«Это конец». — Сергей невольно зажмурился. Он почувствовал рывок и повис в воздухе. Под ногами зашуршали ветки, и он, ломая верхушки лоз, упал по пояс в воду.

Сергей машинально отстегнул лямки парашюта. Порывы ветра понесли белый купол вдоль берега. А над головой посвистывали «мессершмитты». Сергей выскочил на берег и, зацепившись за длинный черный корень, упал.

Ведущий клюнул носом.

«Шик-шик-шик»… Пули впились в сырой песок.

И снова — «шик-шик-шик»… Ведомый тоже открыл огонь.

Синокип хотел вскочить и бежать, но вблизи не было никакого укрытия, а спасительный лес далековато. Пересечь пустынную косу под таким огнем невозможно.

Его тревожила только одна мысль: ушли они или нет?

«Мессершмитты» снова посвистывали над головой. Оставался единственный выход: притвориться убитым и лежать неподвижно. Но выдержат ли нервы? Если хочешь жить — надо не шевелиться! Последним усилием воли подавить страх.

В воздухе вспыхнул рой разноцветных пуль. Сергей услышал пронзительный всплеск. В лицо полетели брызги, комья сырого песка. Он выдержал, не пошевелился перед огненной пастью «тигра», и второй полосатый не открыл огня.

Набежавшая волна ласково лизнула Сергею руку. Самолеты удалялись. Они потонули за лесом. Ему было совершенно безразлично, вернутся они или нет. Под пулеметным огнем он слишком устал. Он повернулся на бок и губами потянул желтоватую воду. Она освежила его. Синокип осмотрелся.

На сыром песке пули оставили свой злобный размашистый росчерк. Сбитый «ястребок» врезался у Днепра в песчаный холм, и там дымились его останки. Днепр величаво катил свои спокойные воды. Он менял тона. У берега сияла нежно-розовая полоса; приближаясь к стрежню, она голубела, становилась серебристой. А там, где омуты покрывала легкая рябь, вспыхивали и ярко сверкали зеленые зеркальца-блики.

Пытаясь закурить папиросу и напрасно чиркая отсыревшими спичками, он медленно зашагал по песчаной косе, вошел в лес. Сел на пень и осмотрел свое имущество — пистолет с запасными обоймами, планшетку с картами и двумя плитками шоколада — неприкосновенный запас на крайний случай.

Он покачал головой: «И вот этот случай подвернулся…»

Помятый коробок совсем отсырел, но все же летчику удалось зажечь спичку, и он с наслаждением закурил. Постепенно успокоился и пришел к мысли: «Только не унывать, все могло кончиться гораздо хуже». В нем проснулось страстное желание побыстрей выбраться из леса на Переяславский шлях. «Идти только на Рогозов. Там можно встретить артиллеристов, — подумал он. Достав из планшетки карту, Сергей развернул ее. — Ого, до Рогозова сорок километров. В путь!»

Он углубился в лес и миновал поляну с большими красноголовыми грибами. Днепровские кручи осели за кронами сосен, потонули в шумящей вырезной листве дубов и только изредка выглядывали островерхими темными курганами. В глухих местах леса изрытая, словно плугом, земля хранила следы кабаньих клыков.

Пробираясь через дубняк, он вышел к озеру, усеянному кувшинками. В траве вилась тропинка. Она скользнула по бугристому берегу и потерялась в одичалом малиннике.

С Днепра налетел ветер и закачал на волнах крупные белые цветы. Сергей взглянул на пляску кувшинок и, сорвав несколько спелых ягод, нащупал ногой тропинку.

С пригорка Синокип узнал местность. В прошлое лето он приезжал сюда с друзьями рыбачить и ночевал у этого продолговатого озера.

Теперь он хорошо знал дорогу на Старое. Она вела вдоль Белого болота на сахарный завод, а там — рукой подать до Переяславского шляха.

Совсем неожиданно он вспомнил, как перед сильной грозой один заядлый спиннингист случайно обнаружил в орешнике старую партизанскую землянку, и вся рыбацкая компания тогда укрылась в ней от ливня.

Сергей поспешно спустился с пригорка.

«Да, орешник тот самый. Только еще больше разросся… Но вот штука: землянки-то нет и в помине. — Он снова обыскал кусты. — Нет землянки! Совсем какое-то заколдованное место. Наверно, я спутал пригорок. Местность не та». Но что-то ему подсказывало: нет, та! И он опять принялся раздвигать кусты.

До слуха донесся отдаленный конский топот. Синокип насторожился. Топот приближался. Кони, фыркая, летели прямо в орешник.

«Может быть, ищут меня?» — Он выхватил из кобуры пистолет и притаился.

Ударила о корень подкова. Зашумел орешник. Шагах в десяти от Синокипа всадники осадили коней. Чубатый, в синей рубахе, спрыгнув с вороного, вонзил штык в землю. Повернул, снова вонзил и радостно вскрикнул:

— Нашел! Ей-бо, нашел! Не соврал гад Варава. Точно указал.

— А ты пош-шуруй, пош-шуруй лучше, — послышался шамкающий голос.

— Зачем, батя, зря шуровать?! Накрыли партизанскую базу, теперь немецкому коменданту можно смело докладывать.

— Шахарок, полушубки, шпиртик, — послышался тот же шамкающий голос.

Затрещали кусты, и Синокип увидел всадника в сером, изрядно потрепанном пиджаке и в таком же затрапезном картузе с потертым кожаным козырьком, напоминающим пыльное конское копыто. Но жилистый старик держался в седле легко и уверенно, с какой-то особой молодцеватой настороженностью, положив на луку седла карабин.

«Старый черт-вахмистр…» — Сергей, не опуская пистолета, продолжал следить за стариком.

А тот, довольный находкой, молча поглаживал струистую бороденку.

— Трогай! — бросил кто-то третий густым баском.

Взлетели, свистнули нагайки. Конский топот удалился и затих.

«Вот какие птицы…» — Сергей плюнул с презрением, приближаясь к тому месту, где только что так усердно рыскали предатели.

Штык чубатого раздвинул аккуратные квадратики дерна, так искусно замаскировавшие вход в землянку, и теперь под сломанной веткой — приметным знаком — чернела дыра. Сергей заглянул туда, но ничего не увидел.

Встреча с предателями насторожила его. Приднепровский лес уже не казался таким надежным укрытием; теперь всюду подстерегала опасность, и Сергею не хотелось по глупому попасть в западню, нарваться на какую-нибудь бандитскую засаду. Он понимал, что нельзя слишком поспешно выходить из леса на Переяславский шлях. Прежде всего — осмотрительность. Надо пробираться на восток незаметно, осторожно обойти стороной село Старое и особенно лакомую приманку для местных полицейских — сахарный завод.

Тропинка вывела его на лесную дорогу. Он шел, прислушиваясь к лаю собак. Блеснуло глубокое круглое озеро, окруженное кряжистыми дубами. За ним потянулся нескошенный луг с грустной одинокой копной у пыльной серой дороги.

Сергей обратил внимание на следы. Протопало немало походных колонн. На дороге остались отпечатки полумесяцев-подковок и острых шипов. Кто прошел — свои или чужие? В колючем чертополохе застряли куски окровавленной ваты, грязные бинты. Рядом с каким-то тряпьем на пустых консервных банках нарядно пестрели иностранные этикетки и окурки сигарет с золотистыми ободками.

«Немцы! Но почему рядом с тряпьем такие броские, яркие этикетки?» — Сергей терялся в догадках.

Вдали темнели перелески, и он ускорил шаг. На лугу тускло поблескивали болотца, окаймленные ярко-зеленой осокой. Там важно прохаживались старые аисты. Поводя длинными красными клювами, они внимательно посматривали на свои выводки.

Припекало солнце, а Синокип все шагал и шагал на восток. На опушке он услышал треск мотоциклов и притаился в боярышнике.

Фашисты!

Он увидел их: в черных касках, в серо-зеленых мундирах, с биноклями и автоматами на груди — усатых, очкастых и совсем юных, белобрысых, без стальных шлемов, с засученными рукавами.

Боярышник рос у самой дороги, и мотоциклы с колясками проскрипели почти над самым ухом. Пыль бесшумно осела на листья, и Сергей чуть не чихнул.

Вдруг на лугу зазвучали какие-то неясные голоса. Потом раздалась резкая команда:

— Шнель!

Сергей услышал топот ног и скок лошади. По дороге в клубах пыли катилась серая толпа людей. Немцы-конвоиры гарцевали на конях. Они не вели, а гнали измученную жарой колонну военнопленных. Отстающих стража хлестала плетками. Загорелые, по-кабаньи гладкие конвоиры, мерно покачиваясь в седлах, попыхивали сигаретами.