— Это информационный маневр, джентльмены. На самом деле, рейс вылетает по расписанию.

— Но, — сказал второй эфиоп, — тогда надо предупредить диспетчерскую службу.

— Джентльмены! — офицер погрозил им пальцем, — Я достаточно ясно намекнул: это секретная операция. Никаких предупреждений, никаких звонков, никакого шума. Мы идем к самолету, и вылетаем в Куала-Лумпур в 16:00, точно по графику.

— Но пассажиры, — возразил старший эфиоп.

— Насчет пассажиров никаких инструкций нет. Следовательно, они не летят.

— Но, — удивился младший эфиоп, — какой тогда смысл лететь?

— Это не в моей компетенции, — внушительно произнес офицер, — и поторопитесь, джентльмены. Вылет должен быть вовремя, чтобы не нарушить график воздушного движения в аэропорту.

Знаете ли вы, какой бардак творится в аэропорту, если его одновременно контролируют и свои «родные» службы обеспечения полетов, и чужие (далеко не дружественные) военные? А если добавить, что аэропорт расположен в Ливане, где всеобщий бардак развивается от ужасного к невообразимому, начиная с 1960-х годов, то можно понять, почему начало движения лайнера

Airbus A-380 с парковки к ВПП было замечено не сразу, а только когда он оказался в секторе прямого наблюдения с диспетчерской башни.

— Что за дерьмо? — воскликнул старший смены, — Это же отмененный рейс на Куала-Лумпур!

— Босс, он точно отменен? — спросил один из линейных диспетчеров.

— Да, черт возьми! Если еврейские вояки что-то опять не поменяли. Свяжись с этим бортом.

— Минуту, босс!… Алло, алло! Башня вызывает MW-199! Что вы делаете?

— (голос из динамика): Я выезжаю на полосу для вылета по графику.

— Алло! MW-199! Ваш рейс отменен! Какого черта вы движетесь, ничего не сообщив нам?

— (голос из динамика): У меня на борту военные, и они говорят, что рейс должен выполняться. Выяснять, кто тут главный, не мое дело. Мне сказали — я вылетаю. Полоса свободна, верно?

— Башня подтверждает: MW-199, полоса свободна. Но вы уверены, что должны лететь?

— (голос из динамика): Спросите чего попроще. Я ни в чем не уверен с того момента, как стал заходить тут на лэндинг, и увидел кучу израильских транспортников на всех парковках.

— Алло! MW-199! Не надо грузить на нас все эти проблемы! Вообще, какого черта израильская военная комендатура с нами не связалась? Они так доиграются до серьезной аварии.

— (голос из динамика): Скажите это им, а не мне. Я так же ни черта не понимаю, как и вы.

— MW-199! Давайте, быстрее взлетайте, пока какой-нибудь идиот не поехал на вашу полосу!

— (голос из динамика): Понял вас, Башня. Я уже на позиции. Начинаю разбег…

…Еще минута, и Airbus A-380 отмененного рейса вылетел на ост-зюйд-ост.

Сержант Алиса Розенберг посмотрела в иллюминатор и прошептала:

— Охуеть! Мы летим!

— Угу, — отозвался рядовой Осип Малкин, — Только ждут ли нас там, куда мы летим.

— Не каркай, Ося, — строго сказал рядовой Максим Коган.

— Я не каркаю, Макс. Просто, стремно все это.

— А на Земле Обетованной было не стремно? — съязвила Рита Фельд, — Меньше трех лет, как мы приехали, а угодили на две войны и одно банкротство. Думаешь, в Меганезии будет стремнее?

— Хочешь честно, Рита? Я думаю: да. И еще, я думаю: надо связаться с Сим Ашкенази, а то мы подлетим, а нас там ни хрена не ждут. Ты понимаешь намек?

— Связаться надо, — поддержала Алиса, — но позже, когда отлетим на пару тысяч километров.

— Думаешь, нас могут сбить свои же? — спросила Лена Кац.

— Не то, чтобы я так думаю, — ответила сержант Розенберг, — но проверять как-то не хочется.

— …Тем более, — добавил капрал Шапиро, — что они-то свои, а мы-то уже не очень. Если на это посмотреть юридически, то мы террористы.

— Ненавижу юристов! — сказал зам комвзвода главный бухгалтер moshava Бениамин Сойкин.

— Тогда, Беня, тебе повезло, — сообщила Рита Фельд, — в Меганезии нет юристов.

— Как это, нет юристов? — удивился он.

— А так. Адвокатов и прокуроров, а также банкиров и брокеров, расстреляли при революции.

— Э… А как насчет главных бухгалтеров?

— Вроде ничего, — сказала она, — но ты лучше не говори, что ты бухгалтер, а то мало ли…

— Вообще-то, братцы-разбойники, нам сначала долететь надо, — напомнил Максим Коган.

— Так ведь Даня Голдман работает с пилотами, — ответил Сойкин, непоколебимо уверенный в надежности и талантах своего командира.

Через два с половиной часа — архипелаг Палау. 18 января 1:30 ночи в местном поясе,

(17 января 18:30 по Иерусалиму, 17 января 23:30 по Сингапуру).

Вопрос: может ли симпатичная девушка не в шутку получить по уху от вполне адекватных, уравновешенных молодых мужчин, в ответ на фразу, не содержащую личных оскорблений?

Ответ: Может, если эта фраза: «быстро, вставайте, и поехали на Ангаур закапывать яму!!!», прозвучит в полвторого ночи, после тяжелого дня, заполненного спасательными работами в Центральном Палау — на основательно разбомбленных островах Бабелдаоб и Ореор.

Географически, на юго-запад от Бабелдаоба протянулась цепь островов: Ореор, Нгеруктабел, Мечерчар, Пелелиу и Ангаур. Остров Ангаур (размером примерно 3x3 км) лежит в 60 км от Центрального Палау. На нем всего 300 жителей, но имеется взлетная полоса длиной более двух километров — часть японской имперской авиабазы (а с октября 1944 — американской военной авиабазы). База была закрыта в 1946-м, но эта грунтовая ВПП продолжала работать, и во всех справочниках фигурировала, как аэропорт (наряду с еще одной старой авиабазой на Пелелиу и международным аэропортом на Бабелдаобе). Соответственно, 15–16 января текущего года эта полоса попала на карту целей англо-французской авиации с Сингапура, наносившей «точечные антитеррористические удары». Правда, приоритет этой цели был низкий, так что, в отличие от международного аэропорта Бабелдаоб (который бомбили радикально), старой авиабазе Ангаур достались только три авиабомбы, из них одна вырыла большую воронку почти в центре ВПП.

К закапыванию этой бомбовой воронки, или (в хозяйственном аспекте) — ямы, призвала сейчас Симхистера Ашкенази своих товарищей по клубу «Hit-Takeoff» и по партизанскому эскадрону «Нормандия-Неман». Только исключительными этически-волевыми качествами разбуженных товарищей объясняется то, что Сим Ашкенази все-таки НЕ получила по уху (а была словесно послана со своим предложением на хрен и к такой-то матери). Но тут Сим сыграла на знании психологии и на знакомстве с биографией штаб-лейтенанта Олеси Бобич.

— Олле! Ты материшься, а там летят твои земляки. Ты что, хочешь, чтобы они разбились?!

— Какие, к носорогам в жопу, мои земляки? — удивилась штаб-лейтенант Бобич.

— Такие! Из Белоруссии! Правда, не из Витебска, а из Бобруйска, но это ведь не важно!

— Ух, ни хрена себе… Это на чем же они летят к Палау из Бобруйска?

— Блин! Олле! Они не из Бобруйска летят, а из Бейрута!

— Ну, Сим, ты меня ваще запутала! Посмотри по карте, где Бобруйск, а где Бейрут.

— Блин! Я тебя не путаю! Это евреи, которые уехали из Бобруйска в Израиль, я с ними как-то подружилась два года назад на армейских сборах. Потом я слиняла сюда, к Йети Ткелу в «Hit-Takeoff», а они остались там, в Израиле, и сделали moshava под Бетлехемом.

— Чего они сделали?

— Moshava! Это аграрный кооператив по-еврейски!

— А разве, — встрял суб-лейтенант Нгете Нкиво, — кооператив по-еврейски, это не кибуц?

— Нет, нет! — Сим нетерпеливо хлопнула ладонями по коленям, — Кибуц, это коммунистический колхоз, а moshava, это нормальное партнерство на интересе. Хочешь, я тебе потом объясню? А сейчас, давайте уже поедем закапывать яму на Ангауре!

Суб-лейтенант Нкиво (типичный молодой парень-банту) поцокал языком и покачал головой.