«Каспийское море ― море само по себе, никак не связанно с другими морями, ибо во всяком море, если оно только море, какое ни на есть, плавают греки ― и по другую сторону Геркулесовых столбов, в море, называемом морем Атлантиды, и в море Эритрейском. Каспийское море очень разновеликое: корабль на веслах пройдет его вдоль за 15, поперек ― за 8 дней. Берегом моря на западе служит Кавказ. На востоке простираются обширные равнины массагетов[288]».

Лукулл, повторимся, хотел увидеть Каспийское море, изоляция которого, столько раз оспариваемая, была признана Геродотом за пять сотен лет до появления Иисуса Христа. Очень возможно, что он отправился к морю из местности, где сегодня расположен Гори, пересек то, что после стало Грузией, и добрался до степей между Курой и Араксом. Там, говорит Плутарх[289], он встретился с таким большим количеством змей, что его перепуганные солдаты отказались дальше идти, и что он, в свою очередь, вынужден был отказаться от своего замысла, находясь примерно в 20 лье от Каспийского моря. Еще и теперь в степях Мугана[290] так много змей, что идущим через эти степи верблюдам надевают сапоги и намордники для защиты их ног и носов.

Если проследить в истории усилия Петра I, направленные не только на то, чтобы первенствовать на Черном и Каспийском морях, но и на полное овладение ими, то придешь к убеждению, что он был одержим великим замыслом вернуть Астрахани былое величие, привлекая к провозу по своим территориям товары из Индии.

Он сам отправился в Астрахань, сам обследовал пригодные для судоходства и наименее подверженные затягиванию песком проходы в устье Волги. Доверяясь лишь голландцам, велел им обследовать берега Каспийского моря смежных владений. Указал место лазарета; проект Петра I, который будто бы указал своим архитекторам точное местоположение, случайно обнаружили в архивах города лет 20 назад после того, как дважды оставляли начатые стройки, и когда, замечаем, было решено построить лазарет там, где он находится теперь.

Петр ценил исключительное расположение Астрахани, знал, какую блистательную роль она играла на протяжении XII, XIII, XIV веков в коммерческих связях Европы и Азии. Расположенная в устье самой большой судоходной реки Европы, она еще через Каспийское море сообщалась с Туркестаном, Персией, Грузией и Арменией; перешагивая клин земли в 15 лье, ― с Доном, то есть с центральными провинциями империи, с Черным морем, Босфором и Дунаем. И действительно, до того, как Васко да Гама[291] в 1497 году отыскал проход у мыса Доброй Надежды, уже открытый Бартелеми Диасом[292] в 1486 году, пряности, благовония, духи, ткани, кашемировые шали не знали другой дороги, кроме Евфратской, что оканчивалась в Тире, или Персидской, что оканчивалась в Исфагане. Там она разделялась на две: одна вела к Черному морю ― до Эрзерума; другая ― к Каспийскому морю через Тегеран и Астрабад, и, следовательно, в Астрахань. Оттуда с кубанскими и волжскими караванами товары достигали Черного моря; затем, попав на Черное море, поднимались по Дунаю, шли в Венецию конкурировать с товарами, поступающими из Тира и, распространяясь к северо-западу, украшали Брюгге, Антверпен, Гент, Льеж, Аррас и Нанси. Для того, чтобы завладеть этой коммерцией, генуэзцы в 1260 году пришли занять берега Тавриды и распространили свои торговые конторы до городка Таны[293] на Дону. Когда коммерция отважных итальянских спекуляторов была в наибольшем расцвете, грянула неожиданная весть, что турки во главе с Магометом II овладели Константинополем. Через 20 лет все генуэзские колонии были в руках оттоманцев. Еще какое-то время Венеция боролась, но и она потеряла одну за другой свои торговые точки на Архипелаге. Наконец, когда да Гама отыскал путь в Индию, турки, чтобы изменить направление европейской коммерции, закрыли европейским кораблям доступ в пролив Дарданеллы. Это случилось, когда Астрахань шла к упадку, а Смирна возвышалась. Расположенная в стороне от пролива, Смирна унаследовала монополию на торговлю Востока и сохранила ее до середины XVII века. В течение этого времени Астрахань чахла, агонизировала, хотя Иван IV, Алексей и Петр Великий делали все, что могли, чтобы гальванизировать тело большого татарского города. Сегодня не Индия снабжает роскошными товарами провинции Запада, а наоборот ― Англия через Трабзон наводняет Персию, Афганистан и страну Белуджей своими коленкорами и печатными хлопчатобумажными тканями, объем торговли которыми достигает 50 миллионов франков в год. Поэтому, к моему глубокому отчаянию, тщетно искал я в Астрахани те великолепные ткани из Индии и то богатое оружие из Хорасанa[294], что рассчитывал там найти; в Астрахани остается едва ли не пять-шесть персидских лавочек, и там ценят, если их посещают; ни одна из них не достойна назваться магазином. Единственная примечательная вещь, которую я нашел, ― великолепный хорасанский кинжал с гравированным клинком, вмонтированным в рукоять зеленой слоновой кости. Я заплатил за него 24 рубля. Перс, который продал мне кинжал, три года назад повесил его на гвоздь, и хоть бы один любитель нашелся его оттуда снять.

На следующий день после приезда пришел начальник полиции с приглашением посетить жилища нескольких армянских и татарских семей. Прежде он позаботился, чтобы послать спросить, не ранит ли их национальные и религиозные чувства наш визит. Действительно, некоторые пуритане показали свое нежелание видеть нас в своем интерьере, но другие, более цивилизованные, ответили, что приняли бы нас с удовольствием.

Первая семья, которой нас представили, или, вернее, представленная нам, была армянской: отец, мать, сын и три дочери. Эти отважные люди потратились, чтобы нас принять. Мы увидели сына у печи, занятого приготовлением шашлыка ― в свое время расскажем, что такое шашлык ― тогда как три дочери и мать ставили на стол разные конфитюры, в том числе из винограда трех-четырех видов. Меня заверили, что в Астрахани насчитывается 42 сорта винограда. Что касается варенья, сомневаюсь, что в мире есть народ, который готовит его лучше, чем армяне. Я попробовал пять видов варенья: из роз, круглой тыквы, черной редьки, орехов, спаржи. Быть может, и не вызовет ни тени раздражения узнать, как приготавливается варенье этих видов. Вот рецепты.

Варенье из роз. Обдают кипятком лепестки роз и кипятят в меду, пока не сварятся, о чем узнают, когда они становятся желтыми. Массу перемешивают с толченой корицей и разливают в горшки.

Варенье из круглой тыквы. Бланшируют ломтики тыквы в воде с известью в течение трех дней; затем, в течение шести других дней вымачивают в холодной воде, которую меняют дважды в день; посыпают пудрой корицы, варят в меду и раскладывают по горшкам.

Варенье из черной редьки. Чистят редьку, как чистят хрен; вымачивают ее три дня, меняя воду дважды в день. На четвертый день ее бланшируют в горячей воде, отжимают через салфетку до последней капли, сдабривают пудрой корицы и варят в меду.

Ореховое варенье. Берут зеленые орехи, снимают кожуру до скорлупы, помещают на три дня в воду с известью, вынимают и вымачивают шесть дней в холодной воде, меняя ее дважды в день; затем держат их день в горячей воде, после этого варят в меду с корицей.

Варенье из спаржи. Чистят спаржу (по-армянски спаржа ― лачер), особого редкого вида, кладут в воду, кипятят 10 минут; затем ее бросают в холодную воду и оставляют на два дня; посыпают корицей, варят в меду.

Корица, следовательно, незаменимая приправа. Все люди Востока обожают корицу и совсем не могут без нее обходиться, как русские ― без укропа, немцы ― без хрена, а мы ― без горчицы.