— А скажи, Памфило, любить женщину другой веры, по-твоему, большой грех?
— Очень большой, мой господин.
— Ну вот если бы ты совершил этот грех, мог бы отмолить его?
— Нет, мой господин.
— Это почему же?
— У меня на такой великий грех нет денег.
— Ну, а если бы я впал в этот грех? Сколько надо на его отпущение?
— Десять сонмов, мой господин, и вы получите «absolvo te»[27].
— Ну, а потом?
— Если у вас есть еще десять сонмов лишних, можно еще раз согрешить.
Они оба рассмеялись. Теодоро несколько успокоил этот разговор, и мрачные мысли его рассеялись.
На развилке дорог юноша и его спутники остановились на отдых. Пока слуги поили в речке коней, Теодоро и Памфило, лежа в тени, продолжали беседу о грехах. Бывший монах, Памфило догматы веры знал в совершенстве. Теперь он служил у ди Гуаско на должности, которая не имела определенного названия. Он, когда требовалось, писал деловые бумаги, ухаживал за старым ди Гуаско, а если надо было — и лечил его. Учил Теодоро и Деметрио грамоте, а когда ди Гуаско промышлял перепродажей рабов, был подставным лицом, выдавая себя за купца.
— Я слышу топот коней, мой господин, — зашептал Памфило, — сюда кто-то едет.
Они укрылись за деревом. Из-за поворота дороги показались пятеро всадников. Одним из них была женщина.
— Посмотри, Памфило, это же Ольга!
Когда всадники проехали, Теодоро вскочил на коня и дал команду трогаться.
— Послушай, монах, — скороговоркой сказал он, — ты со стражей следуй поодаль, но не упускай меня из виду. Я поеду догоню их.
— Хорошо, мой господин. Только сначала приготовьте десять сонмов.
«Умный слуга, — думал Теодоро, догоняя Ольгу, — обо всем, конечно, догадался сразу».
— О, синьорина Ольга, как я рад вновь видеть вас, — радостно заговорил Теодоро, поравнявшись с Ольгой.
— Добрый день, синьор Теодоро, — ответила Ольга. — Вы появились неожиданно, как горный дух.
— Если я горный дух, то вы словно ангел-хранитель встали на моем пути. Да вы и есть ангел. Ангел небесной красоты.
— О, вы неисправимый льстец, синьор Теодоро. Вы твердите мне это каждый раз, а сами думаете, наверное, совсем другое. Как далеко лежит ваш путь?
— Я еду в Карасубазар.
— Вы занимаетесь торговлей?
— Нет, что вы. Один купец… из Кафы… знакомый моего отца просил сопровождать его до рынка. Он хочет купить партию-другую живого товара. Я с моими слугами буду охранять его в дороге.
— В таком случае не я, а вы ангел-хранитель.
— О, синьорина, у вас злой язык. Он совсем не сродни вашему сердцу. Я знаю, у вас доброе сердце и вы разрешите сопровождать вас до конца вашего пути.
— Вы же не знаете, куда я еду.
— Хоть на край света. И даже дальше.
— Хорошо, будьте рядом, — произнесла Ольга и, немного подумав, добавила: — Я надеюсь, что вы не замыслили ничего плохого?
— Я ваш раб, сударыня.
— Скажите, синьор Теодоро, вы много раз бывали на невольничьих рынках? — спросила Ольга после некоторого молчания.
— Да, бывал иногда, — ответил Теодоро.
— Вы когда-нибудь покупали рабов?
— Как вам сказать… Нет, не приходилось. А почему вас интересует это?
— Я хочу знать, сколько стоит невольник? Самый лучший, самый сильный.
— Мой бог! — воскликнул Теодоро. — Вы хотите заняться живым товаром?
— Да, — мне нужен один пленник, самый дорогой.
— Позвольте мне оказать вам эту услугу! Я все равно буду покупать партию невольников и из них выберу вам самого лучшего.
— А как же ваш знакомый купец из Кафы? — улыбнулась Ольга.
Теодоро покраснел, поняв, что проговорился. Сделав над собой усилие, он рассмеялся и сказал:
— Он, я думаю, не будет против. Только я хотел бы знать, зачем синьорине нужен раб, притом самый дорогой. И достойно удивления то, что такая молодая девушка сама едет в дальний путь, чтобы приобрести себе холопа. Ведь у вас есть два брата?
— Ваши вопросы, синьор Теодоро, весьма наивны. Если вам понадобилась партия рабов, то почему бы мне не иметь потребности всего в одном невольнике? И мне кажется, синьор, что и вы не думаете выбирать слабых, плохих рабов?
— Разумеется.
— Почему тогда мне не выбрать дорогого раба? И еще скажите, синьор Теодоро, почему именно вы поехали в Карасубазар? Я знаю, у вас еще два брата есть.
— Они заняты, моя госпожа, другим делом.
— А разве у моих братьев нет других дел?
— Ваши братья сейчас в Солдайе?
— Один в Кафе, другой в Суроже.
— Почему вы наш город всегда зовете Сурожем, хотя все знают, что его имя Солдайя.
— Если мать нарекла вас именем Теодоро, то как бы ни называли вас окружающие, для нее вы так и останетесь Теодоро. Сурож — русское название города.
Для Теодоро было безразлично, как называть город, и он замолчал. Нить разговора была прервана.
«Как она чертовски хороша, — думал Теодоро, глядя на Ольгу. — К тому же умна и смела. Будь она моей веры, я непременно заставил бы ее полюбить меня. А что, если…»
Теодоро внимательно посмотрел на Ольгу и заговорил:
— Недавно я прочитал одну книгу. В ней сказано, что любовь сильнее смерти. Правда ли это, синьорина?
— Судя по книгам, это действительно так.
— Простите, синьорина, за прямой вопрос: как бы вы поступили, если полюбили бы человека другой веры?
— Я думаю, что со мной этого не случится.
— Но допустим. Вы смогли бы тогда принять его веру?
— Я никогда не полюблю такого человека, дорогой Теодоро. Мое сердце всегда останется русским.
— Если я полюблю девушку православной веры, мне кажется, я не изменю католической церкви. В конце концов и католики, и православные — христиане.
— Можно верить по-разному, — убежденно произнесла Ольга, — вера без добрых дел мертва.
— Разве католики творят только злые дела?
— Может, есть такие, что делают и добро, но я их не видела.
— Я католик, но я сделал вам плохое?
— Мне — ничего. Но любящий бога человек не поедет покупать рабов. Наживы ради приравняли себя к поганым татарам, вместе творят черное дело!
— Но вы тоже хотите купить раба! — воскликнул Теодоро.
— Он мой дядя. Я еду, чтобы выкупить его. А это не грешное, а богоугодное дело. Вот вы говорите, если полюблю — перейду в другую церковь. У нас, у русских, говорят: «Веру переменить — не рубаху переодеть». Если менять веру, нужно менять совесть. Сможете ли вы стать другим человеком?
Теодоро ничего не ответил Ольге.
ЖИВОЙ ТОВАР
Накануне большого торга в приемном доме бея Халиля было многолюдно. Здесь в широком и низком зале, разделенном занавесом. а две половины, собрались все, кто думал участвовать в торговле живым товаром. По одну сторону занавеса находились правоверные, все остальные ждали на другой стороне. Среди них Теодоро и Памфило.
— Завтра торговля обещает быть славной! — заметил Памфило, обращаясь к сидящему рядом толстому генуэзцу из Кафы. — Смотрите, как много поставщиков живого товара.
— О да, — ответил купец, — можно будет купить товар несколько дешевле.
— Скажите, мой друг, — вступил в разговор Теодоро, — вы часто закупаете товар на этом рынке?
— Я это делаю ежемесячно, юноша.
— Говорят, на дороге в Кафу купцы часто подвергаются нападению разбойников?
— Вы разве впервые здесь?
— Нет, но я никогда не водил караваны по этой дороге, — схитрил Теодоро.
— О, тогда вам будет опасно и даже очень. Дели-Балта не щадит новичков. Но вы мне понравились, юноша, я вам дам хороший совет, — он склонился к уху Теодоро и зашептал: — С тех пор, как я следую совету, который получил от одного купца, мои караваны с невольниками в полной безопасности доходят до места. Так слушайте. У бея Халиля есть сын Алим. Он всегда бывает здесь вместе с отцом. Нужно дать ему полсотни серебряных дукатов, и он выделит вам двух всадников, в сопровождении которых вы спокойно дойдете до Кафы. Но только, юноша, это надо делать тихо, дабы не узнал грозный отец Алима.
27
«Absolvo te» (лат.) — «Отпускаю тебе».