— И свету нашей родины! — закончил Гатуирия.

— Уж не тот ли это свет, — спросила Вариинга с легкой иронией, — который сиял в пещере?

— Нет, — ответил Гатуирия, — я про то сияние, что мракобесы из пещеры стараются погасить.

Они неторопливо брели к шоссе. Постепенно у них завязался разговор или, скорее, речитатив, будто они соревновались в искусстве импровизации, воскрешая в памяти строчки, услышанные во сне.

Гатуирия.

Вариинга.

Гатуирия.

Вариинга.

Гатуирия.

Вариинга.

Гатуирия очнулся первым — их дуэт и впрямь напоминал сон.

— А теперь эта земля идет с молотка, — сказал он с горечью, — достается чужеземцам.

Вместо ответа Вариинга затянула песню, которую накануне пели в матату Вангари и Мутури:

— Боюсь, однако, что, когда законный владелец доберется до дома, выяснится, что все его имущество распродано, — сказал Гатуирия. — В самом деле, нас ведь грабят среди бела дня.

— Узурпаторам это так же просто, как рюмку опрокинуть.

— Или же сыграть партию в гольф.

— Или, скажем, сходить в сауну в дорогом отеле.

— Или на танцы в роскошный ночной клуб.

— Или побахвалиться в своих притонах. — Вариинга вздохнула. — Кения, любовь моя, сохрани тебя господь!.. Что это со мной? Мое сердце плачет. Никогда обо всем этом не задумывалась…

— Может, это действие виски, — отозвался Гатуирия. — Пойдем поищем местечко, где подают жареную козлятину.

— Это на Золотых-то Холмах? — усомнилась Вариинга.

— Да нет. На Золотых Холмах не то что мяса, воздуха скоро не останется — обитатели здешних мест будут торговать им в запечатанных тыквах.

— Покупайте свежий воздух, только что из Европы! — выкрикнула Вариинга, подражая уличным разносчикам.

Они с Гатуирией обменялись красноречивыми взглядами и оба прыснули — у Вариинги вдруг сделалось легко на сердце.

— Пойдем в Нжеруку, — предложила она.

— А там есть закусочная? — спросил Гатуирия. — Нжерука… где я слышал это название?

Вариинга улыбнулась и принялась рассказывать Гатуирии об Илмороге.

— Илморог состоит из нескольких поселков. На окраинах живут крестьяне, чьи крошечные наделы пока еще не пошли с торгов и не достались богачам и сильным мира сего. Ближе к центру мануфактурные, продуктовые и скобяные лавки. Там же расположены банки. Есть в Илмороге и промышленный район с пивоварней "Тхенгета".

Жилых районов два. Первый — это Золотые Холмы. Раньше название было другое — Кейптаун, а теперь все называют это место Золотые Холмы или просто Холмы; на Холмах чистый и свежий воздух, и живут здесь те, кто что-нибудь значит в Илмороге. Кругом сплошь дома богатых и влиятельных людей. Скорее не дома, а резиденции, великолепные дворцы. Стены отделаны камнем, который добывают в Нжиру. Крыши выложены красной черепицей, в окнах — темно-голубое стекло, как вода в озере или небо в безоблачный день. На окнах чугунные решетки, их узоры напоминают диковинные цветы. Двери дубовые, резные. Полированные паркетные полы такие гладкие и блестящие, что в них смотреться можно. Обитатели Золотых Холмов только и думают, как друг друга переплюнуть. Если один построит дом из десяти комнат с десятью печными трубами, сосед возведет двадцатикомнатную махину с двадцатью трубами. Если у одного ковры из Индии, другой заказывает их в Иране, и так далее…

А второй жилой район носит название Новый Иерусалим — Нжерука. Тут живут труженики и безработные, кенийские отверженные. Их жилища похожи не на дома, а на скворечни, о которых говорил Кихаху ва Гатхика. Стены и кровля — из обрезков железа, кусков парусины и пластиковых мешков. Это илморогские трущобы. Здесь варят самогон и другие запрещенные напитки: чангаа, чибуку, маатхенгиту, добавляя в них для крепости хину и аспирин. Иногда Нжерука представляется мне адом.

— Отчего? Неужто она такая неприглядная?

— Так спрашиваешь, словно ты не кениец, а иностранец. Или никогда не видел трущоб в Найроби: тучи мух и клопов, выгребные ямы до краев полны нечистотами, в сточных канавах плещутся детишки… Трущобы есть трущобы. В Нжеруке нет канализации, на обочинах дорог разлагаются останки собак и кошек, мусор никто не вывозит. Воняет невыносимо. В довершение всего ядовитые газы — из промышленного района. Ветер несет их на Нжеруку. Словом, настоящая преисподняя — яма, кишащая блохами, вшами и клопами! — с болью в голосе закончила Вариинга.

— Блохи, вши, клопы… Эти паразиты напоминают мне публику в пещере, — с расстановкой произнес Гатуирия, будто размышляя вслух.

Тут они заметили несущееся им навстречу крохотное матату. Вариинга подняла руку, машина остановилась, и они уселись. Через минуту они уже были в закусочной при мясной лавке — "Новый Илморог"; ее одноглазого хозяина звали Тумбо. Гатуирия заказал три фунта жареной козлятины — на ребрышках. "И чтобы без потрохов", — предупредил он. Тумбо впился в него своим единственным глазом и ответил, что он, Тумбо, еще в жизни никогда не продал куска мяса без того, чтобы не подкинуть на весы немного требухи. Гатуирии не следует забывать, что он находится в Нжеруке, а не на Золотых Холмах, среди рабочего люда, а не выскочек-толстосумов. Тогда Гатуирия попросил обойтись хотя бы только печенью, на что Тумбо милостиво согласился.

Гатуирия и Вариинга прошли в пристройку позади лавки, где было что-то вроде бара. Посетители, восседая на пустых ящиках из-под бутылок, потягивали пиво. Народу здесь было хоть отбавляй, и официант провел Гатуирию и Вариингу в отдельную комнатенку. Они тоже сели на ящики. Официант принес им две бутылки пива "Таске", и, пока жарилось мясо, они пили его из горлышка.

— Речи в пещере меня совершенно ошарашили, — сказала Вариинга.

— Признаюсь, я никак не мог поверить, что все это происходит наяву, в действительности, в нашей Кении. — Гатуирия потряс головой. — Современное воровство… Выходит, здание прогресса зиждется на человеческих трупах!

— Нашел ли ты дьявола, которого искал? — посмеиваясь, спросила Варииига. — Сам же говорил вчера, что едешь в Илморог в поисках подходящих тем. Или же твоего дьявола так и не оказалось на сцене — ведь в приглашениях Мвирери ва Мукираи о нем не было ни слова.