С башни консул хорошо видел, как на берег из шлюпок выскочила большая группа людей. По одежде он узнал в них невольников.

Это очень напугало ди Кабелу. От прежнего спокойствия не осталось и следа. Надо было действовать немедля, и консул решил выступить из крепости, чтобы ударить по нищему сброду.

Уже все было готово для выступления, уже натянули цепи, чтобы поднять створы ворот, как вдруг послышался страшный грохот. Ди Кабела быстро поднялся на башню, но из-за туч черного дыма, заклубившегося над правой стороной города, ничего увидеть не удалось. Вскоре прибежал испуганный посыльный и рассказал, что в город пришло великое множество лесных людей, которые взорвали арсенал и разрушили башню Константина.

— Много ли у них оружия? — спросил консул.

— Несметное множество, синьор консул, — дрожащим голосом ответил посыльный.

Ди Кабела спешно спустился вниз и отдал приказ: всем занять старые посты, кипятить в котлах воду, разогревать смолу — с часу на час ожидается нападение на крепость.

Самых ловких конников консул послал за помощью: одного в Солхат к хану, двоих — к консулам Солдайи и Чембало.

Василько вместе с Семеном Чуриловым и ватажниками двинулся к сенату как раз в тот момент, когда на крыше здания упало знамя Генуи. Путь их лежал через большой рынок. Люди бежали по площади, перескакивая через коновязи, прилавки, торговые помосты. Вдруг Сокол явственно услышал русский говор, а затем крик:

— Православные, помогите!

Бежавшие враз остановились. Крики доносились из погребов, вырытых под рыночной стеной. Семен, хорошо знавший расположение рынка, крикнул:

— Там невольники!

Все бросились к погребу, сорвали двери. Цепляясь худыми руками за грязные и скользкие ступеньки, из погребов вылезали невольники.

А на площади около сената снова разгорелся бой. После первого поражения арбалетчиков их командир вернулся в казармы, чтобы взять воинов, оставленных для охраны помещения. Но в казарме оказалось людей больше, чем он предполагал. Сюда собрались портовые стражники, убежавшие от восставших, здесь же были уцелевшие из охраны городских ворот. Собрав всех под свое начало, командир повел их снова к сенату.

Арбалетчики сумели ворваться во двор сената. Уже были заняты нижние веранды, в главном входе шла ожесточенная борьба. А когда к арбалетчикам пришла неожиданная помощь от францисканцев, Леркари стал готовиться к бегству из сената.

Но тут на площади раздался шум, громкие крики, и сразу из трех прилегающих улиц выбежали люди. «Смерть знатным! Да здравствует народ!» — кричала толпа, приближаясь к сенату. Монахи и арбалетчики были растерзаны в одно мгновение.

Леркари выскочил на балкон и увидел площадь, заполненную народом. Треснули от напора двери всех входов, и толпа заполнила коридоры, залы и комнаты сенатского дворца.

Спустившись вниз, капитан встретил бежавшего по коридору юношу с кривым мечом. Леркари крикнул:

— Чьи это люди? Кто их ведет?

Юноша, размахивая мечом, заговорил на незнакомом капитану языке, потом неожиданно выпалил:

— Виват популюс! Виват Сокол!

— Проклятье! — воскликнул Ачеллино. — Этот Сокол все-таки влез в наши дела!

Он побежал в главный зал сената.

Под высоким распятием стояли два незнакомых капитану человека. Один из них по-генуэзски сказал подошедшему стипендарию:

— Иди и разыщи капитана Леркари.

— Я — Леркари, — сказал капитан, подходя. — Кому я нужен?

— Город в руках народа, — произнес Чурилов. — Что будем делать дальше, капитан?

— Вы Сокол?

— Я воин из его ватаги. А Сокол вот он, перед вами, — и Семен указал на Василько. Леркари подошел к атаману, пожал его руку и сухо произнес:

— Благодарю. Вы пришли как раз вовремя.

В это время в зале появился Ивашка. Он устремился Соколу.

— Константинова башня наша, атаман. В воротах города стоят наши люди. Там хозяйничает Кирилл с Днепра. Гришку-черкасина видели?

— Нет еще, — ответил Василько.

— Тут он, в доме. Тебя ищет. У него в порту тоже все ладно. Троих ватажников ранило, один убит. Берег взяли в руки накрепко… Да вот и он сам.

— Прошел я, атаман, по городу. Всюду народ хозяин, — сказал подошедший Грицько. — Люди спрашивают, что делать дальше?

— Сейчас же, не медля надо идти на крепость! — крикнул Леркари.

— По-моему, в этом нет никакой нужды, — ответил ему Василько. — Только напрасно прольем кровь. Мы только что изловили человека, посланного из крепости за подмогой. Говорит он, что е&ы у них самое большое на неделю, а воды и того меньше. А людей, словно рыбы в бочке. Вскорости сами пощады запросят.

— Пока крепость не взята, мы не можем быть спокойны! — кричал капитан. — Если вы не согласны на штурм, я сам со своими людьми пойду туда. Со мной — весь город.

— Ватага на крепость не пойдет! — отрезал Василько. — И у нас и у вас нечем разрушить стены. А с голыми мечами там гибель найдем. Если ты хочешь губить своих людей, — иди.

Леркари выскочил на балкон и крикнул тем, кто стоял внизу:

— Друзья мои! Город в наших руках. Но в крепости заперся злодей консул. Все, кому ненавистно имя ди Кабелы, пойдут со мной! — Капитан выхватил шпагу и спустился вниз. Призывая всех следовать за ним, он побежал по двору к раскрытым воротам. В воротах встретил его Кондараки. Старик загородил дорогу.

— Прочь, старый хрыч! — крикнул капитан и толкнул грека в плечо. Кондараки пошатнулся, но не упал. Он схватил Ачеллино за край камзола, взмахнул другой рукой и всадил в грудь Леркари кривой нож. Ачеллино охнул, стал оседать на камни. Нож старого рыбака так и остался в сердце капитана.

На Кондараки набросились матросы, но рыбаки окружили старика, защищая его от ударов. Моряки бешено орали, готовые пустить в ход оружие.

Семен Чурилов, сбегая по лестнице, увидел, что старый Кондараки в опасности. Он протолкался к нему, вскочил на поваленную решетку, крикнул:

— Стойте, вы! Старика не трогайте!

— Он убил нашего вождя!

— Смерть грязному греку! — орали матросы.

— Защитник нашелся! Тащи его за ноги! — выкрикнул один из моряков и рванулся к Чурилову.

— Я те дам — за ноги, — спокойно произнес Грицько-черкасин и сунул под нос матросу дуло пистоля. Ватажники подоспели как раз вовремя. Они окружили моряков, оттеснили их.

А город кипел. Народ собирался около домов богатых, врывался во дворы, ломал окна и двери. У дворца второго масария банкира Фиеско собралась огромная толпа. Более всего было женщин из предместий. Большие железные ворота со скрипом раскачивались под напором человеческих рук, но не поддавались. Несколько мужчин бросились за бревном, чтобы им, как тараном, разбить замки. Женщины вздымали руки к окнам дворца и кричали:

— Мы пухнем с голоду, а они жиреют!

— Кладовые от снеди ломятся!

— Хлеба! Хлеба — голодным!

Кто-то поднял с мостовой увесистый камень и метнул его в широкое окно. Брызнуло цветными осколками венецианское стекло. Кто-то протяжно взывал:

— Бей жирных!

— Бе-е-ей!

Толпа раздалась, пропуская людей с бревном. Заухали гулко удары. Ворота, не выдержав мощного напора, распахнулись, и люди, словно полая вода весной, что рвет и ломает все на своем пути, хлынули во двор. Затрещали обитые медью и бронзой двери, качнулись внутрь, сорвались с петель и упали в коридор. Топая по створкам, люди неслись через вход с криками:

— Рви горло кровопийцам!

— Берегись, большебрюхие!

А на дворе толпа неистово орала:

— А-а-а-а!

Всюду, на тихих улочках и на широких площадях, народ. Город горит. Из окон каменных домов вырываются снопы желтого пламени и взлетают к небу вместе с дымом, гудя и потрескивая.

Группы людей бегают по мостовой, орут невесть что, кто-то кого-то бьет, кто-то что-то тянет. То тут, то там слышится:

— Смерть паукам! Виват популюс!

Огонь. Дым. Крики. Кровь. Смерть.

Поднялся народ на богатых и жирных.