Постепенно в заоконной синеве стали один за другим разгораться разноцветные огоньки. Адепты коллежа вкладывали Силу в приготовленные лицеистами бумажные фонарики, а студенты академии отправляли их в полёт. Огоньков становилось всё больше. Они кружились в небе над Магадемией, складываясь в различные фигуры и тут же распадаясь беспорядочной россыпью. Фигуры становились всё сложнее, это уже были целые картины.

Гмерреда вытягивала шею, стараясь разглядеть небесное представление как можно лучше. Наконец огоньков стало так много, что проявились восторженные лица детей, стоящих во дворе. Даже «умудрённые жизнью» старшекурсники не могли сдержать восхищения, что уж говорить о первоклашках, ради которых это действо по большей части и затевалось.

Именно в эти минуты они все становились членами Братства Магов. Все. И те, кто мог одним усилием воли сдвинуть с места небольшую гору, и те, кому едва-едва хватало сил затеплить свечу. Все они становились единым целым. Силой, которую не могли разрушить никакая политика и никакие интриги. Братство не требовало клятв, братство не собирало взносов. Оно просто… существовало. И тот, кто побывал на церемонии в Магадемии хоть один раз, навсегда уносил в своём сердце искорку единения.

Барабаны в последний раз пророкотали свою грозную песню и все фонарики одновременно взорвались, превращаясь в ослепительный фейерверк.

— А теперь — веселье, — крикнул кто-то во дворе.

Барабаны застучали что-то разухабисто танцевальное, а Гмерреду от происходящего за окном отвлекли несколько фигур, прокравшихся в комнату. Она задёргалась, желая высказать всё своё негодование, но к сожалению, заботливо вставленный кляп помешал.

Четверо парней в предусмотрительно надетых масках, подняли Гмерреду, уговаривая не дёргаться, и понесли на выход.

Дурой Гмерреда себя никогда не считала, но только когда её занесли на помост, выстроенный в дальнем конце двора, и примотали ржавыми цепями к столбу, до неё дошло, за каким демоном её похитили. Стянутое покрывало лишило девушку последних иллюзий и, между прочим, остатков тепла! Осенний вечер ещё не самое холодное время, но к прогулкам в эльфийском шёлке всё же располагает мало. Дрожащая на ветру Гмерреда даже понадеялась согреться, когда положенный по сценарию костерок разожгут. А пока что оставалось страдать молча. О, если бы они вынули кляп!

Но, увы, злостным нарушителям прав административного персонала не хватило на это смелости.

На площади, перед помостом с будущим костром, разыгрывалось ежегодное представление. Спорили и дрались на дуэлях, попутно снося горы и разрушая города, «маги» в старинных одеждах, волновались перепуганные чумой «горожане». Иллюзии умело вплетались в театральное действо. Гмерреде, прекрасно знавшей сюжет, не мешало наслаждаться даже то, что актёры стоят к ней спиной. К счастью, иллюзорный полог, пока что закрывавший её от всех, с внутренней стороны был прозрачным. Девушка, хоть и замёрзла уже не на шутку, с восторгом следила за спектаклем, так же как все остальные зрители.

Легенда об основателях Магадемии, скорее всего, была просто легендой и на самом деле всё случилось гораздо прозаичнее, но кого интересуют факты, да ещё и по прошествии стольких лет, если есть красивая сказка.

Незаметно действие подошло к кульминации. Поселяне, взбешенные тем, что целительница не сумела вылечить всех пострадавших от мора, обвинили её в том, что она эту болезнь и наслала. Потом какой-то провокатор крикнул, что если сжечь ведьму — болезнь отступит. И пока девушка, отдавшая последние силы на исцеление больных, не могла сопротивляться, её схватили и потащили сжигать.

Обычно актриса, играющая ведьму и девушка, которую привязывали к столбу, была одна и та же. Но на сей раз всё было немного иначе и Гмерреде оставалось только гадать, кто же изображает её перед публикой. «Ведьма» была очень достоверна и совсем не похожа на иллюзорную куклу. Значит, иллюзию наложили на живое существо. Очень недурной актёр, вынуждена была констатировать секретарь. Если бы Гмерреда не стояла на помосте, точно бы поверила, что отбивается и кричит она сама.

Наконец актёры нырнули за помост и полог спал, явив перед зрителями настоящую Гмерреду. От сотен сочувствующих, любопытных и восторженных глаз девушке стало не по себе, но она сдержала порыв грохнуться в обморок. Да и как грохаться-то? Привязали надёжно.

Тем временем перед помостом «заспорили» три мага. Некромант, артефактор и стихийный маг. Каждый учился у своего учителя и считал всех остальных магов соперниками, а то и врагами. К тому же каждый из них был влюблён в юную целительницу и каждый рвался спасти её сам. Один. И вместо того, чтобы вместе выручить возлюбленную, а уж потом разбираться, кто больше её достоин, маги по привычке устроили дуэль. А пока по округе летали огненные шары, да големы дрались с зомби, самый оголтелый фанатик из жавшихся в сторонке горожан, «потихоньку» подобрался к костру и поджёг его.

Иллюзорное пламя мгновенно вспыхнуло до небес. Гмерреда непроизвольно задёргалась, но обнаружив, что огонь холодный, успокоилась.

Когда костёр отпылал, а три сумасбродных дурака, не успевшие спасти любимую, принялись рыдать над её «трупом», представление Гмерреде совсем разонравилось.

Её опять накрыли пологом невидимости и что-то не спешили отвязывать. Холодный огонь совсем заморозил несчастную девушку, и потребность убраться в местечко потеплее и выпить чего-нибудь согревающего стала настоятельной. Похоронная процессия и потянувшиеся следом зрители ушла в противоположный конец двора. Сейчас там, насколько помнила Гмерреда, безутешные маги клянут свою разобщённость, клянутся больше никогда не воевать между собой и решают учить своих учеников вместе, чтобы те стали друзьями. Легенда и впрямь была красивой и поучительной.

Гмерреда, быть может, даже всплакнула бы над судьбой несчастной жертвы. Вот только себя она чувствовала чуть более несчастной. Это было немыслимо, но кажется, о ней просто… забыли. Никто в маске или без оной так и не пришёл отвязать невольную актрису. А она даже на помощь позвать не могла. Нижний двор пустел, холодная тьма побеждала гаснущие один за другим светильники. Гмерреда шмыгнула засопливившимся носом и, чтобы немножечко согреться, принялась строить планы мести. Костёр она, быть может, ещё и простила бы, но это…

Гмерреда не отчаивалась. Отчаиваются дамочки в слезливых романах.

Гмерреда не ждала помощи. После того, как двор опустел, стало понятно, что рыцарь на белом единороге ускакал спасать другую девицу. Или не спасать. Может он где-нибудь напивается с дешёвыми шлюхами или танцует в высоком замке с придворными красавицами. Гипотетический рыцарь, шляющийся где попало, Гмерреду почему-то очень разозлил. Она представляла всевозможные кары, которым его подвергнет, как только выберется из этого глупейшего положения. К тому же воображаемый рыцарь почему-то здорово смахивал на Варрика фон Баррика и это бесило девушку больше всего.

— Как кавы или какую бумажку, так он меня везде найдёт… — бормотала Гмерреда, методично расшатывая крепление кандалов. Столб был новеньким и надёжно держал далеко не бутафорские цепи, но упорство и терпение тоже чего-то стоят.

Гмерреда даже не злилась. То есть злилась, конечно, но эдак отстранённо. В кои веки ей удалось применить на практике знания, полученные на уроках эстетики.

«Настоящая женщина должна контролировать собственные эмоции», — говаривала в своё время мистрис Ада, оглядывая два десятка юных девушек. — «Истерика никого не украшает, к тому же чаще всего она бесполезна. Хладнокровие и хорошая память — вот что отличает настоящую женщину от базарной бабы».

Так что Гмерреда не злилась. Она просто… запоминала.

Первая капля дождя упала неожиданно. Вторая — испугала. Третья чуть не разрушила выстроенный Гмерредой барьер хладнокровной отстранённости. Расшатать крепление ей удалось лишь на волосок и такими темпами возиться придётся до утра. Гмерреда легко простужалась и прекрасно понимала, что шутки кончились. Совсем. Потому что до утра можно и не дожить.