Ночью Ван опять увидел во сне Дуна, который явился ему и стал бранить за то, что он поступил наперекор его словам. Тогда на следующую ночь Ван тайком распорядился, чтобы домашние, выждав, когда он ляжет спать, незаметно зажгли свечи.

Дева, лежа на постели, вдруг в испуге вскочила.

– Опять поставили свечи? – крикнула она.

– Не знаю, – сказал Ван.

Она быстро встала, нашла свечи, опять сломала и загасила их.

– Кто научил тебя это делать? – спросила она, войдя снова в комнату.

– Видишь ли, жена верит знахарям и, удрученная моей болезнью, по их совету совершает обряд заклятия и отогнания нечистой силы.

Дева стала ходить из угла в угол. Вид у нее был недовольный. Домашние же Вана, подсмотрев исподтишка, что свечи погасли, зажгли их снова.

Дева наконец сказала со вздохом:

– Благодать твоего счастья, знаешь ли, очень богата. Я нечаянно погубила Сясы и затем прибежала к тебе. Действительно, сознаю, это – мой грех, и я пойду вместе с ним, Сясы, судиться к Властителю Темного Царства. Если ты не забудешь нашей прежней любви, не давай разрушать, как говорится, мешок моей шкуры!

Нехотя и не торопясь слезла с кровати, упала на землю и умерла. Ван зажег свет – лисица. Боясь все-таки, как бы она не ожила, он сейчас же кликнул домашних, и они сняли с нее шкуру, повесив ее на воздух.

Ван, хворая все сильнее и сильнее, увидел лису, которая явилась к нему опять.

– Я давала показание на суде. Суд решил, что Дун был возбужден похотью, и смерть была должной карой ему за грех. Однако меня обвинили, сказав, что я не должна вводить людей в беду. Отняли у меня мою золотую пилюлю[349] и выгнали вон. Мне снова велено вернуться в жизнь. Где мешок моей шкуры?

– Видишь ли, – сказал Ван, – домашние мои не знали, в чем дело, и уже сдали ее в отделку.

Лису взяло уныние.

– Я убила уже многих людей, так что умирать мне теперь – срок поздний… Ну и жестокий же ты человек!

Злясь, негодуя, ушла.

Ван расхворался чуть-чуть не до катастрофы. Поправился только через полгода.

ПРОДАВЕЦ ХОЛСТА

Некий человек из Чанцина, торговавший холстом, остановился на некоторое время в Тайани. Там он прослышал, что некий искусник очень силен в звездочетной науке. Торговец зашел к нему, чтобы узнать, будет ему удача или нет. Гадатель разложил знаки, сказал:

– Ужасно скверная у тебя судьба! Уезжай скорее домой!

Торговец сильно перепугался, собрал все деньги в мешок и двинулся на север.

По дороге он повстречал какого-то человека в короткой одежде, напоминавшего своим видом служителя казенных учреждений. Разговорился с ним. Друг другу они понравились, сошлись, и часто покупая себе еду и напитки, торговец звал спутника есть с ним вместе. Тот был очень тронут и выражал свои чувства.

– А что у тебя, собственно, за дело? – спросил торговец.

– Да вот, – отвечал служитель, – я иду сейчас в Чанцин. Там велено кое-кого забрать.

– А кого же это? – спросил тот.

Тогда одетый в короткое платье человек вытащил приказ и показал ему, предоставив ему самому разбираться. На первом месте стояло как раз его имя. Он перепугался.

– За что же меня тянут? – спросил торговец.

– Да я, видишь ли, – отвечал ему человек в короткой одежде, – не живой, а служитель четвертого шаньдунского округа из Сунли. Думаю, что твоей жизни, брат, пришел конец.

У торговца показались слезы. Он просил спасти его.

– Не могу, брат, – отвечал мертвый дух. – Разве вот что: в приказе стоит много имен. Пока будут их тащить да собирать, потребуется время. А ты иди-ка скорей домой да распорядись, что нужно делать после твоей смерти. Все это ты сделаешь, а я к этому времени за тобой и приду… Этим вот разве и отблагодарю тебя за хорошее отношение.

Вскоре они пришли к Реке[350]. Мост разорвался, и подошедшие путники не знали, как быть с переправой.

– Вот что, – сказал дух, – ты все равно идешь умирать. Ни одного ведь медяка с собой не унесешь. Предлагаю тебе сейчас же построить мост, чтобы принести пользу прохожим. Правда, это будет тебе очень накладно и хлопотно, но зато не сказано, чтобы в будущем это ничего не дало тебе хорошего.

Торговец согласился. Пришел домой, велел жене и детям сделать все, что нужно для его тела, и, срочно набрав рабочих, построил мост. Прошло уже порядочно времени, а дух так и не появлялся. Торговец не знал, что и думать, как вдруг однажды он пришел и сказал:

– Я, знаешь, брат, уже докладывал богу города[351] о том, что ты построил мост, а бог, в свою очередь, донес об этом в Мрачное Управление[352]. Там сказали, что за это дело тебе можно продлить жизнь, так что в моем приказе твое имя уже вычеркнуто. Честь имею об этом тебе сообщить!

Торговец был страшно доволен и бросился изливаться в выражениях сердечной признательности.

Впоследствии ему пришлось еще раз побывать у горы Тай. Не забыв о благодеянии своего духа, оп накупил бумажных слитков и принес их в благодарственную жертву, вызывая духа по имени. Только что он вышел из города, как увидел короткополого, который быстро к нему устремился.

– Ай, брат, – сказал он, подойдя ближе, – ты меня чуть не погубил! Ведь как раз сейчас только управляющий пришел на службу и занимался делами… Хорошо еще, что он не слыхал… А то – что бы мне делать?..

Проводил торговца несколько шагов.

– Знаешь что, – продолжал он, – ты уже больше сюда не приходи! Если будут у меня дела, вызывающие меня на север, так я уж сам как-нибудь заверну по дороге к тебе и проведаю!

Простился и исчез.

ВЕРХОВНЫЙ СВЯТОЙ

В третьей луне года гуйхай[353] я с Гао Цзивэнем отправился в Цзися[354]. Мы остановились вместе, в одной гостинице. Вдруг Цзивэнь захворал. Как раз в это время Гао Чжэньмэй тоже очутился в этом городе, приехав туда с нашим почтенным Няньдуном[355]. Я воспользовался его пребыванием здесь, чтобы поговорить насчет лекаря и лекарства. Оказалось, что он слышал от досточтимого нашего Аймэня, что в южном предместье этого города, у неких Лянов, жила святая лиса, владевшая искусством Чансана[356]. Мы и отправились туда все вместе.

Лян оказалась девицей, лет уже за сорок, с виду этакой пугливой, высматривающей… В ней был как бы лисий дух.

Вошли мы к ней. Видим – во второй комнате висит красный полог; взглянули под него. Смотрим – на стене висит изображение Гуаньинь и затем две-три картины, изображающие всадников с копьями в руках, едущих группами, в оживленном беспорядке. У северной стены стоял стол. На нем маленькое кресло, высотой не больше фута, с приклеенным маленьким парчовым тюфячком.

Сказано было, что когда святой появляется, то пребывает здесь.

Все мы зажгли курительные свечи, стали в ряд и сделали руками молитвенный жест. Женщина ударила в било: раз, и два, и три… На ее устах были какие-то тайные краткие слова. Окончив молитву, она пригласила гостей сесть на диван в передней комнате, а сама стала у дверного занавеса, поправила прическу, подперла рукой подбородок и начала беседовать с гостями, все время рассказывая о чудесах святого.

Наступил уже вечер, темнело. Публика стала бояться ночи: трудно будет идти домой, и просила женщину потрудиться: еще разок обратить к святому мольбу. Она сейчас же ударила в камень и повторила молитву. Потом повернулась, встала снова на прежнее место и сказала гостям:

– Верховный святой больше всего любит ночные беседы. В другое же время частенько бывает, что беседовать с ним не удается. Вот вчера ночью был здесь студент, ожидающий экзамена. Принес с собой закусок и вина и хотел пить с верховным святым. Верховный святой тоже достал отличного вина и угощал от себя. Писали стихи, смеялись, веселились… Когда разошлись, стражи уже кончались…