— Она слишком прекрасна, чтобы убивать ее, о вождь! — отвечал я храбро. — Кроме того, я люблю ее и прошу ее жизни как милости!

— Поверните девушку ко мне лицом! — велел Чака.

Приказание его было немедленно исполнено.

— Опять ты сказал правду, сын Македама. Я жалую тебе этот подарок. Она тоже поселится в моем шалаше и будет одною из моих «сестер». Теперь расскажи мне свою историю, но смотри! Говори правду.

Я сел на землю и рассказал все, как было. Выслушав, Чака обратился к своему военачальнику.

— Я беру свои слова назад. Не нужно изувечивать этих людей из племени лангени. Один умрет, а другому будет дана свобода. Мопо, ты видишь перед собой труса, — и он указал на человека, которого перед тем выводили за ворота. — Вчера уничтожен по моему приказанию крааль колдунов-чародеев, наверное, вы шли мимо него. Этот человек и трое других напали на защищавшего свою жену и детей воина того крааля. Он храбро дрался и убил трех моих людей. Тогда эта собака побоялась встретиться с ним лицом к лицу. Трус метнул в него ассегай, после чего заколол его жену. Он должен был сразиться с мужем этой женщины в рукопашном бою! Теперь я хочу сделать ему великую честь. Он будет бороться на смерть с одной из свиней твоего хлева, — он указал копьем на людей моего племени, — а тот, кто останется в живых, пусть бежит — за ним будут гнаться так же, как они гнались за тобой. Эту вторую свинью я отсылаю в хлев с костью от меня. Ну, выбирайте между собой, дети Македама, кто из вас останется в живых?

Эти двое моих соплеменников были братьями и любили друг друга, каждый из них готов был умереть, чтобы дать свободу другому.

Оба разом выступили вперед, выражая готовность на единоборство с зулусом.

— Что? Неужели и свиньи имеют чувство чести? — насмешливо спросил Чака. — В таком случае, я сам решу этот вопрос. Видите этот ассегай? Я подброшу его в воздух: если он упадет клинком кверху — тот, кто из вас выше ростом, получит свободу, а если же он упадет рукояткой книзу, то свободу получит тот, кто ниже!

С этими словами он подбросил ассегай в воздух. Все напряженно следили за тем, как оружие закружилось в воздухе и упало рукояткой на землю.

— Поди сюда, ты! — обратился Чака к тому, кто был повыше. — Спеши назад в крааль Македама и скажи ему: так говорит Чака, Лев зулусов: много лет тому назад женщина твоего племени отказалась дать мальчику Чаке кружку молока — сегодня собака сына твоего Мопо воет на крыше твоего шалаша. Ступай!

Человек обернулся, пожал руку своему брату и ушел, унося с собой слово дурного предзнаменования. Затем Чака обратился к зулусу и к оставшемуся воину моего племени, приказав начать единоборство.

Воздав хвалу могущественному вождю, они начали яростную битву. Мой соплеменник победил зулуса. Едва он успел перевести дух, как должен был пуститься бежать, а за ним погнались пятеро выбранных людей. Моему соплеменнику удалось убежать. Он скакал, как заяц, и благополучно ушел от них. Чака не рассердился, я думаю, он сам приказал своим воинам не особенно торопиться. В жестоком сердце Чаки была очень хорошая черта: он всегда готов был спасти жизнь храброго человека, если мог это сделать, не роняя своего достоинства. Я был очень рад тому, что мой соплеменник победил воина.

Глава V

Мопо назначен царским врачом

Теперь ты знаешь, отец мой, при каких обстоятельствах моя сестра Балека и я, Мопо, поселились в краале Чаки, Льва зулусов.

Зачем я так долго рассказывал об этом? Эти обстоятельства имеют отношение к истории рождения Булалио Умелопогаса — Умелопогаса-убийцы и Нады-прекрасной, о любви которых я хочу вам рассказать.

Нада была моей дочерью, а Умелопогас, что известно лишь немногим, сыном царя Чаки, рожденным сестрой моей Балекой.

Когда Балека пришла в себя от усталости, ее прежняя красота вернулась, и Чака взял ее в жены. Она поселилась среди женщин, которых он называл «сестрами». Меня Чака взял в число своих врачей, и так ценил мои медицинские познания, что со временем сделал главным врачом. Это был важный пост, занимая который в течение нескольких лет, я стал обладателем многих жен и большого количества скота. Но звание это влекло за собой и большую опасность. Встав утром здоровым и сильным, я не мог быть уверен, что ночью не стану окоченевшим трупом. Многих своих врачей Чака убивал. Как бы хорошо они его ни пользовали, их постигала та же участь. Неминуемо приходил день, когда царь чувствовал себя нездоровым или был не в духе и тогда он истязал своего врача. Мне же удалось избежать такой участи, во-первых, благодаря моим медицинским способностям, а во-вторых — в силу клятвы, данной мне Чакой в детстве.

Куда бы ни шел царь, за ним следовал и я. Я спал рядом с его шалашом, сидел за ним во время совета, в битве я находился всегда при нем. О, эти битвы! Эти битвы! В те времена люди умели сражаться, отец мой. В те дни коршуны тысячами сопровождали наши войска, гиены стаями ходили по нашим следам, и все были довольны. Никогда не забуду я первой битвы. Я находился рядом с Чакой. Это было вскоре после того, как царь построил себе новый крааль на берегу реки Умллатуза. Вождь Цвид в третий раз пошел войной на своего соперника. Чака выступил ему навстречу с десятью отрядами (около 30 000 человек), впервые вооруженных короткими копьями. На длинном отлогом холме, как раз против нашего войска, расположились отряды Цвида — их было семнадцать. От этой массы чернокожих сама земля казалась черной. Нас разделяла долина с ручьем посередине.

Всю ночь наши костры освещали долину, всю ночь пели воины. На рассвете волы замычали, войска начали подниматься, воины бодро вскакивали на ноги, стряхивали утреннюю росу с волос и щитов. Да! Они радостно готовились идти на верную смерть. Отряды один за другим строились в боевой порядок. Утренний ветерок освежал их, перья, украшавшие их головы, слегка колебались. За холмом загоралась заря смерти, бросая багровый отблеск на медно-красные щиты, место битвы тоже казалось красным, даже белые перья вождей порозовели. В этом они видели предзнаменование смерти — и что же? Храбрецы смеялись при мысли о приближающейся битве. Что такое смерть? Разве не хорошо умереть под ударом копья? Что такое смерть? Разве не счастье умереть за своего царя? Смерть — оружие победы. Победа будет невестой каждому из них в эту ночь. О! Как нежна ее грудь! Чу! Раздается воинственная песнь «Ингомо», она приводит в исступление бойцов. Она начинается слева и, как мяч, перекатывается от одного отряда к другому.

В глазах Чаки тоже отражается смерть. Смерть и убийство. Вот он поднял свое копье, и сразу наступила тишина, только эхо песни еще перекатывается по вершинам холмов.

— Где же дети Цвида? — громко спросил Чака, словно бык проревел.

— Там, внизу, отец! — отвечали воины. Копье каждого воина указало на долину.

— Что же они не выступают? — снова закричал он. — Не стоять же нам здесь до старости!

— О нет, отец! — ответили все сразу. — Начинай! Начинай!

— Пусть отряд Умкланду выступит вперед! — закричал он в третий раз.

И в ту же секунду черные щиты Умкланду выдвинулись из рядов войска.

— Идите, дети мои! — воскликнул Чака. — Вот неприятель. Идите и больше не возвращайтесь!

— Мы внемлем, отец! — прокатилось по рядам, и они двинулись по откосу, словно бесчисленное стадо со стальными рогами.

Вот они перешли поток, и только тогда Цвид как бы проснулся. Ропот пронесся по его войску, копья засверкали в воздухе.

— У-у, вот они идут! У-у, они встретились. Слышен гром их щитов! Слышны звуки воинственной песни!

Ряды колышутся взад и вперед. Воины Умкланду отступают — они бегут! Они кидаются назад через поток — правда, только половина их, — остальные мертвы. Рев ярости несется по рядам, один Чака улыбается.

— Расступитесь! Расступитесь! Дайте дорогу «красным девицам» Умкланду! — и с поникшими головами они возвращаются.

Чака шепотом говорит несколько слов своим приближенным. Они бегут и шепотом передают приказание Менциве — полководцу и остальным начальникам отрядов.