующего Черноморским флотом, вся комендантская служба во главе с комендантом полковником Зверевым приняла присягу на верность Украине. Не принял присягу только один офицер — капитан 3 ранга Галактионов. Это он, доложив командованию флота об измене коменданта, возглавил взвод морской пехоты из Казачьей бухты, за считанные минуты очистивший комендатуру от украинских ренегатов, да так лихо, что те не успели забрать даже свои личные вещи, а свой собственный автомобиль Зверев не мог забрать со двора комендатуры целый месяц. Наверное, в те минуты Галактионов испытывал долгожданный миг триумфа, отмщения за многие унижения, испытанные им за эти годы. Галактионов стал российским комендантом Севастополя, ничуть не изменив стиль деятельности комендантской службы, хотя со временем, и постепенным уходом российского флота сам он невольно изменился, как изменился и Севастополь, ставший уже совсем другим городом…

Карьера (итал. camera — бег, жизненный путь, поприще, от лат. carrus — телега, повозка) — продвижение вверх по служебной лестнице, успех в жизни.

История эта принадлежит к числу тех самых флотских мифов, которые никто ни подтвердить, ни опровергнуть не может, но все обязательно когда-

то где-то и совершенно случайно слышали. Точно так же слышал ее и я. А потому прошу простить мне, простому инженер-механику флота, определенное незнание сложной люксовской структуры братьев-надводников и даже определенный дилентализм в изложении нюансов надводной флотской жизни. Просто легенда эта стоит того, чтобы ее рассказать, хотя бы потому, что есть в ней нечто такое, что и на самом деле поможет понять, пусть и не в полном объеме, что такое Военно-морской флот…

Давно ли, недавно ли, но учился в славном городе Севастополе в ЧВВМУ им. Нахимова, в начале 80-х годов один кадет. Учился он вроде на ракетчика, а может, и не совсем, и был столь знатным раздолбаем, что доковылял до выпуска едва-едва, совершив при этом три захода на отчисление, но благодаря то ли рабоче-крестьянскому происхождению, то ли воле случая, кортик свой получил исправно, в срок, в одном могучем строю со всеми остальными выпускниками.

Но беспутное пятилетие все же аукнулось при распределении. И загнали свежеиспеченного летеху как элемента неблагонадежного и к дальнейшему карьерному росту негодного в то место, которое для любого другого выпускника славного училища Нахимова считалось глухой ссылкой: в отдельный дивизион малых ракетных катеров, командиром пусковой установки, с должностным потолком аж старшего лейтенанта. Надо сказать, что дивизион этот базировался не в Севастополе, не в Феодосии, и даже не в самом Донузлаве, а где-то рядом, на выселках, и представлял собой три устаревших до состояния импотенции ракетных катера времен хрущевских устрашений мира.

Вот ведь удивительная штука — военно-морская служба! Для одних Крым, солнце, природа, теплое море и всегда свежий воздух — просто мечта и сказка, а для других — провал и забвение. Интересна и увлекательна, наверное, служба офицера-надводника… Но не об этом разговор…