— Карпусь! — послышался чей-то властный голос. — Ты что ползешь, как рак, черепахой едешь. Где ящики с патронами?

— Та вони тут, товарищу старшина. Бачите, колесо копилющиться. Двічі ставав та лагодив.

— Эх, Карпусь, Карпусь, да я тебя на три метра под землей вижу… Ты что, заснул?! Теперь и с плохим колесом всюду поспевать надо. Комдив уже дважды о патронах спрашивал. — Старшина принялся отчитывать нерасторопного ездового.

Наши!

Сергей вскочил. Мимо катились пароконные подводы, поскрипывали на ухабах медленно ползущие грузовики. Пылила пехота. Грозовой тучкой надвигалась колонна моряков. Черные ленточки летели по ветру.

Свои! Свои!

Сергей вылетел из хлебов, бросился к старшине:

— Где ваш комдив? Где?!

Старшина с удивлением посмотрел на летчика, вооруженного двумя немецкими автоматами.

— Меня вчера сбили над Днепром… А в лесу пришлось с фашистами встретиться… — пояснил Синокип.

— Повезло, — сказал старшина и добавил: — Комдив на легковушке вперед проскочил.

— А какая это дивизия?

— У начальства узнаете, — уклонился от прямого ответа старшина, с явной завистью посматривая на трофейные автоматы. — Один не уступите, а?

— Можно и уступить… Но только с одним условием: доставь меня на своей колеснице прямо к начальству да какой-нибудь еды добудь.

— Хлеба с колбасой хотите?

— Спрашиваешь!

— Так прошу, товарищ лейтенант, садитесь. — Старшина подобрал вожжи, взмахнул кнутом: — Но-о! — Кони пошли рысью.

— Куда ваша дивизия идет? — уплетая хлеб с колбасой, повернулся к старшине Синокип.

— Вчера весь день были в походе, всю ночь марш совершали, вот и сейчас двигаемся.

— Ты все военную тайну боишься разгласить. Я свой.

— Порядок есть… Но раз вы к нашему комдиву направились, то сказать могу: на Рогозов идем.

— Понятно… На Переяславский шлях выходите.

— Выходим… да только жарко там будет, немцы кругом. — Заметив в придорожных кустах «эмку», старшина подкатил к ней. — Слышь, Бугай, — обратился он к шоферу. — Где комдив?

— Вон видишь, — шофер ключиком указал на степной курган. — Он там с комиссаром.

— Карпусь, на тебе кнут и вожжи, давай пока помаленьку в посадку. — Старшина соскочил с подводы. — А мы пойдем…

Сергей снял с плеча трофейный автомат, протянул его старшине:

— Уговор дороже всего, возьми, друг, на добрую память.

— Товарищ комдив, вот летчик… — поднявшись на курган, доложил старшина.

— Какой летчик? — Мажирин опустил бинокль.

— Сбитый… Разрешите, товарищ комдив, представиться: лейтенант Синокип. Вот мое удостоверение личности и партийный билет.

Пока Мажирин просматривал документы, Сергей вкратце рассказал о своем боевом задании и о том, что случилось с ним в небе и на земле.

— Так… значит, вы вчера чуть свет вылетели на разведку? — уточнил Мажирин и возвратил Сергею документы. — Вы можете оказать нам помощь, лейтенант. Уточните на востоке линию фронта.

— Немцы вышли на реку Оржицу, товарищ комдив. Они очень быстро продвинулись от Яготина… Когда я пролетал над Оржицей, меня обстреляли с правого берега.

— Могли свои по ошибке, — вставил комиссар.

— Нет, у меня глаз наметан, вели огонь гитлеровцы. Я видел их колонны на дорогах.

— Далеко они вышли… — Мажирин провел по карте мизинцем. — Смотри, Павел, вот аж куда вырвались немцы.

— Да-а… далеко…

Мажирин поднес к глазам бинокль и, всматриваясь в перелески, сказал:

— Я видел, как вы взлетали с Бориспольского аэродрома. Нам нужны храбрые воины. Оставайтесь у нас, лейтенант. Будем воевать вместе.

11

Приняв все меры предосторожности, дивизия продолжала совершать беспрерывный марш. После успешного боя под Борисполем ее полки по лесным дорогам обошли захваченный врагом город. Потеряв свою главную ударную силу — танки, немецкий передовой отряд не рискнул двинуться в лес, и отходящие части получили временную оперативную свободу.

Сложившаяся обстановка позволяла Мажирину двигаться только на Переяслав. Он надеялся встретить там части двадцать шестой армии генерала Костенко и присоединиться к ним.

Лес укрыл дивизию от воздушного противника, но он замедлил движение колонн, удлинил путь. Поэтому, как только Борисполь остался позади, Мажирин приказал полкам рассредоточиться и выйти из леса в степь.

Теперь комдив часто посматривал на синюю полосу днепровских круч. Над ними возникали черные точки и превращались в девятки «юнкерсов». Тревожные крики, гудки автомобилей, ржание коней — все в один миг заглушили напряженно звенящие моторы пикировщиков.

Грохот бомбежки провожал отходящие части. Знойный воздух вздрагивал от взрывной волны и становился кислым от порохового дыма. В хлебах чернели бесчисленные воронки. Пламя выжигало колхозные нивы, и ветер, пропитанный запахом горелого зерна, был горьким как полынь.

Бугай теперь по-особому ведет «эмку». Одной рукой он держит руль, а другой — приоткрытую дверцу. Он все время выглядывает из машины, следит за пикировщиками. Иван то резко затормозит, то прибавит скорость. Комдив то упирается лбом в ветровое стекло, то откидывается на сиденье. Под воющими бомбами Бугай проскакивает ухабистые участки дороги. По его смуглому лицу катятся крупные капли пота, но внешне он спокоен и только весь сжимается в комок, когда за ближним поворотом над хлебами возникает ослепительный всплеск огня.

Нина забилась в глубину кабины и притихла. Иван не оглядывается. Всю дорогу в маленьком зеркальце он видит ее глаза, и они наполняют его душу отвагой, и даже не верится ему, что в этом гуле и пламени бродит смерть. Бугай пошире открывает дверцу, стараясь охватить взглядом все небо.

— Ушли, пираты! — И, сигналя, он обгоняет подводы. — Рогозов на горизонте! Я его всегда узнаю по шести куполам деревянной церквушки.

У села к «эмке» подкатил мотоцикл с разведчиками. Бугай затормозил.

— Товарищ комдив, в трех километрах северо-восточнее Рогозова проходит колонна нашей зенитной артиллерии, Замечено большое скопление автомашин, — доложил сержант, покрытый пыльной маскировочной сеткой.

— Поехали к зенитчикам, надо установить связь, — сказал комдив, обращаясь к Ивану.

«Эмка» промчалась по боковой улице и выскочила в поле. За рыжими шапками степных курганов зеленела гряда пирамидальных тополей.

— Смотрите, товарищ комдив, артиллерийская колонна остановилась… Наверно, пираты летят. — Бугай привычным движением распахнул дверцу, высунулся из машины и оглядел горизонт. — Чисто… Ни одного черного креста не видать, словно ветром сдуло… Подались стервятники на другое направление, а зенитчики как вкопанные стоят, удивительно.

Подъехав к перекрестку, на котором застыли зачехленные зенитки, Мажирин подозвал какого-то сержанта и спросил:

— Где ваш старший начальник?

Но уже спешил к машине грузный седой артиллерийский полковник:

— Разрешите узнать, вы не из штаба армии?

— Нет. Я командир Четвертой дивизии войск НКВД.

Мажирин предъявил удостоверение. Артиллерийский полковник тоже. Они познакомились и отошли в сторонку.

— Так в чем задержка?

— Мы в Любарцах на заслон наткнулись. Фашистские пулеметчики засели на колокольне.

— Разверните зенитки, сбейте их.

— Признаться, снарядов осталось только на черный день. Я стрелков послал, они гитлеровцев и так поснимают. — Артиллерийский полковник потупил седую голову и очень тихо спросил: — Неизвестно ли вам, где находится штаб армии? Где наши главные силы?

— То же самое я хотел спросить у вас… Но вы опередили.

Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.

Мажирин старательно сдул с планшетки пыль и достал карту.

— А вот где проходит линия фронта — мне известно. Немцы вышли на Оржицу.

— Ой ли…

— Можете не сомневаться. Это точно.

— А я вчера по радио получил приказ идти на Барышевку. Как же так, а?

— У вас есть рация? Она действует?!