Кошка улыбнулась:

— Да, Герман Сергеевич.

— Нравится?

— Ага!

— Ну так и оставайся Никой. Это на случай антропоморфы, конечно, — поправился я. — Будет нужно, справим тебе документы. Но пока что, думаю, это не к спеху. А кстати, чего ты не в антропоформе сейчас? Анка вон у нас в антропоморфе ходит.

— Да мне так как-то привычнее, что ли… — смутилась Ника. — Но если прикажете, я сразу же…

— Не прикажу. Ты нам и так нравишься — да, бойцы?

Бойцы разулыбались. Кошка смутилась ещё больше.

— Спасибо, Герман Сергеевич…

— Не за что. Так… Деметр! А ну-ка, подойди сюда.

Димка встал с Дивана и подошёл к нам.

— Что такое, Герман Сергеич?

— Ты как вообще? — осведомился я. Парень кивнул:

— Хорошо. Учусь.

— Хорошо, что хорошо… Домой не хочешь?

Он улыбнулся мне — одними глазами:

— Хочу.

— Что и требовалось доказать. Ну-с, в таком случае я сейчас попрошу Мо отправить вас с Никой домой. Вот…  А там, может, за свою, э-э, работу возьмёшься. Если возникнут вопросы — обращайся к Нике, она тебе всё разъяснит. Встретимся уже в Штабе, когда последнего Претендента подберём. Понятно?

— Понятно.

— Вот и отлично. Мо, помоги парню, будь другом!

— Да о чём речь, Герман Сергеич! — воскликнул Мо, а потом крепко пожал Димке руку. — Очень рад был с тобой повидаться, Дим. Ты, если что, ты заходи! Ладно? Заходи, когда захочешь. Я тебе всегда рад, ты же знаешь.

— Обязательно зайду. Не волнуйся, не потеряемся, — Димка похлопал юношу по плечу. Тот радостно улыбнулся:

— Супер! Пойдём, я вас провожу! Ника, идём!

Далее последовали трогательные прощания. Никогда не понимал, зачем люди прощаются? Всё равно ведь снова увидятся. Впрочем, люди — Существа хрупкие, прощаются на всякий случай. Но наши-то что? Кошки, Духи… Да и Мо, к слову.

Ну да ладно, что с них взять.

В конце концов, подумал я, усаживаясь на Диване поудобнее, всем нам, возможно, недолго осталось топтать эти Миры. В конце концов, мы тоже не такие прочные, как нам всегда казалось.

Может быть, и нам стоит иногда прощаться.

Может быть. Иногда.

А, Первый?

…

Глава 17.

Тишина.

В огромное окно Кабинета заглядывает парочка лун: голубая, размером побольше, и красная — поменьше. Вопрос лишь в том, правда ли это луны, или тоже какая-нибудь диковинная иллюзия.

Воины Радуги разбрелись по комнатам, и сейчас, наверное, крепко спят. А я остался в Кабинете Мо. Здесь как-то спокойнее, что ли…

Самого Хозяина Дома, впрочем, не видно. Куда он делся? Спит?

Вторая ночь в Межмирье. Интересно, к этому месту вообще можно привыкнуть? И как только Мо это удаётся… И ладно ещё Мо, но как это удаётся Ват-У, Смерти, или Вертиго (которого я, правда, так ни разу и не видел)?

Я не могу спать. Стыдно сказать, но я боюсь спать. Боюсь своих снов. Боюсь снова увидеть что-нибудь… слишком плохое. Или слишком хорошее. В этом Мире, по-моему, всё слишком, всё чересчур, как в каком-то неведомом зазеркалье. Конечно, если Межмирье действительно Мир Снов, то в этом, наверное, нет ничего удивительного… Хотя Мо говорил, что оно ничего не выдумывает само; тогда, выходит, дело во мне?

Глупо рассуждать о том, прав Первый или нет. У Первого всегда была своя правда — универсальная, верная в любых условиях. А может, ему просто удавалось преподнести всё так, что любые его слова и трактовки казались нам самой логичной и существенной правдой? Мы ведь не сомневались в нём — за исключением того момента, когда произошёл Раскол, конечно, — ведь он с самого Начала был отличным оратором. Ведь даже в дни Войны, когда Духи, истощённые бесконечными сражениями, отказывались брать в руки меч, он всегда ухитрялся сказать нам что-нибудь этакое; что-нибудь, что воодушевляло, наполняло силами, вновь и вновь разжигая усталое пламя вражды. И мы снова бросались в бой, забыв обо всём, кроме его слов. Мы бросались в бой, очертя голову, чувствуя только одно — сопричастность чему-то великому. Нашему Ордену. Нашей истории. Нашей Родине — Истоку.

Ради чего мы прожили эту вечность, Первый?

Ты говоришь, Эпоха кончается — но, быть может, для нас это сродни Благой Вести? Может, и Войн больше не будет? И не будут нужны ни Воины Радуги, ни Орден с Паладинами, ни даже Кошачьи Вооружённые Силы? И боль не будет нашим единственным чувством…

— А как бы ты отреагировал, если бы узнал, что мы родились из боли? — говорит Первый, похожий на мумию в белом саване, что упокоилась в чёрном кресле Мо.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего особенного. Просто подумай вот о чём: для того, чтобы жить счастливо, нужно пройти через боль, Второй. Даже люди рождаются в муках. А Миры? Ты знаешь историю Мира людей, Второй?

— Я не уверен…

— А Четвёртый? Ты помнишь, что с ним стало?

— Он пал в Первой Войне.

— Именно, — Первый кивнул. — Дело вот в чём: Теневым хватило благородства отпустить его к Истоку, и он ушёл. И вот тогда, именно тогда в Истоке стало одним Миром больше. Тем самым Миром, к которому ты так привязался.

— Но… значит ли это, что он?..

Я слышал. Я много слышал о том случае — но, если честно, никогда не верил в то, что это возможно. Что это и правда Четвёртый.

Первый развёл руками:

— Сущность Духа, Гермес. Мы частички Истока, радужные капли, — но мы не можем жить в Истоке, потому что сливаемся с ним, как капли дождя сливаются с ручьём. А Миры? Откуда они взялись, как ты думаешь? Я — Первый. Это значит, что я родился прежде всех вас. Можешь ли ты представить, каким Исток был в Начале?

— Не знаю…

— Тогда вспомни вот о чём. Миры, ты помнишь о Мирах Истока до Первой Войны?

— Конечно! Что за вопрос?

— А ты никогда не думал, что Миры — это нерождённые Духи? Или, во время и после Войн, — Падшие, перерождённые в Истоке Духи? Я видел, как он уходил — Четвёртый. Помнишь его имя?

Я кивнул:

— Его звали Геа.

— Его звали Геа, — эхом откликнулся Первый. — Именно. И именно после его Падения в Истоке появился Мир людей…

— Звучит… слишком фантастично…

— Я не заставляю тебя верить в это, Гермес. Это твоё право. Вспомни вот о чём: Исток — это Информация. Что могло случиться с личностью Падшего Духа? Ведь это мог быть не Геа, а ты. Как ты думаешь, что могло бы случиться с тобой после слияния с Истоком?

— Я не знаю, Первый. Никто не знает. Зачем ты задаёшь мне эти вопросы? Зачем… И откуда ты вообще тут взялся?!

Он визгливо расхохотался и захлопал в ладоши:

— Ты всё правильно понял, Гермес. Мне неоткуда было взяться. Меня здесь нет. Это не я. Это ты.

Разноцветные Луны заглядывают в окно. В Кабинете темно и абсолютно пусто, — если не считать меня, конечно.

Чернеет пустое кресло…

Боль? Мир людей родился из боли Падшего Духа? А сами Духи родились из боли… чьей? Память подкидывает какие-то смутные картины, но я никак не могу разглядеть того, что на них запечатлено.