– «Может быть там живое существо, – промелькнуло в голове. – И ему требуется помощь».

Он подобрал с пола кусок доски и, примерившись, ударил по стене. Сразу же отвалился огромный пласт штукатурки, под которым проступила кирпичная кладка. Вторым ударом ему удалось выбить кирпич.

– Так и думал, – прошептал Макс. – Ещё одна тайна гнусного дома, о которой никто кроме меня не узнает.

Из тёмного отверстия пахнуло копотью и тленом.

Никитин отбросил доску в сторону и, не обращая внимания на дурной запах, принялся расшатывать кирпичи. Известковый раствор давно превратился в труху, и чтобы разобрать кладку потребовалось несколько минут.

Когда пыль улеглась, Макс подошёл к очагу, выхватил из огня горящую палку и вернулся к пролому.

– Вот дерьмо! – прошептал он. – Этому приятелю повезло меньше, чем мне.

О чём-то таком он догадывался, и неожиданным это открытие для него не стало. За стеной располагалась небольшая комната, посередине которой лежал почерневший и заплесневелый труп.

Макс пролез в пролом и, держа над головой горящую деревяшку, подошёл к мертвецу. Высушенная потрескавшаяся кожа, пустые глазницы, жуткий оскал потемневших зубов.

– Должно быть шею сломал, – предположил Никитин. – Бедняга!

Преодолев брезгливость, он оттянул истлевший ворот пиджака и осторожно засунул руку в нагрудный карман. Пальцы нащупали скользкую поверхность водительского удостоверения. Он медленно вытащил его на свет, вытер о рукав и приблизил к глазам.

– Этого не может быть, – с придыханием прошептал Макс. – Этого просто не может быть.

В фотографии владельца он узнал себя.

Макс с ужасом запрокинул голову и увидел в потолке дыру, обрамлённую сломанными досками.

Прошёл месяц. Никитин многое забыл. Он забыл, как рыдал сидя над собственным телом, как пришли кровожадные создания и буквально исполосовали его острыми когтями. Наверное, в тот день всё бы и закончилось, но тварей было так много, что они мешали друг другу, и Макс сумел вырваться.

Кот был единственным товарищем, с которым можно было поговорить и излить душу. Зверь обленился, растолстел и даже не считал нужным выходить из убежища.

Каждый день Никитин начинал с похода к холодильнику, а потом всё оставшееся время тратил на поиски заветного окна. Иногда ему казалось, что квартир на втором этаже становится всё больше, но, не смотря на свои подозрения, он верил, что однажды ему повезет и он отыщет спасительную комнату. Отыщет и вырвется из проклятого плена.

А ещё он стал замечать, что с каждым днём на улице становится светлее.

– «Значит, всё может измениться, – подумал Макс. – Нужно только найти окно без доски. И тогда всё наладится».

Мухобой

рассказ

(постап)

Пролог

Мир изменялся не сразу. Но ушли годы, чтобы человечество осознало неотвратимость перемен. Когда пришло понимание – было уже поздно. Солнце выжгло сотни городов, растопило ледники. Десятки техногенных катастроф отравили землю, воду и воздух – наступил голод. Миллионы людей стали беженцами и жизнь ушла на восток, куда ещё не добралась смертоносная радиация. Но брошенные города пустовали недолго. Их наводнили мародёры, искатели наживы, сталкеры, копатели и мутанты – жуткое порождение всемирного апокалипсиса. Появились болезни, которые не поддавались лечению и, чтобы остановить заразу по границам городов были созданы заградительные форпосты.

Обожгло жаром. Огненный ветер принёс запах пыли, расплавленного битума. Борька Скрябин судорожно сглотнул, потянулся к фляге.

– Воду экономить, – рявкнул сержант Харченко. – Интенданты привезут водичку только утром.

Борька нетерпеливо поёжился, мысленно выругался и зажмурил глаза. Сибиряк, выносливый, жилистый, он готов был вытерпеть что угодно, но только не отсутствие воды. Он вдруг подумал о снежных сугробах, зимней прохладе и в груди всё сжалось. На секунду показалось, что ему никогда не выбраться из этого пекла.

– Так и загнуться недолго, – проговорил Юрка Никитин. – Знал бы, никогда не подписал контракт.

– А ты не знал? – трескучим голосом, отозвался Борька. – Думал на курорт повезут?

– Ничего я не думал, – Никитин выпрямился, встал перед амбразурой во весь рост. – Хотелось немного подзаработать. Вот и всё.

В бетонном доте, обычно дежурили по два часа, больше никто не выдерживал. Юрка дёрнул за рычаг и железные шторки раздвинулись в стороны.

– Надоело! – протянул он. – Сидим здесь, как крысы, боимся чего–то.

В боковом переходе громко ржал Харченко, как всегда использовал в личных целях служебную линию. Бросив пост, базланили пулемётчики. Борька тяжело вздохнул, отвинтил колпачок и с жадностью глотнул из фляги. Горячая, с привкусом железа вода обожгла нёбо...

– «Всё выжрал бы, – пронеслось в голове. – Только потом никто даже глотка не даст».

Борька вяло посмотрел на Никитина, усмехнулся. Облезлая каска, кевларовый броник на голое тело, кислая физиономия.

– Я тут от разведчиков кое-что слышал, – Никитин сделал паузу, снял каску и повесил на штырь. – В городе не только безумный сброд, там остались тысячи несчастных, которым не удалось уйти с последней волной беженцев. Их просто не выпустили.

Никитин подался вперёд и по его загорелому лицу полыхнуло жаркое солнце.

– Они страдают в этом аду, – добавил он. – И вырваться из ада нельзя.

Юрка задумчиво покачал головой, уставился прямо в глаза.

– Им мешаем мы...

Он хотел что-то добавить, поднял руку чтобы снять со штыря каску, но не успел.

Звук выстрела эхом разнёсся над мёртвым городом и отразился от высоток. Пуля вонзилась в череп Никитина, отбросила его к бетонной стене. Он рефлекторно вздрогнул, приглушённо застонал и затих.

– Огонь! – истошно закричал Борька. – Ломи юго-за-а-а-пад!

Он бросился к снайперской винтовке, прильнул к окуляру. Били со всех сторон. В разные стороны полетело крошево бетона, затем громыхнуло так, что задрожал армированный свод ДОТа. В ушах зазвенело, в носу защекотало от смрадной пыли. Наконец, заработали свои пулемёты, и Борька с облегчением выдохнул. Он услышал крики нападавших, поймав в перекрестие маячившую вдали фигуру, нажал на спуск.

– Получил гнида? – зашипел Борька. – Каково это на своей шкуре?...

Он злобно передёрнул затвор, дослал патрон и снова выстрелил. Ещё один человек упал и, скатившись под насыпь, замер.

– Кто они!?

Борька обернулся, с презрением фыркнул. Прижимаясь к полу, к нему подполз новобранец. Ещё вчера этот бледный паренёк хлебал супчик в глубоком тылу, а сегодня загибался на передовой.

– Городские бандосы! Сектанты, которые объединяются в своры, чтобы поживиться за наш счёт, – процедил Скрябин. – Двигай на точку.

Новобранец послушно вскочил на ноги, схватив Юркину винтовку, откинул сошки и установил в соседней амбразуре.

– Долби, не жалей! – бросил Скрябин. – Здесь раздумывать некогда.

Солдат судорожно потянул воздух, зажмурился, и не глядя выстрелил.

– Салобон! – усмехнулся Борька. – Как звать?

– Лёха Бабушкин, – облизывая пересохшие губы, прошептал паренёк. – Кажется попал!

– Проще некуда. Верно?

– Да! Проще некуда! – Лёха вымученно улыбнулся, смахнул со лба пот. – Здесь всегда так жарко?

– Всегда! – Борька глазами поймал цель, вгляделся.

В руинах Универмага, кто-то прятался. От ДОТа метров триста.

– «Снайпер или стрелок с РПГ, – промелькнуло в голове. – Откуда только берут, собаки»!

Оборванец в руинах пригнулся к земле, пополз к огромному бетонному блоку. Грязный, небритый, облачённый в тряпьё, он вызывал презрение и жалость.

– «Паршивый боец, – подумал Борька. – Куда ты полез?»