В эту субботу она торопилась в мастерскую, чтобы до отъезда в Илморог успеть закончить начатую накануне работу. Рядом с мастерской закусочная. Вариинга хранит в ней свой комбинезон и ящик с инструментом. Большинство рабочих, пьющих здесь утренний чай, ее знают. Они обмениваются приветствиями, шутят. Механики считают Вариингу своей, она такой же труженик, как и любой из них.

Надев замасленный комбинезон, она оставляет платье и чемодан на хранение, выходит наружу, пересекает улицу.

Вот и мастерская. Сердце у Вариинги учащенно бьется. Что случилось: механики сгрудились в кучу, лица скорбные?! Отчего у них такой озабоченный вид? День только начался…

Торопись же, Вариинга, прибавь шагу!

— Что это вы такие грустные?

— Не спрашивай, подруга!

— Да говорите же, в чем дело!

— Наш участок продан.

— Кем?

— Муниципалитетом, конечно.

— А кому? Кому отдали то, что обещано нам?

— Боссу Кихаре и кучке американцев, западных немцев и японцев.

— Боссу Кихаре?

— Ему и так принадлежит почти весь Найроби. Собирается выстроить на этом месте огромный отель для туристов.

— Чтоб нашим женщинам было где продавать себя иностранцам!

— Строят еще одну фабрику современной проституции!

— Что верно, то верно. Туристские отели для того и существуют, чтобы растлевать народ, превращать нас в продажных слуг, поваров, чистильщиков обуви, горничных, носильщиков…

— Короче, рабов, ублажающих чужеземцев.

Босс Кихара, бал Сатаны, иностранцы, финансовые компании, туризм… Мысли пляшут в голове Вариинги. Она вспоминает Мутури, Вангари и вожака студентов. Выпустят ли их когда-нибудь на свободу? Вариингу душит ярость.

— Из огня да в полымя! — вздыхает один из механиков, ни к кому не обращаясь, словно говоря сам с собой. — Расчистив пустошь от папоротников, ее засаживают фиговыми пальмами. А ведь они иссушают почву.

— Нельзя сидеть сложа руки, — говорит Вариинга, глотая слезы досады. — Будет ужасно, если мы смиримся, не окажем сопротивления.

В сердце ее бушует мятежная отвага.

Тот же субботний день, вторая половина дня. Вариинга и Гатуирия едут в Илморог. Гатуирия сидит за рулем красной "тойоты-короллы". Они заночуют в Илмороге, а наутро отправятся в Накуру.

Сегодня они объявят ее родителям, что решили пожениться.

На Гатуирии серые брюки, белая рубашка, коричневый кожаный пиджак. Вариинга успела переодеться в длинное китенге с красными и белыми цветами, волосы заплетены в косички — от лба до затылка. Трудно узнать в этой нарядной женщине человека, спешившего утром в мастерскую в джинсах и полдня отработавшего в промасленном комбинезоне. Еще труднее вообразить, что эта модница прекрасно владеет приемами дзюдо и каратэ и даже умеет обращаться с оружием.

Гатуирия краем глаза наблюдает за Вариингой, он не устает любоваться ею! Пройдет немного времени, и эта красавица станет Вариингой ва Гатуирией. При этих мыслях молодой человек, как всегда, испытывает щемящее чувство, в теле вскипает кровь, сердце взмывает будто на крыльях…

Счастливы те, чьи сердца бьются в унисон. Девушка у калитки зовет юношу, когда он возвращается с поля боя, отстояв родину от врагов. Юноша радуется, наблюдая за любимой, набирающей в ручье воду или срывающей с грядки овощи. По ночам возлюбленные вместе сторожат побеги проса; в их жилах струится молодая, горячая кровь, сердца стремятся навстречу друг другу. "Любимая, что же мне делать? Любовь лишила меня покоя!" В такие минуты юноша, словно сказитель, играющий на гикаанди, говорит прекрасными стихами, а девушка ловит каждое слово любимого…

Такие же чувства переполняют теперь Гатуирию и Вариингу. Гатуирия заводит разговор о музыке. Вскоре после бала Сатаны он решил, что период поисков завершен и нельзя откладывать работу на завтра — завтра может и не наступить!

Он зарекся кому-нибудь рассказывать о своем замысле, пока работа над ораторией не будет завершена. Партитура для многоголосого хора и оркестра, насчитывающего добрую сотню инструментов, подвигалась медленно. Пришлось отложить помолвку; он не знакомил Вариингу с родителями, пока работа не подойдет к концу.

Два года Гатуирия посвятил своему детищу, трудился, не разгибая спины. Когда его посещала муза, он запирался в кабинете и в эти часы никого к себе не пускал.

Любое дело человеку под силу, если за него взяться всерьез. Гатуирия не только достиг творческих высот, но к тому же завоевал сердце Вариинги. Она приняла его предложение, и тогда он написал отцу, сообщая, что хотел бы вернуться после долгого отсутствия в родительский дом и ввести в него свою избранницу.

Отец тотчас ответил: "Мой единственный сын! Твое решение похвально. Ты можешь рассчитывать на отцовское благословение. Мое неохватное имущество нуждается в толковом управляющем, получившем современное образование. Приезжай скорее, чтобы я смог заказать тебе костюмы у лучшего портного и самые дорогие кольца. В твою честь будет зарезан тучный теленок, мы весело попируем, ибо ты словно воскрес из мертвых: сгинул без вести, а теперь нашелся. Привози свою суженую, порадуемся твоему счастью. Господь услышал мольбу наших сердец!"

— Значит, завтра заколют теленка в твою честь! — говорит Вариинга.

— И не одного, — сквозь смех отвечает Гатуирия. — Судя по письму, родители ждут не дождутся блудного сына, который долго странствовал вдали от родины, растрачивая молодые годы на буйные пороки. Уверен, отец неустанно молился богу, чтобы тот наставил меня на путь истинный, чтоб я перестал метать бисер перед свиньями!

— Теперь выяснится, что ты по-прежнему его мечешь.

— Когда он увидит, кого я ему привез, его сердце возликует.

— Из-за меня или из-за оратории? — спрашивает Вариинга с озорными искорками в глазах.

— Как ты можешь сравнивать свою красоту с нотной бумагой! — Гатуирия притворно гневается. — После бала Сатаны тебя как будто подменили — и внешне, и внутренне. Твоя кожа нежнее, чем самое дорогое притирание; глаза сверкают ярче звезд на небе. Щеки как спелые ежевички. В твоих волосах хочется спрятаться, как в тени дерева. А твой голос слаще любого музыкального инструмента. Вариинга, любовь моя, ты музыка души!

Его слова поражают Вариингу, она вздрагивает. Тень скользит по ее лицу, искорки в глазах гаснут. Как же так: те же слова она слышала два года назад во сне… Вариинга не хочет говорить Гатуирии о внезапно охватившем ее страхе. Ей неприятны его комплименты. Она старается направить беседу в иное русло.

— Расскажи об оратории, — просит она. — Никогда бы не подумала, что музыку можно сочинять годами.

— Мне хотелось отразить всю историю нашей страны. Оратория написана для оркестра, состоящего из сотен инструментов, для тысячеголосого хора. В партитуре указано, где вступать каждому инструменту, каждому певцу. Мой друг, музыка разная бывает; песня песне рознь! Если бы я тебя не встретил, не заглянул в твои глаза, если бы любовь не окрылила мое сердце, вряд ли оратория была бы написана. Сидя запершись в кабинете, я видел перед собой твое прекрасное лицо, ты ободряла, поддерживала, утешала меня. "Вот закончишь работу, — говорила ты, — и мы уедем вместе. Тебя ждет особая награда, несравненный приз…"

Гатуирия решил преподнести ораторию Вариииге вместо обручального кольца. Он подарит ей экземпляр партитуры в присутствии родителей, а первое исполнение состоится в день свадьбы. Завтра они сделают важный шаг навстречу своему союзу: Гатуирия передаст девушке двести листов нотной бумаги — результат двухлетних напряженных трудов…

— Я спрашиваю тебя о музыке, а ты опять за свое: "Твое прекрасное лицо!.." — сердится Вариинга — ей не удается изменить тему.

Сколько трудностей пришлось ему преодолеть! Как объяснить все это словами? Работа заняла два года, за две минуты о ней не расскажешь. Он, конечно, может восстановить в памяти весь процесс поиска гармонии голосов и звуков: они сливаются воедино, а затем разбегаются каждый по своей тропинке, а потом снова сливаются и текут, подобно Тхиририке, несушей свои воды по долине к морю. Голоса, сливаясь, дополняют друг друга, как цвета радуги. То же происходит и с музыкальными инструментами. Гатуирия отчетливо слышит, как они звучат в унисон, а потом по очереди солируют, ведут каждый свою тему. Сердца слушателей будут то взмывать ввысь, то никнуть в пучине скорби. Гатуирия видит их лица; по окончании концерта они выходят из зала, негодуя на тех, кто продает душу чужеземцам; восхищаются подвигами героев, спасших народ от иностранной кабалы. В первую очередь Гатуирия рассчитывает пробудить своим сочинением патриотизм в слушателях, любовь к Кении.