Изменить стиль страницы
Блажен хищник, который плачет крокодиловыми слезами,
Потому что его никогда не разоблачат.
Блажен тот, кто спалит чужой дом,
А наутро сочувствует погорельцу —
Он прослывет отзывчивым и чутким.
Блажен тот, кто крадет у ближнего пять шиллингов,
А затем возвращает ему полшиллинга на соль —
Его назовут щедрым.
Если же ты крадешь у масс,
Даже не пытаясь дурачить их сладкими речами,
То горе тебе!
Когда массы пробудятся,
Тебе несдобровать,
Да и нам заодно с тобой не поздоровится,
Хоть мы и умели скрывать грязные дела
Под покровом ханжества.

Рабочий катехизис звучит иначе:

Я верю, что рабочие — одна семья.
Долой различья в вере, племени и цвете кожи!
Наша сила —
В крепкой спайке и организации.
Все, кто шагает вместе, с пути не собьются.
А те, кто не спаян, от первой пули разбегутся.
Вот отчего я верую в единство.
В нем мощь и сила тружеников.
Империалисты и их местные лакеи —
Враги прогресса, враги рабочих и крестьян,
Враги всего народа.
Клянемся бороться до конца с колониализмом!
Неоколониализм — последняя конвульсия
Агонизирующего империализма!
Теперь все вместе исполним рабочий гимн!

Оратор запел, другие подхватили, их голоса взмыли в могучем хоре. Кто-то тронул Вариингу за плечо. Она оглянулась — это был Мутури. Она пошла за ним в укромное местечко позади пещеры.

— Послушай, — заговорил Мутури, вглядываясь в лицо Вариинги, словно желал прочесть все ее сокровенные тайны, — могу я довериться тебе, дать кое-что на хранение до завтра?

— А что именно? — спросила Вариинга.

— Железную трубу, извергающую смертельный огонь и дым, — сказал Мутури, по-прежнему наблюдая за Вариингой.

"Что ж в этом особенного?" — подумала она, а вслух сказала:

— Давай, но только завтра ты ее заберешь.

— В моем распоряжении считанные минуты, — заторопился Мутури. — Я наблюдал за тобой вчера в матату и сегодня в пещере и решил, что тебе можно доверить наш рабочий секрет. После того как мы расстались на дороге, рабочие пришли сюда и дали бой ворам. Видела, какая сила — рабочее единство? Воры были вооружены, но ни один из них не смог пустить оружие в ход — их напугал грозный вид демонстрантов. Только Кихаху ва Гатхика попытался выстрелить в меня. Я оказался проворнее, чем он, и выбил у него из рук оружие. Завопив от боли, он пустился наутек, полетел, как стрела из туго натянутого лука. Я подобрал железку, из которой он собирался уложить меня. Вот она. Пистолетик маленький, как раз по твоей ладони. Его можно сунуть в карман. Посмотри, как он сверкает! Делали его искусные рабочие руки, а из него чуть не уложили другого труженика. Так уж повелось: рабочие сами куют себе цепи. Теперь пистолет наконец вернулся к законным хозяевам, попал, как говорится, по назначению. Такие вот железки в рабочих руках избавили в свое время Кению от колониализма. Сегодня оружие нам тоже не помешает. Как иначе защитить богатство, единство и свободу родины? Впрочем, хватит мне проповедовать. Вечером снова будут стычки, это уж наверняка. Возьми пистолет, спрячь в сумку. Встретимся завтра в десять утра на автобусной станции. Никому его не показывай, даже Гатуирии, С этими образованными никогда не знаешь, на чьей они стороне: неустойчивы, как дождевая капля на листке. Теперь иди и будь начеку. Пистолет послужит тебе пропуском на наш рабочий праздник — доживем и мы до счастливых дней.

Мутури передал Вариинге пистолет; сердце ее затрепетало. Но на смену робости пришла отвага — застучала в каждой клеточке ее тела. Теперь ей ничто на свете не страшно, она не спасует ни перед чем. Все сомнения и страхи улетучились, едва Мутури доверил ей рабочий секрет. Она хотела расспросить его о том, как он спас ее на переезде в Накуру, но передумала, спросила о другом:

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу задать тебе один вопрос. Кто ты?

— Я? — переспросил Мутури. — Я представитель подпольной рабочей организации, действующей в Найроби. Больше ни о чем меня не спрашивай. Береги себя и помни — ты не одинока.

На этом они расстались. Вариинга вернулась к Гатуирии, все время думая о секрете, доверенном ей Мутури. Она решила, что разумнее всего поскорее отнести пистолет к себе, и потому объявила Гатуирии, что очень устала и хочет поспеть домой засветло.

Лицо Гатуирии помрачнело. Он-то надеялся проводить ее, но не решался предложить свои услуги.

— Я хотел досмотреть этот спектакль до конца, — промямлил он. — Как бы нам увидеться завтра?

Договорились встретиться в полдень у гостиницы "Солнечный свет". Вариинга собиралась спеть Гатуирии напоследок обрядовую песню, которую слышала в детстве:

Теперь ты меня видишь
И можешь хорошенько разглядеть.
Заря на небе заиграла,
Мне все равно: жизнь или смерть.
Заря на небе заиграла…

Но оставила это до следующей встречи. Она шла по дороге, а сердце ее так и взмывало ввысь, словно на крыльях. Не подождать ли попутного матату? И тут она вспомнила про Мвауру, вспомнила об угрозе, нависшей над Мвирери ва Мукираи, и поспешила в гостиницу "Зеленая радуга" — может, удастся уговорить Мвирери не ехать сегодня в Найроби.

Вариинга не могла бы объяснить, что побуждало ее к этому шагу. Наверное, долг, ведь ее саму дважды спасали от верной смерти совершенно незнакомые люди. Вариинга вспомнила недавний сон. Или это был не сон, а откровение? И голос, что слышался ей, тоже был настоящий?

Нет, конечно же, ничего ей не почудилось. То был голос сатаны, голос искусителя. Он так верно изобразил происходящие в стране события, так метко охарактеризовал неоколониализм в Кении, однако предложенный им путь к спасению был ложным. Если бы Вариинга последовала наставлениям дьявола, то поплатилась бы за это жизнью. Он искушал ее цветами корыстного индивидуализма, склонял торговать телом! Отдать лукавому душу, превратиться в пустую оболочку, порожнюю ракушку, уподобиться Ндингури ва Кахахами? И все ради денег! О боже, ни за что! Хватит с нее одного раза, твердо решила Вариинга, словно пистолет Мутури придал ей неукротимую отвагу. Она легко, без колебаний отвергнет соблазнительные посулы сатаны. Патриотов не удастся склонить к тому, чтобы они торговали родиной — оптом или в розницу.

Навстречу ей прогромыхали два армейских грузовика, в кузовах — вооруженные до зубов солдаты, "Господи, теперь в пещере прольется кровь", — сказала себе Вариинга, подумав о толпящихся у ее входа рабочих, о Гатуирии, Мутури. Ей стало страшно за них.

Вспомнив о своем неотложном деле, она ускорила шаг. Солнце уже зашло, но еще не стемнело. Она настолько погрузилась в свои думы, что едва не прошла мимо неоновых огней "Зеленой радуги".

— Мвирери ва Мукираи? — переспросил портье, точно с первого раза не расслышал вопроса Вариинги.

— Да.

— Он только что уехал. И пяти минут не прошло.

— А на чем? — спросила Вариинга.

— Наматату. Я в жизни не видел подобного: весь кузов расписан какими-то глупостями. — Портье рассмеялся.