А вечером Арман потащил меня за город, к роще.

Да, рот у меня и впрямь не закрывался.

Сначала это казалось тенями. Туманом, игрой неверного лунного света. Я потёрла глаза и вдруг нос к сносу столкнулась со странным…эм-м-м… человеком. У него имелись рога и бараньи ноги — копытца и шерсть колечками. И такие лукавые глаза, каких я никогда ни у кого не видела. Яркие и, к тому же, лиловые.

Арман дёрнул меня за руку, и человек-баран, смешно подпрыгнув, поманил нас к кострам.

— Не бойся, Алис, посмотри: это же весело, — шептал дракон, таща меня за собой.

Весело стало после странного напитка, который какая-то голая девица налила в серебряный рожок из громадного котла. Напиток был холодный, бодрящий и очень вкусный. И после него всё это ненормальное сборище перестало казаться странным.

Помню, как мы танцевали с Арманом в центре хоровода людей-баранов. Луна сверкала в алых глазах дракона, а сам он смеялся и повторял:

— Это наш мир, Алиска!

Хоровод сочного синего, серебряного и лилового вихрился у меня перед глазами, врезался в память. И духота — летнее марево, замерший воздух, замершее время…

Утром Арман объяснял, что раньше эти существа — нимфы, сатиры, дриады — жили везде. Но родиной их считалась старая Ромулия, потому с её разрушением, беднягам пришлось худо. А с принятием христианства и вовсе невыносимо.

— Монахи думают, мы умрём, если перестать в нас верить, — говорил Арман. — Глупости. Но что могут знать эти зануды со своими книгами и крестами?

А я блаженно подставляла лицо яркому ромульскому солнцу, вдыхала сочные, одуряющие ароматы местных цветов и наслаждалась. Бурчание дракона про сожжённых ведьм и уничтожение древних свитков меня совершенно не трогало.

Ведь мне это не грозило.

В Ромулии мы провели три месяца. А, да, и за это время ко мне посваталось, кажется, полстраны.

— Чего они липнут к тебе, как мухи? — бурчал Арман. — Да, ты, конечно, красивая. Но они ещё просто не знают, как ты во сне пинаешься.

Они просто не знают, что у меня Дар. А мне так понравилось флиртовать и притворяться, что я сама иногда о нём забывала.

Через три месяца Арман получил весточку из дома и заявил, что ему пора, но он скоро вернётся. Совсем скоро, я даже заметить ничего не успею.

"Совсем скоро" заняло почти полгода. Всё это время я не делала ровным счётом ничего — только валялась на пустынных пляжах, флиртовала, плясала на местных праздниках — очень частых по сравнения с моей родиной — ходила на свидания, кружила головы и даже пару раз ходила танцевать с туманными существами под луной.

Мне нравилась свобода. Я не понимала, почему раньше просто не взяла и не уехала от отца? Что меня держало? Что заставляло терпеть жизнь при дворе, которая мне совершенно не нравилась?

Позже я решила, что просто боялась свободы. Она была непонятной, неизведанной и странной, тогда как следовать чужим приказам, подчиняться — привычно и обыденно. Новое всегда опасно, всегда пугает.

Дурой я была.

Вернувшись, Арман снова потащил меня на поиски сокровищ — на этот раз у него даже имелась карта с расплывчатой кляксой и крестом. Но неунывающий дракон решил, что клякса похожа на мою страну, а значит, почему бы не слетать?

Мне не хотелось покидать Ромулию, здесь было слишком хорошо — слишком солнечно, слишком весело, слишком беззаботно… Но кто бы смог возразить дракону, охваченному жаждой приключений?

По дороге мы остановились на фестивале празднования урожая где-то в Предгорье.

Мне всегда нравились горы, а вот Арман бурчал, что вроде как летать там сложно и погода непонятная, и льёт вечно, и холодно, и сели… Нытик.

Помню, были танцы на улицах и гремела музыка — просто оглушительно. Арман куда-то исчез, ко мне подскочил какой-то парень, схватил за руку и принялся на непонятном гортанном языке что-то говорить. Я вдруг запаниковала, попыталась вырваться, но держал незнакомец неожиданно крепко.

А потом мой взгляд упал на его запястье, и на долгое, ужасно долгое мгновение я ослепла. Чётки у него на руке висели, скрученные на манер браслета. Освящённые, судя по всему, чётки.

Парень так и не понял, наверное, почему я отшатнулась. Но ему хватило дурости побежать за мной. А я… На какое-то мгновение мне почудилось, что я снова в монастыре. И меня снова обвивают цепи-змеи.

В панике я упала на колени, прижала кулаки к глазам. В уши ввинчивался гул празднующего города, где-то еле-еле различался голос Армана, зовущий меня. Кажется, где-то там был и мой голос, воющий от страха.

Но ощущение цепей и горящих крестов оказалось сильнее всего.

Я рухнула на мостовую и потеряла сознание.

Мне бы, казалось, не привыкать просыпаться среди мертвецов. Столько раз, чему уже удивляться… Да, собственно, я вовсе и не удивилась, открыв глаза и увидев рядом тело того юноши с чётками. Что меня ошеломило — тишина, неестественная и абсолютно… мёртвая?

Держась за стены, страдая от головокружения и тошноты, я пошла в сторону площади, где мы с Арманом расстались. Надо найти дракона… надо попросить… унести меня отсюда… надо…

Когда я услышала над собой хлопанье крыльев, то даже обрадовалась. Подумала, это Арман наконец-то явился за мной. Но подняла голову и поняла, что дракон другой. Крупнее и, судя по рисунку чешуи — старше. И только после до меня дошло, что это, кажется, отец Армана.

Но зачем он здесь?

И как оказался так быстро?

Раздумывать больше, чем над одним вопросом моя голова отказалась. Зато на первый ответ нашла быстро. Я ахнула, захлебнулась воздухом и, не разбирая дороги, спотыкаясь о тела, кинулась к площади.

Арман лежал там, у фонтана, кстати, тоже почему-то пересохшего. Лежал, глядя пустым взглядом в небо. Мёртвым.

Я до крови прикусила прижатую ко рту ладонь. Не может быть… Нет!

Я бы кинулась к нему, но ноги словно приросли к каменной плитке. Я просто стояла. И смотрела.

И не верила.

Хлопанье крыльев стало громче.

Отец Армана, поменяв облик, наверное, ещё в полёте, рухнул рядом с сыном и сделал то, на что я так и не решилась — бросился проверять пульс, слушать дыхание, оттягивать веко.

У меня снова подкосились колени, и я рухнула на каменные плиты.

Я и так отлично знала, что Арман, как и все вокруг, мёртв.

Из-за меня.

— Маленькая идиотка! Ты так и не научилась держать себя в руках! — прорычал отец-дракон, подхватывая Армана на руки. — Если ты ещё раз приблизишься к моему сыну, я лично прослежу, чтобы от тебя остался обугленный труп, которые ты так любишь!

Его слова не подходили к образу убитого горем отца, но тогда мне было не до того, чтобы отмечать эту странность.

Я молча смотрела, как отец-дракон, осторожно перешагивая тела, идёт к краю площади. Мимо затихшего фонтана… мимо меня…

И тогда случилось чудо, равное тому, о которых рассказывают клирики. Рука Армана дрогнула, пальцы сжались. И он тихо произнёс-выдохнул:

— Алиса?

Я рванулась было к нему, но отец-дракон зарычал:

— Я что сказал, девчонка?! Всё! Дружба кончилась!

Арман завозился у него на руках, а я замерла. И медленно отступила. На шаг. И ещё на шаг. И ещё.

Пока не споткнулась о чьё-то тело и не упала.

Над головой захлопали крылья и последнее, что я видела, прежде чем потерять сознание во второй раз — густая рваная тень, закрывшая звёзды.

Драконы улетали домой, оставляя меня в городе трупов.

В королевстве мертвецов.

Позже, много позже я прочитала в чьём-то трактате, что драконов крайне сложно убить. Что на них не действует почти никакая магия.

"Почти" и "крайне сложно" не значит невозможно.

Я очнулась следующей ночью среди той же тишины совершенно одна — если не считать мертвецов. И долго брела потом, пытаясь выбраться, забыв даже, что могу вызывать духов.

А в ближайшей деревне, где оказалось под утро, рассказывали ужасные истории про кровавый праздник. Кровавый урожай.

И про меня, конечно.