Прайс, человек с великолепной фигурой, чрезвычайно интересовался моим выступлением, и, убедившись в том, что мои номера исполняются без обмана, был настолько любезен, что изготовил для меня особые гвозди, чтобы пробивать ими деревянные доски. Этот номер всегда входил в мою программу. Затем из Глочестера я поехал в Портсмут, где меня очень хорошо принимали моряки, известные неистовые болельщики. Следующим был Эдинбург. Затем я приехал на юг к Шеффилду и Лидсу, после чего вернулся на неделю в Лондон, где выступал в Нью Кросс Эмпайр. Из города я поехал в Ньюпорт, затем снова в Шотландию, где на этот раз выступал в Глазго, в котором живёт великое множество силачей, среди них — известные тяжелоатлеты. Следом я посетил Мидленд, заехав в Ноттингем, снова в Лондон, где меня запросили на две последующие недели для выступлений в Страдфорде и Попларе, кишевших силачами. Затем я поехал в Свонси, где номера принимались исключительно хорошо, позднее последовали Уольверхэмптон, Бирмингем и Дьюсберри, причем первые два оказались, центрами любителей физической культуры. После этого я вернулся в Лондон для выполнения двух ангажементов на выступления в парке Финсберри и в Пешке, а в промежутке уместилась поездка в Роттердам. Именно во время выступления в Пенже я познакомился с мистером Эдвардом Астоном, которого знал как «Сильнейшего человека Британии». Визит Астона, должен сказать, явился результатом слухов, которые расходились по стране и утверждали, что я просто трюкач и не более того. В тот вечер он, однако, сошёл со сцены с совершенно другим мнением, отличным от того, с которым он пришёл. «Ты великий парень, — были его слова, — и заслуживаешь доверия во всём, что делаешь. Из всех, кого я видел, ты абсолютно самый удивительный артист в нашем деле». Естественно, мне было приятно слышать такое мнение из уст «Сильнейшего человека Британии». Он был прославлен во всем мире как величайший из всех спортсменов. Но эти его слова при том, что другие профессионалы говорили и говорят обо мне, стали высочайшей оценкой из всех, какие я когда-либо ожидал получить.

Из Пенжа я поехал в Ньюкасл и Хэнли. Затем назад, в столицу Англии, где выступал в мюзик-холлах Южного Лондона и Эдмонтона, залы которых оказались набиты публикой больше обычного. И там с самого начала я получит еще один приятный сюрприз. Однажды вечером мне в гримёрную доставили карточку с надписью: У.А. Пуллум, редактор издания «Силач». На ней была записка, сделанная карандашом, с просьбой об интервью.

Тогда имя мистера У.А. Пуллума мне было хорошо знакомо, а впервые услышал я о нём много лет назад. Он признавался во всём мире, как мне стало известно, наиболее выдающимся штангистом, которого когда-либо рождала эта или любая другая страна. Конечно, многие брали больший вес, чем он, находясь в более тяжёлой весовой категории. Но если сравнивать людей одного веса, а это единственно верный способ в тяжёлой атлетике, то всеми признаётся, что никто не мог хоть немного приблизиться к его феноменальным выступлениям. И, конечно, его слава как учителя и тренера многочисленных чемпионов была мне так же известна, как и несколько его научных и методических работ. Часто у меня возникало желание познакомиться с ним.

Надеюсь, о том, что мне было действительно приятно дать интервью мистеру Пуллуму, вы, сдаётся мне, с готовностью поверите. Он вошёл и после вежливых приветствий и тёплых рукопожатий, сразу же приступил к делу, которое излагалось в новостях его газеты. «Я просто заскочил к Вам только затем, Самсон, — сказал он. — чтобы произвести анализ ваших действий, так как мои читатели спрашивают о ваших секретах и о пределах ваших способностей. Гак много противоречивых сообщений ходит на этот счёт, что давно пора сделать авторитетное заявление тем или иным способом».

Прежде всего мистер Пуллум осмотрел мои цени. «Конечно же, они выглядят как надо, — сказал он, — но не всё оказывается тем, чем кажется. Вот, предположим, я бы попросил порвать эту цепь вот в этом конкретном звене, перекрутив его пальцами, что на это скажете?» «Только то, что сделать это для вас мне бы доставило большое удовольствие», — ответил я. «Очень хорошо, — был его отклик, — прямо сейчас и займитесь этим и постарайтесь забыть, что я здесь».

Я не вполне понимал, что он имел в виду, я и впрямь не смог уследить за всем, что он сказал, хотя к тому времени я и говорил, и понимал английский вполне прилично. Ведь после того, как стало ясно, что мне придётся надолго остаться в этой стране, я проштудировал язык. Но то, чего я не понял, мне скоро растолковал мой управляющий. Что мистер Пуллум хочет посмотреть, как я разрываю цепь именно в том месте, которое он отмстил, но он не хочет, чтобы я волновался под пристальным взглядом знатока. Согласитесь, с его стороны это было любезно и предусмотрительно. Но ему не стоило беспокоиться за меня на этот счёт. Мне не надо было прибегать к трюкам, так что не о чем было волноваться.

Итак, я взял цепь в руки и за несколько секунд разорвал её на две части прямо на звене, помеченном мистером Пуллумом. «Ну, это, очевидно, не представляет для вас особого труда, — сказал он, — так что, предположим, вы разорвёте для разнообразия другую цепь, обернув её вокруг грудной клетки. Можете потратить ещё одну, чтобы показать это?». «Нет, — ответил я, — у меня только одна, и я её чиню между выступлениями, соединяю концы, вставляя новое звено вместо сломанного. Смотрите, как я это делаю». И я показал ему, как я вновь соединяю цепь в одно целое, чтобы она лопнула на моей груди во время второго представления этого вечера.

«Позволите мне завязать её вокруг- вашей грудной клетки?» — попросил мистер Пуллум, после того как он рассмотрел вблизи каждое звено. «Конечно, почему нет? — ответил я. — Делайте всё, что считаете нужным, для вашего удовольствия. Я согласен предоставить вам полную свободу, раз вы здесь для того, чтобы проверить подлинность моих номеров». И мой управляющий тоже вполне согласился с тем, что я сказал. Будет лучше всего, сказал он, если мистер Пуллум применит свои способы проверки и назовёт свои условия.

Итак, мистер Пуллум прикрепил цепь на моей грудной клетке так, как ему нравилось, после чего я разорвал её так же легко, как делаю это каждый вечер на сцене. «Довольно неплохо, — сказал он, — теперь, если вы не против, я взгляну на ваши железные прутья». Осмотрев их, он вытащил один из них и проверил его маленьким напильником, который достал из кармана. «Вот этот пойдёт, — сказал он, — согните его и считайте, что я вполне удовлетворён тем, как чисто выполнены выбранные номера». Я, как мог быстро, сделал это, что произвело заметное впечатление на мистера Пуллума. «Этого хватит на сегодня, — сказал он. — Если хотите знать, что я думаю обо всем этом, читайте моё мнение в следующем номере «Силача». И то, что написал мистер Пуллум обо мне в своём бюллетене, было очень приятно прочитать.

Снова уехав из Лондона, я отправился в Гулль, Брэдфорд, Саутси и Уотфорд, где у меня много раз брали интервью. Затем я снова вернулся и работал в Ист Хэме и Уолтмэнстоу, после чего поехал в Ливерпуль как раз перед выступлением в Метрополитэн мюзик-холле в Лондоне. Оттуда я доехал до Девенпорта, на следующей неделе нанёс короткий визит в Бирмингэм, далее направился в Эдинбург (где был свидетелем того, как львы трепали дрессировщика в театре Уэйверли Маркет, про этот случай я упоминал в моём рассказе ранее), работал в Миддлсборо перед возвращением в Лондон, где у меня имелся ангажемент в Попларе, и заскочил на день в Южный Лондон.

Итак, за один год, как видите, я довольно много поездил по вашей стране, хотя, надеюсь, остаётся ещё много мест, где меня хотели бы видеть, и куда я бы хотел поехать. И всё это в своё время произойдёт, не сомневаюсь, так как мой календарь постоянно заполнен на много месяцев вперёд. А пока что приступлю к разговору о вещах, относительно которых, считаю, определённо следует поговорить.