— Как — Изначальными Структурами?! — воскликнул Сонни. — Так эти цвета и есть Изначальные Структуры?!

Збровски улыбнулся:

— Именно так. Конечно, у Пустоты есть свои формовыражения, однако их крайне мало и они весьма скудны в визуальном плане. А эмоции — это Радуга.

— Выходит, я вижу Изначальные Структуры с детства?.. — растерянно спросил Сонни. Мы с Эбби переглянулись, Рихард поглядел на Эбби вопросительно. Заместитель Первого вздохнул:

— И что бы вы без меня делали, а? Да, Сонни, у тебя есть такая способность. В этом нет ничего удивительного. Посмотри на Валю и Диму: они — Мастера Иллюзий, это их способность. Способность Рихарда — Реконструкция, он тоже видит Изначальные Структуры и может с ними работать. Однако у него эта способность предположительно является приобретённой, тогда как ты родился как минимум Созерцателем. Ты же понимаешь, мало видеть Изначальные Структуры, нужно уметь с ними работать. А вот сумеешь ли ты стать Реконструктором — это уже другой вопрос. Но я, безусловно, надеюсь на положительный ответ. Ещё вопросы?

Сонни промолчал: похоже, он осмысливал услышанное. Зато руку поднял задумчивый Деметр:

— А как же Искажённый?

— А что — Искажённый? — полюбопытствовал Эбби.

— Я хочу сказать, им ведь движет Ненависть, так? Но что такое Ненависть? Она — радужное формовыражение? Или же она Субстанция-антагонист Любви? И как это можно объяснить с точки зрения Теории Триединства Субстанций?

Эбби вздохнул:

— Это очень правильный, и очень трудный вопрос, Дима. Пока что всё, чем мы располагаем на этот счёт — лишь догадки. Первый обозначил Ненависть как игрек-вещество, противопоставив его икс-веществу Любви… Однако его природа нам не известна. Мо, например, высказал предположение, что Ненависть — базовое первовещество в том Мире, откуда прибыл Искажённый, но Первый с этим не согласен. Во всяком случае, не полностью. Есть вероятность, что игрек-вещество — это пустотное вещество, очищенное от радужного и от икс-вещества. Есть вероятность, что игрек-вещество — это анти-икс-вещество, антагонист икс-вещества, как ты и сказал. Что они соотносятся, как материя и антиматерия. С другой стороны, есть версия о том, что Ненависть — это то же, что и Любовь, но в другой фазе, инвертированная Любовь, что они подобны пустотному веществу и его активированной форме — Чистой Энергии. Возможно, в Мирах эти Субстанции сосуществуют в своём Балансе, я бы сказал, Балансе Второго Рода. Более того, я склонен думать, что игрек-вещество столь же комплексное, сколь и икс-вещество, и включает в себя все известные негативные эмоции, которые, по некоторым данным, тоже могут подпитывать Искажённого. Но, повторюсь, однозначного ответа на этот вопрос мы пока дать не можем.

— Понятно. Спасибо, — кивнул Димка и вновь углубился в мысли. Вот ведь интроверт, а?

— Не за что. Рихард, продолжай.

— Да, Мастер Эбби. Итак, наша задача сейчас — научиться грамотно составлять радужные сферы, которые, как считает Великий Магистр, могут стать основным оружием против Искажённого. Самое важное в составлении такой сферы — верно подобрать цвета-эмоции, потому что Искажённого, как уже заметил Мастер Эбби, питают негативные формовыражения. Я предлагаю взять за основу…

Но он не договорил: в пространстве Шестого Тренировочного зазвучал голос Кошки-Командующей Кси-А, — голос, напоённый болью. Голос, который мигом освежил мои воспоминания о Второй Войне.

— Лорд-Командующий, мы разбиты! Первая и Вторая Дивизии уничтожены полностью, Четвёртая и Шестая — на 80%. Враг уходит в Трещину! Он движется к вам!

Ну вот и всё, мелькнула мысль. Теперь осталось совсем немного.

— Командующая! Приказываю продолжать преследование! К вам на помощь движутся вооружённые силы Преисподней Резервации!

— Слушаюсь, Милорд…

Им всё-таки удалось задержать Искажённого. Надолго ли? Кабы знать. И сердце по человеческой привычке ноет; будь они прокляты, эти фантомные боли. «Четвёртая и Шестая — на 80%». Бася, как ты там?

— А что, Вертиго так и не нашли? — спрашиваю недовольно, но в ответ слышу только тишину. Вот — Эбби, пожимает плечами:

— Да какая разница, Гермес? Насколько мне известно, Вертиго вместе с Адским Батальоном движется к Точке Инвазии. Ты ему последнее напутствие дать хотел, что ли?

— Вот ещё. Но Командующему мог бы и показаться.

— Да брось, Гермес. Он же Изгой, тем более из Падших Ангелов. Бунтующая молодёжь, что с них взять, — Эбб задумчиво оглядывает притихших «студентов», а потом кивает Рихарду: — Ну а ты чего затих, Мастер Рихард? Сам видишь, сроки поджимают. Так что давай, учи, раз взялся.

Рихард отвешивает четвертной поклон и что-то отвечает Эбби, но я уже не слышу. Я уже проваливаюсь на второй слой…

…

Глава 23.

Однако вместо привычных декораций треклятого бара я неожиданно увидел совсем другую картинку.

Это была небольшая квартира. Небогатое убранство единственной комнаты состояло из книжного шкафа, железной койки-«одиночки», старого, полуразобранного письменного стола у окна и колченогого табурета. В шкафу жили книги — но, потрёпанные и старые, они занимали лишь верхнюю полку, тогда как на остальных царил хаос картонных коробок, рулонов ватмана и разнокалиберных кистей, сваленных в неживописную кучу; здесь же расположилась целая батарея бутылок с растворителем и льняным маслом. В койке старенький пододеяльник, украшенный мелкими подслеповатыми незабудками, стыдливо прятал в своих складках многочисленные прорехи, а по перьевой подушке, казалось, проехал каток. Письменный стол щерился навеки выдвинутыми ящиками (в каждом — россыпи тюбиков с красками); разноцветными пятнами этих же красок был заляпан облезлый фанерный табурет.

Чуть не забыл: под стенкой шкафа прикорнул складной мольберт. Что ж, Дмитрий, подумал я, похоже, твоё живописное холостяцкое логовище Искажённый воссоздал весьма убедительно, — так ведь?

Вопрос в другом: с чего вдруг я сюда попал? И попал ли? Или это ещё одна обратная сторона зеркальной стены?

Дверь вела в узкий, обшарпанный коридорчик, оканчивающийся аппендиксом прихожей. Было у него, правда, и ответвление — ещё один коридорчик-тамбур с двумя белёными дверьми, ведущими, очевидно, в туалет и ванную. Пройдя мимо этих дверей, я попал в крошечную, метров на пять, кухню. Обстановка здесь была ещё более спартанской, чем в комнате. Раковина из «нержавейки», электроплитка с не менее чем сорокалетним стажем работы, облезлый кухонный стол с бесчисленными засечками от ножа и покосившимися дверцами, а напротив — квадратный обеденный стол и два «венских» стула: один засижен до деревянных проплешин, зато второй — нетронут, будто лет пятьдесят простоял в музее соцреализма.

Сняв с плиты старенький белый чайник со свистком и лишив его крышки, я поставил его под кран и повернул отчаянно люфтящую рукоятку с почти отвалившейся синей нашлёпкой. Кран пару раз натужно кашлянул, фыркнул облачком ржавых брызг, и только тогда ледяная струя загрохотала о чайниково дно, дребезжащим эхом отзываясь в раковинных стенах.

Я посмотрел направо: из оконного проёма равнодушно глазел на меня бесполый белёсый полдень. Что-то тут не так, подумал я. Вот зачем я, к примеру, решил вскипятить чайник? И где Димка?